Таким образом, мы видим, что сторонники террора поддерживали экстремизм независимо от идеологии и даже национальной ориентации лишь бы он был направлен против существующих порядков. Разногласия по теоретическим вопросам среди разных политических группировок были менее важны, чем практические действия. Более того, склонность большинства российских экстремистских организаций к объединению для успеха террористической деятельности приводила к определенной размытости границ между отдельными группами; это позволяет предположить, что российские политические партии еще не достигли высокого уровня самоопределения; они были скорее движениями, а не партиями в точном смысле этого слова. Рядовые радикалы российского левого блока и их лидеры редко видели в догматических, организационных или даже национальных границах препятствие к деловому сотрудничеству(160). Считая всех революционеров в России и во всем мире братьями по духу, они не боялись действовать единым фронтом.
Глава 7 КАДЕТЫ И ТЕРРОР
Не случайно ведь также и то обстоятельство, что многие русские либералы… всей душой сочувствуют террору и стараются поддержать подъем террористических настроений…
В.И. Ленин(1)
Беспрецедентный размах террористической деятельности, ставший неотделимой частью русской жизни в период революции 1905–1907 годов, заставил все политические партии и группировки определить свое отношение к политическим убийствам. Не составила исключения и Конституционно-демократическая партия (кадеты), также известная под названием «Партия народной свободы», официально образовавшаяся в октябре 1905 года. Однако если вполне определенное отношение к террору всех других политических партий и организаций не оставляет места сомнениям и недоговоренностям, взгляд кадетов на политический терроризм требует особых разъяснений. Движимые всепоглощающим желанием увидеть смерть царизма, даже наиболее мирно настроенные представители левого лагеря с сочувствием относились к террористической тактике и не отставали от радикалов всех социалистических направлений и анархистов в прославлении политических убийств. Умеренные народные социалисты и члены группы трудовиков, во многом разделявшие идеологию и программу эсеров, хотя и выступавшие за более открытую политику и критиковавшие ПСР за бойкот Думы, не были готовы выступить против тактики индивидуального террора(2). Хотя эти группы сами никогда не были причастны к террористической деятельности, такие члены думской фракции трудовиков, как Л.В. Карташев и Тесля, называли террористов «славными, знаменитыми мучениками… возвышенными людьми… честнейшими и самоотверженнейшими представителями… страны». Эти умеренные социалисты открыто оправдывали террористические покушения на «народных врагов», с которыми «борьба может быть только на живот или на смерть»(3). Не только анархисты, максималисты, эсеры и социал-демократы, но и весь левый фланг оппозиционного движения более всего был заинтересован в максимальной эффективности своей борьбы с правительством, и, следовательно, ни одна из организаций этого лагеря не была готова отвергнуть террористические методы по моральным соображениям.
Хотя определение отношения к терроризму не было «предметом абстрактной морали… [и] все партии подходили к проблеме политического убийства не с точки зрения библейских заповедей»(4), а с позиций необходимости исторического момента, в своей риторике все левые говорили о морали, и нравственная сторона была важнейшим аргументом центральных и правых партий (Союза 17 октября, или октябристов, и консерваторов), используемым против любых политических убийств. Сознавая дестабилизирующую силу ежедневных покушений, подрывающих сам принцип законности и порядка, октябристы и консерваторы, несмотря на несхожесть их политических позиций, считали «всякое убийство, откуда бы оно ни исходило, столь возмутительным», что «долг и честь… требуют скорейшего осуждения террора»(5). Точно так же профессор В.Д. Кузьмин-Караваев, думский представитель небольшой Партии демократических реформ, стоящей чуть левее октябристов, не преминул заявить: «Я скажу, что решительным образом осуждаю убийства с левой стороны: я осуждаю всякую кровь!»(6)
Единственной крупной политической организацией, не разъяснившей публично свою официальную позицию по отношению к терроризму, были кадеты. Заявляя, что «партия народной свободы не сочувствует принципу политических убийств», они, однако, отказывались «провозгласить… моральное осуждение политическим убийцам»(7). Эта двусмысленность взглядов кадетов на терроризм до сих пор не привлекала внимания исследователей несмотря на то, что это является чрезвычайно важным вопросом: его можно считать ключевым моментом для определения того, как далеко кадеты, которых принято считать либералами, готовы были идти по революционному пути для достижения своих политических целей. Попытка определить позицию конституционных демократов в отношении террористической деятельности в период работы двух первых Государственных дум, а также причины и последствия кадетской политики в вопросе радикальной тактики также много говорят о российском либерализме вообще.
КАДЕТСКАЯ ТАКТИКА И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЦЕЛИ
Конституционно-демократическая партия, гордящаяся наличием среди своих членов цвета русской интеллигенции, действительно имела в своих рядах необычно большое число одаренных людей, игравших видную роль в науке, культуре и политической жизни страны . Этих журналистов, публицистов, профессоров, адвокатов и других представителей интеллектуальных профессий вряд ли было бы справедливо считать кровожадными злодеями, приветствовавшими убийства ради убийств. Не менее важно и то, что среди конституционных демократов были такие, кто явно не разделял двойственную позицию партии по отношению к террору. Однако можно лишь гадать, сколько именно насчитывалось этих внутрипартийных диссидентов, поскольку чаще всего они не решались нарушать партийную дисциплину и в лучшем случае готовы были высказывать в довольно общих выражениях свой личный протест против кровопролития(9). Но, что самое важное, определяя официальную политику партии в целом в вопросе о политических убийствах, вряд ли имеет смысл полагаться исключительно на высказывания ее отдельных членов: сами по себе возгласы возмущения различных представителей партии кадетов против крови, насилий и анархии вообще мало о чем говорили, тем более что даже крайне левые партии и группировки (кроме, может быть, некоторых анархистов и нескольких психически неуравновешенных лиц, названных одним революционером «людоедами») ни-
когда не заявляли о поддержке террора ради террора(10). Социалисты-революционеры, например, прилагали большие усилия, чтобы убедить думскую аудиторию в том, что они являются противниками «вообще всякого кровопролития» и что для них «нет ничего ценнее человеческой жизни»(11). Таким образом, общественная политика кадетской организации по отношению к политическим убийствам была тактическим вопросом, который партийное руководство должно было решать для партии в целом, независимо от личных убеждений отдельных ее членов.
Историки ведут истоки раскола между русской интеллигенцией и консервативным царским режимом по крайней мере от восстания декабристов в 1825 году, когда прозападно настроенная интеллектуальная элита начала смотреть на самодержавное правительство как на своего смертельного врага. В течение всего XIX века эта пропасть расширялась, а шансов на примирение оставалось все меньше, особенно после эпохи реакции в конце века. К 1905 году этот разрыв стал непременным свойством либерального мировоззрения в России. В то же самое время неспособность интеллигенции преодолеть свою социальную и культурную отчужденность от неорганизованных масс крестьян и рабочих, а также от в большинстве своем аполитичной буржуазии имела следствием постоянную проблему для либеральной оппозиции — отсутствие широкой социальной поддержки(12). В результате узкое и изолированное либеральное движение было просто вынуждено сблизиться с революционным лагерем. Осуществление хотя бы некоторых из своих политических целей либералы связывали с революцией, разделяя с радикалами первостепенную цель — сбросить правительство или хотя бы заставить его резко измениться. Для поддержания такой политики, при которой не было бы врагов слева, российские либералы, и особенно кадеты, были готовы проявлять сочувственное отношение к радикалам и их экстремистским методам, таким образом косвенно компрометируя свою умеренную позицию. Эта тенденция особенно видна на примере отношения либералов к политическому насилию. Принимая во внимание их отвращение к кровопролитию, с одной стороны, и то, что террор являлся главной революционной тактикой их экстремистских союзников, с другой стороны, определение отношения к терроризму было для кадетов постоянной дилеммой.
