Федор Достоевский - Письма (1857)

Я Вам пишу: Анна Сергеевна, а наверно не знаю. И потому будьте так добры, уведомьте меня, правильно ли пишу или нет?

Посылаю Вам 181 руб. (сто восемьдесят один) рубль за Вашу повесть "Послушник", которая напечата<на> в "Эпохе", в 9-м (сентябрьском) № под названием: "Михаил". Название "Послушник" было не то чтоб запрещено, а забраковано духовной цензурой. Эту повесть дух<овная> ценз<ура> первоначально запрещала, и потому я должен был согласиться на многие вымарки и исправления. Некоторые из этих исправлений, и по моему личному убеждению, - были нужны. (Н<а>п<ример>, все чувства Михаила по поводу монастыря и монахов по возвращении из Москвы и перед отъездом в Москву были вымараны, а по-моему, и хорошо, потому что упоминать о них лишнее. Кто не поймет их и без разжевывания? От этого сокращения повесть становится короче, сжатее и нисколько не темнее. Всё ясно. При этом прибавлю, что величайшее умение писателя, это - уметь вычеркивать. Кто умеет и кто в силах свое вычеркивать, тот далеко пойдет. Все великие писатели писали чрезвычайно сжато. А главное - не повторять уже сказанного или и без того всем понятного. Простите за это отступление). Может быть, я слишком наивен, высовываясь Вам давать советы. (Мне бы и первое письмо Ваше, где Вы просили советов, не следовало бы принимать буквально, не так ли?)

Повесть Ваша ("Михаил") всем близким к редакции людям и постоянным нашим сотрудникам - очень понравилась. Один из них (Страхов, он же пишет "Заметки летописца"), мнению которого я более всех доверяю, - находит у Вас большое прирожденное мастерство и разнообразие. (Разнообразие, как, наприм<ер>, сюжет "Сна" и "Монашеская жизнь"). Вообще "Михаил" многим нравится. "Сон" же не всем. Мое мнение Вы знаете.

Вам не только можно, но и должно смотреть на свои способности серьезно. Вы - поэт. Это уже одно много стоит, а если при этом талант и взгляд, то нельзя пренебрегать собою. Одно - учитесь и читайте. Читайте книги серьезные. Жизнь сделает остальное.

Да еще надобно верить. Без этого ничего не будет.

Идеал Ваш проглянул недурно, хоть и отрицательно. Михаил, который не может по натуре (то есть бессознательно) помириться с чем-нибудь, что ниже идеала, - идея глубокая и сильная.

Вы мне не ответили на последнее письмо (несколько строк) при отсылке Вам денег за повесть "Сон". И я до сих пор не знаю, получили ли Вы их или нет?

И потому, сделайте одолжение, напишите хоть два слова, что получили деньги за "Михаила" (которые теперь посылаю). За "Михаила" я рассчитал по 50 руб. с листа.

Искренно преданный Вам

Ваш слуга Ф. Достоевский.

14 декабря/64.

Извините, что я опоздал выслать Вам деньги за "Михаила" две недели.

Многоуважаемый Иван Сергеевич,

Простите, что Вас беспокою. Вы обещали, в случае если у Bas будет повесть, не забыть нас. Теперь, для журналов, время самое критическое. Если б можно было в январе поместить хоть что-нибудь Ваше, - было бы великолепно. Не претендую ни на что; к тому же Вы сказали, чтоб Вас не беспокоить. Но здесь говорят и даже печатали, что у Вас начат ряд рассказов и некоторые окончены. Говорил об этом мне и Ковалевский. Если Вам не противно напечатать хоть один из этих рассказов теперь, то дайте ради бога. Если только это в чем-нибудь Вас не расстроит. Мы, во-1-х, явились бы с Вами, а во-2-х, мы сдержали бы слово, и все бы видели, что мы сдержали слово (я в объявлении о журнале напечатал только, что надеюсь поместить в "Эпохе" первое, что Вы напишете).

Не хвалясь скажу, что журнал наш становится на первое место, по крайней мере из петербургских. Спешим мы очень, и это нам очень вредит, но публика довольна. Отзывы слышим хорошие, слишком даже. Но это еще только начало. С будущего года (особенно когда войдем в сроки: журнал опоздал после смерти брата) пойдет другое, втрое лучше будет, я за это отвечаю. Сижу день и ночь, езжу, пишу, корректую, вожусь с типографиями и цензорами и проч. Здоровьем не могу похвалиться, но в конце апреля непременно поеду на 3 месяца поправляться за границу. Заеду и к Вам. А с осени опять засяду. За границей хочу писать большую повесть. Впрочем, бог знает что еще впереди, а покамест надо получше издавать журнал. А знаете что? Оказалось, что я не совсем непрактический человек. Дела идут очень недурно. Подписка у всех началась поздно, но из петербургских, слышно, началась хорошо только у нас. Никогда я еще не был в такой каторге, как теперь. Можете себе представить, как Вы меня обрадуете удовлетворительным ответом. Но во всяком случае черкните мне хоть две строчки в ответ на это письмо. Хоть два слова, чтоб я знал. Поддержите журнал, Иван Сергеевич!

Ваш весь Ф. Достоевский.

Декабря 14/64 года.

Если б Вы выслали рассказ даже 1-го января нашего стиля, то и то он придет вовремя. Даже еще и этого позже можно.

Но не сочтите каким-нибудь образом моего письма за назойливость. Я слишком хорошо понял Ваши слова о том, чтоб Вам не мешать. Во всяком случае не сердитесь.

Многоуважаемый Александр Николаевич,

Боюсь ужасно раздражать Вас моим надоеданием и крайне досадую на обстоятельства, принуждающие меня еще раз писать Вам о том же. Недели три тому назад я послал Вам просьбу: дать нам что-нибудь Ваше на январь. Требуется выйти с чем-нибудь капитальным, а у меня на январь еще ничего нет. А пора уже начинать печатать. Журнал идет хорошо, и тут-то бы Ваша вещь повершила бы дело. Умоляю Вас: рассейте мое беспокойство, пришлите мне два слова - да или нет, чтобы только знать.

Боюсь, не рассердились ли Вы на меня за что-нибудь, на мою назойливость, например. Боюсь тоже, не потерялось ли мое письмо к Вам (что с одним (1) письмом моим еще на днях случилось). Во всяком случае, я помню Ваше уверение в добром к нам расположении и верю в него, а потому и надеюсь, что Вы взглянете на это письмо снисходительно.

С искренним уважением

Ваш весь Ф. Достоевский.

Петербург. 30 декабря/64.

NB. Если даже и к 15-му января Вы бы могли мне что-нибудь выслать, то и тогда поспело бы.

Мы в таком исключительном положении с нашим журналом и в литературе и в публике, что надо в высшей степени заботиться поддержать себя.

(1) вместо: с одним - было: со мною

Милостивый государь Александр Александрович,

Эмилия Федоровна просит меня Вас уведомить, что по векселю моего покойного брата (в 1450 р.), которому срок 30 янв<аря>, она никаким образом Вам уплатить не может. Просит Вам также напомнить, что после брата ни ей, ни детям никакого наследства не осталось, и если она заплатила уже некоторые из долгов покойного, то единственно потому, что дорожит его памятью.

После брата остался журнал - весь в долгах (по случаю прекращения его в 63-м г.). Я, на собственные деньги, продолжал его. Если мы с Эмилией Федоровной будем уплачивать теперь, когда самим страшно нужны деньги, долги не наши, а покойника, то очень себя обессилим. И однако же, и она и я - мы положили общими силами заплатить все долги дорогого нам покойника. Вследствие чего и предлагаем Вам (если захотите): 30 января получить от нас 450 р. деньгами, а на остальные тысячу рублей взять вексель, подписанный уже Эмилией Федоровной и мною, на три месяца (по 20 апреля). Таким образом, этот долг брата будет причислен к текущим журнальным делам. Мы же до сих пор по векселям, нами выданным, платили исправно и этим (журнальным) делом дорожим.

Рассудите, Александр Александрович, не будет ли это для Вас выгоднее? Мы Вам прямо говорим: всех денег (1450) в такой короткий срок (до 30 янв<аря>) мы никак не можем уплатить. Вам тоже придется ведь хлопотать по векселю брата. Мы же не от каприза отказываемся и полное желание имеем, но нет в настоящую минуту денег, так что нам даже малейшая отсрочка дорога.

Эмилия Федоровна кланяется Вам и свидетельствует свое почтение.

Ваш покорнейший слуга

Ф. Достоевский.

13 января/65.

Петербург. 29 января/65.

Милостивый государь Александр Александрович,

Сколько я ни бился, как ни разрывался, чтоб доставить Вам обещанные 500 р. к сроку, но ничего не мог сделать. До самого последнего дня надеялся, что сколочусь и достану их; ничего не вышло, кроме того, что теперь предлагаю Вам, а именно: податель письма этого, Федор Михайлович Достоевский, племянник мой и сын покойного Михаила Михайловича, вручит Вам 250 р. деньгами и, сверх того, перевод на московского Базунова (Ивана Григорьевича), по которому Вы получите 25 февраля (но никак не раньше) 750 рублей, о чем я уже и просил нашего петербургского (Александра Федоровича) Базунова уведомить в Москве дядю его Ивана Григорьевича. Это всё, что я могу сделать, и это последние слова мои. (1) Пишу так не потому, что не хочу заплатить Вам сейчас (странно было бы и думать это), но потому, что не могу, положительно не могу иначе.