на улицу оставалась открытой, но полицейские сочли, что
через неё убийца уходил, а не входил внутрь]. То, что тело волочили по полу, подтверждалось множественными мелкими повреждениями кожи лица, а также загрязненностью кожи лица и рук, которая была запачкана до такой степени, что невозможно было определить расовую принадлежность убитой.
Это соображение является ещё одним доводом в пользу того, что рассказ Конли о переноски трупа от лифта в дальнюю часть подвала на плече является вымыслом.
Нельзя не отметить и совершеннейшую недостоверность той части заявления Конли, которая посвящена передаче ему денег. Передача денег — это всегда подтверждение сделки, если деньги передаются, а условия не соблюдаются, то это называется в просторечии «кидок». В интересах Лео Франка, если только тот действительно убил Мэри Фэйхан и привлёк Конли для помощи в сокрытии преступления, было бы обязательно вручить подельнику деньги. Если Конли берёт деньги, стало быть, он принимает на себя обязательство по недонесению об убийстве. А если деньги он не получит, то и обязательств на себя никаких не примет.
Не надо думать, будто Лео Франк не понимал этой логической «вилки». Управляющий был неглупым и притом деловым человеком, он понимал законы взаимодействия деловых партнёров. Подельники в преступлении — это тоже в каком-то смысле деловые партнёры, просто объединяющее их «дело» незаконно, а в остальном между ними примерно такие же деловые отношения, как и у законопослушных граждан.
Лео Франк, если только он действительно привлёк Конли в качестве подельника, должен был дать ему некую сумму денег и притом довольно значительную. Он мог пообещать доплатить в будущем, дабы заинтересовать Конли в сохранении договоренности, а мог не обещать — сие не принципиально. Принципиально то, что какую-то сумму денег надлежало передать сразу же по оказании услуги. Деньги в кармане Конли — это гарантия его молчания, пусть и не очень надёжная [ибо негр может предать!], но хоть какая-то. А ежели деньги не передавать, то… то и гарантий, стало быть, никаких нет!
Поэтому то поведение Франка, которое описал чернокожий уборщик [дал деньги, а потом забрал], представляется какой-то бессмыслицей. Причём эту бессмыслицу нельзя было даже списать на жадность Лео Франка. Для него — человека весьма богатого! — 200$ не являлись суммой очень значительной. В должности управляющего он получал 150$ в месяц, но следует понимать, что эти деньги не являлись для него основным доходом. У него имелась доля в карандашном бизнесе и именно эта доля действительно определяла его благополучие. Эта статья доходов приносила ему на порядок больше!
Если бы действительно Лео Франк решил обратиться к Конли с просьбой помочь в сокрытии трупа убитой Мэри Фэйхан, то он либо сразу дал бы Конли всю сумму (200$), либо в качестве предоплаты дал значительную ее часть — скажем, 80—100$ — и пообещал бы остальное заплатить позже. Такому изложению событий ещё можно поверить с некоторыми оговорками, но вот тому сценарию, который изложил Конли — категорически нет.
Интересно, конечно же, задуматься над тем, а почему вообще в «стейтменте» Конли от 29 мая возникла тема, связанная с передачей денег? Проницательный читатель без затруднений даст правильный ответ — потому, что при личном обыске Джима Конли и обыске его жилья никаких заметных денежных сумм полиция не нашла! Никаких «заначек», никаких сэкономленных рачительным хозяином рваных долларов — ничего такого, Конли и его любовница жили от зарплаты до зарплаты. Отсутствие заметных денежных сумм сильно подрывало версию соучастия Джима Конли в убийстве, совершенном Лео Франком. И если такую версию формулировать, то следовало как-то обосновать почему же у соучастника не оказалось денег, которые, как подсказывает здравый смысл и полицейская логика, должны были у него быть. Вот Конли в своём «стейтменте» и объяснил эту важную нестыковку, дескать, деньги и правда были… большая сумма… аж 200$… и он даже держал их в руках… да только Лео Франк, дав подержать пачку банкнот, сразу же забрал их обратно.
В этом месте у кого-то из читателей может возникнуть обоснованный вопрос: чего ради автор уделил столько места рассказам о том, как Джим Конли видоизменял свои показания? Как эти детали могут повлиять на оценку виновности или невиновности Лео Франка или Ньюта Ли?
Дело заключается в том, что для правильного понимания последующих событий изложенные выше детали крайне важны. В абсолютном большинстве книг, посвященных тайне убийства Мэри Фэйхан, нельзя найти всех этих подробностей, а неоднократное изменение Джимом Конли собственных показаний либо замалчивается, либо упоминается мимоходом, как нечто незначительное и маловажное для дела. Как мы увидим из дальнейшего хода событий, подобное суждение несправедливо, а кроме того, без знания описанных выше деталей невозможно будет понять важность некоторых аргументов и сюжетных поворотов.
Если бы автор ограничился лаконичным пересказом одного только «стейтмента» Джима Конли от 29 марта, то это не только обесценило бы в значительной степени весь очерк, но и сделало бы непонятным читателю ход некоторых авторских рассуждений и выводов.
После этого подзатянувшегося, но совершенно необходимого отступления, возвращаемся к хронологии событий.
В мае 1913 г. расследование отнюдь не ограничивалось работой пары детективов [имеются в виду Скотт и Блэк] в отношении Джима Конли. Одновременно велась работа и в других направлениях, никак не связанных с этим подозреваемым.
11 мая с полицейскими, всё ещё продолжавшими искать свидетелей любой подозрительной деятельности, связанной с карандашной фабрикой, связался слесарь Генри Смит (Henry Smith), работавший вместе с Барреттом в «металлической комнате». Барретт, напомним, являлся рабочим, обнаружившим на полу «металлической комнаты» затёртые следы больших пятен крови. Помимо этого он также нашёл несколько светло-каштановых волос на рукояти подачи суппорта своего станка и обрывок жёлтого конверта, наподобие тех, в которых рабочие получали зарплату.
Смит сообщил полицейским, что Барретт неоднократно — раз, эдак, 7–8 — высказывался в том смысле, что ему должны будут выплатить денежную премию за помощь расследованию. Он даже называл сумму, которую намеревался получить — 4300$. Совершенно непонятно, чем руководствовался Барретт, называя столь значительную премию — к середине мая премиальный фонд хотя и вырос по сравнению с первоначальными 2,2 тыс.$, тем не менее, оставался гораздо ниже указанной суммы.
Следует понимать, что показания Смита в действительности свидетельствуют прежде всего о его собственной жадности и завистливости, но никак не компрометируют Барретта. Даже если считать, что Смит был искренен и ни единым словом не приукрасил свой рассказ, желание Барретта получить деньги из премиального фонда никак не могут служить доказательством фальсификации им улик. Тем
