– Резерв есть, – ответил Кузнецов. – Пока он в моём распоряжении. Поезжайте в Бубяй, там стоит 9-я противотанковая бригада РГК От моего имени прикажите командиру бригады поднять части по тревоге и вывести на боевой рубеж. Кстати, ознакомитесь с состоянием бригады.
Он назвал пункты, через которые проходит этот рубеж, объяснил вкратце задачу бригады в ходе штабных учений. Я поехал в Бубяй с чувством весьма неопределённым. 9-я противотанковая бригада в подчинение нашей армии не вошла, и намою долю снова выпала роль промежуточной инстанции. Опять, как и в случае с 67-й дивизией в Либаве, которая имела своё непосредственное начальство – штаб 8-й армии, я должен был только «посмотреть и ознакомиться» и передать соответствующие указания…
Оказывается, командующий округом опередил меня. По пути в 11-ю армию он заехал в 9-ю бригаду и приказал её командиру полковнику Полянскому выдвинуть полки на боевой рубеж юго-западнее Шяуляя, в 60–70 километрах от государственной границы, оборудовать огневые позиции и подвезти к ним снаряды… В первые дни войны это соединение сыграло большую роль в боевых действиях на шяуляйском направлении…»Такое ощущение что Кузнецов «разрывался» в своих поступках – то он не сообщает подчинённым о существовании директивы от 12 июня и тем более приказа ГШ от 18 июня, проводит «учения» и пытается загнать артиллерию на полигоны, оголив войска, а то, как будто чего-то испугавшись, поступает «правильно».
9-я артиллерийская ПТБ РГК 20 июня заняла оборону юго-западнее Шяуляя и в первые несколько дней войны уничтожила около 300 танков противника, что заставило немцев изменить намеченное направление наступления. Однако когда полки этой бригады начали 19–20 июня выдвигаться на рубежи обороны, то «все были уверены, что тревога и спешный выезд – не более как обычное учение». И прибывшему на место развертывания командиру 636-й АП 9-й ПТ бригады «Прокудину пришлось объяснить командирам дивизионов и батарей, что обстановка достаточно серьёзная и оборону надо строить как для реального боя. Так и сделали. Выбрали позиции с хорошим сектором обстрела, выслали боевое охранение…».
«Побывав в бригаде, я вернулся на командный пункт 27-й армии. На следующий день (видимо 20 июня. – О. К. ) штабные учения закончились, и 21 июня мы вернулись в Ригу, в штаб армии, занимавший большой дом на улице Вольдемара. Отдыхать было некогда. Из приграничных районов продолжали поступать тревожные сообщения. К вечеру мы собрались у командарма Берзарина. Меня волновал всё тот же вопрос: когда выдадут частям боевые снаряды?
Член Военного совета армии дивизионный комиссар Батраков рассказал, что вместе с членом Военного совета округа корпусным комиссаром Дибровой они уже поставили этот вопрос перед Москвой».Так это в Москве придумали отобрать (не выдавать) у выводимых в районы прикрытия войск боеприпасы или комиссары решили уже через Москву надавить на Кузнецова?
«Берзарин позвонил в штаб округа. Дежурный ответил, что командующего нет – ещё не вернулся после учений. Указаний насчёт выдачи частям боеприпасов от него не поступало. Командарм приказывает мне поехать в штаб округа, „сесть” там на связистов и во что бы то пи стало разыскать командующего. Выехал…
Минут через пятнадцать моя, „эмка” затормозила у подъезда штаба округа. В штабе пустовато. Почти все руководящие работники во главе с генерал-полковником Кузнецовым ещё в войсках. Па месте только заместитель командующего генерал-лейтенант Е. П. Софронов. и он не скрывал беспокойства: с командующим так и не было связи Я позвонил Берзарину, доложил об этом. Попросил разрешения остаться в штабе округа, пока не свяжусь с генералом Кузнецовым. Берзарин согласился.
Примерно в половине второго ночи (22 июня. – О. К .) начались непрерывные звонки из частей. Командиры спрашивали: как понимать директиву командующего округом? Как отличить провокацию от настоящей атаки, если противник предпримет боевые действия?
Положение у Егора Павловича затруднительное: что им ответить, если сам в глаза не видел этой директивы? Командующий округом отдал её войскам первого эшелона, не известив своего заместителя.
Уже после войны я узнал причину этой несогласованности. Оказывается, командующий округом генерал-полковник Кузнецов, как и другие командующие приграничными округами, сам получил из Москвы директиву Наркома обороны и начальника Генерального штаба о приведении войск в боевую готовность лишь около часу ночи 22 июня ».
Хлебников сообщает точное время поступления «Директивы № 1» в ПрибОВО – «около часу нюни», около 0.45-0.50 22 июня. И вроде бы точное время получения приказа в армиях – «Примерно в половине второго ночи начались непрерывные звонки из частей. Командиры спрашивали: как понимать директиву командующего округом?…». Т. е. Ф.И. Кузнецов уже к 1.30 ночи передал текст «Директивы № 1» армии!?!
«В распоряжении командующего округом оставались до рассвета считаные часы. Он (же) в свою очередь направил приказы армиям часа через полтора. Получив приказ, командиры и просили его разъяснения. К сожалению, в штаб округа директива пришла уже после начала войны.
Вот она:
„В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять оборону основной полосы. В предполье выдвинуть полевые караулы для охраны дзотов, а подразделения, назначенные для занятия предполья, иметь позади. Боевые патроны и снаряды выдать.
В случае провокационных действий немцев огня не открывать. При полётах над нашей территорией немецких самолётов не показываться (и) до тех пор, пока самолёты противника не начнут боевых действий, огня по ним не открывать.
В случае перехода в наступление крупных сил противника разгромить его.
Противотанковые мины и малозаметные препятствия ставить немедленно”.
Полагаю, что комментировать этот документ нет нужды. Достаточно сказать, что даже те оборонительные задачи, которые поставили войскам, выполнить было чрезвычайно трудно из-за недостатка времени.Приказ поступил в части 8-й и 11-й армий за полтора-два часа до начала боевых действий. Главные силы этих армий располагались в нескольких десятках километрах от границы, поэтому они просто не успели занять предназначенные им полосы обороны. Подавляющее большинство дивизий вступало в бой с немецко-фашистскими войсками в крайне невыгодных для себя условиях – с марша, когда противник уже прорвался через нашу границу.
Только те соединения, которые дислоцировались в пограничной зоне, смогли занять оборону и провести другие необходимые мероприятия..
Всё утро из приграничной полосы поступали в штаб округа тревожные донесения. Фашисты жестоко бомбили нашу оборону… Примерно в полдень прервалась проводная связь с 11-й армией, несколько позже – с 8-й. Мы вынуждены были разыскивать армейские штабы по радио – открытым текстом.
Неоднократно штаб округа вызывала Москва – Народный комиссар обороны Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко и Генеральный штаб. Они разыскивали командующего округом. Е. П. Софронов докладывал, что генерал-полковник Ф. И. Кузнецов вчера вечером был близ границы, а в настоящее время его местонахождение неизвестно. Из Ленинграда позвонил заместитель Наркома обороны генерал К. А. Мерецков. Сафронов доложил ему обстановку. Мерецков сообщил, что наш округ переименован в Северо-Западный фронт, и тоже спросил, где находится Кузнецов. Разумеется, и ему ничего определённого Софронов ответить не мог.
Лишь на следующий день группа офицеров Генштаба, прилетевшая самолётом из Москвы, разыскала генерала Кузнецова близ Паневежиса в районе оперативного командного пункта…»
Может, кто-то всё ещё считает, что генерал Ф. И. Кузнецов именно по «личной инициативе» и «вопреки Сталину» приводил войска ПрибОВО в боевую готовность? До 22 июня «приводил», а когда наступило 22 июня и он получил «Директиву № 1» на руки, то не удосужился довести её до всех войск округа?! Да ещё и целых 1,5 часа не мог выдать свой, достаточно «странный», приказ по округу, а потом его самого сутки найти не могли. И он «не смог» поставить в известность своего 1-го заместителя Егора Павловича (Георгия Павловича) Софронова о том, где находится (Софронов, оставленный Кузнецовым в Риге, был назначен в ПрибОВО буквально перед 22 июня и чисто технически не мог полноценно командовать округом в отсутствие командующего). Вроде бы Кузнецов был в полевом управлении, однако этого никто почему-то не знал. (Исследователь С. Булдыгин пишет, что Кузнецов в это время находился в 11-й армии.)
Далее Хлебников рассказывает, как действовали другие части округа, стоящие на границе и не получившие приказа от генерала Кузнецова на приведение в боевую готовность после 18 июня, как получил такой приказ ГШ генерал Абрамидзе в КОВО, но их командиры действовали самостоятельно:
