Тогда, напомню, инициатива турецкого премьера не вызвала особого понимания в германских верхах, не говоря уж о рядовых гражданах, и осталась без последствий. Однако Эрдоган о ней не забыл и вспомнил накануне визита Ангелы Меркель в Анкару весной 2010 года. Находясь в Ливии, он заявил журналистам, что Меркель, очевидно, просто ненавидит Турцию (?!), раз отказывается открывать на территории Германии турецкие школы.
Свою настойчивость по этому вопросу турецкий премьер объяснил отеческой заботой о трёх миллионах выходцев из Турции, которые составляют самую большую диаспору в Германии. И обосновывал языковыми сложностями, с которыми сталкиваются проживающие в Германии турки, дав понять, что власти Германии несут за это свою долю ответственности. «В Германии ещё не совсем прочувствовали дух нашего времени. Прежде всего, человек должен владеть родным языком, то есть турецким», — подытожил Эрдоган.
Турецкого премьера понять можно, особенно если вспомнить, как на различных митингах он любил декламировать националистические стихи одного из основателей пантюркизма Зии Гёкальпа с такими вот словами: «Мечети — наши казармы, купола — наши шлемы, минареты — штыки. Наши солдаты полны веры!», за которые по обвинению в разжигании религиозной розни его приговорили к восьми месяцам заключения. Правда, отсидел он всего четыре: «освобождён досрочно за хорошее поведение». А вскоре аннулировали судимость, что позволило Эрдогану снова баллотироваться на выборах и возглавить правительство[167]. Но вот зачем правительству ФРГ нужно укрепление параллельного культурно-этнического сообщества, строго ориентированного на мусульманские и религиозные и этические нормы? Сообщества, члены которого не имеют никакого намерения ни интегрироваться, ни ассимилироваться в германском обществе. Напротив, твёрдые в своей вере, они стремятся заставить не только Германию, но и всю Европу жить по единственно верным, с их точки зрения, законам ислама.
И не нужно быть ясновидцем, чтобы сказать: ничего хорошего из этого не выйдет и, скорее всего, только обострит отношения между «пришлыми мусульманами» и «коренными христианами».
Но возвратимся к визиту турецкого премьера 2008 года. Тогда многие наблюдатели и политологи отметили, что канцлер ФРГ и министры, вместо того чтобы делать вид, будто их коллега Эрдоган вёл себя так, как подобает гостю, то есть уважительно к хозяевам его принимающим, могли бы поинтересоваться: почему Турция до сих отказывается признавать факт геноцида в отношении христиан и конкретно армян? Тем более что она упорно продолжает рваться в ЕС, вместе со своей неразрешимой курдской проблемой (среди соискателей политического убежища в Германии первое место по-прежнему занимают турецкие граждане курдского происхождения), неконтролируемыми каналами переброски в Европу (через Албанию и Косово) наркотиков, а также нелегальных иммигрантов из Юго-Восточной Азии и Африки. Можно было задать и другие вопросы. Но непременно с достоинством, а не тоном, будто ты перед кем-то оправдываешься. Ох, как интересно, случись это, было бы поглядеть на уважаемого Реджеп-бея и услышать, что он ответил бы. Впрочем, эти мои предположения скорее относятся к области высокой политики. А каждому, кто любит хорошую колбасу и хорошую политику, известно — лучше не знать и не видеть, как делается колбаса, тем более «хорошая» политика.
Написав это, подумал: какое счастье, что я не политик и могу быть искренним, как в отстаивании личной точки зрения, так и собственных заблуждений.
2008–2011 гг.
«К выселенцам относиться жёстко и беспощадно»
По традиции, 28 августа тысячи российских немцев отправляются в церкви, на митинги, а затем садятся за траурные семейные столы, дабы отметить свой очередной «чёрный» юбилей. Именно в этот день в 1941 году был опубликован указ Президиума Верховного Совета СССР, согласно которому началась массовая депортация нашей этнической группы в Сибирь, северные районы Казахстана, на Дальний Север и даже в Монголию. При этом всё имущество реквизировалось, а паспорта изымались.
Как и всякая дата — горестная или радостная, нуждается она в том, чтобы с расстояния пройденных лет осмыслить произошедшее, вникнуть в глубинную его суть. Одни, имея в виду депортацию российских немцев, считают: к чему терзать душу воспоминаниями, дескать, прошлое — прошло, и дай Бог, чтобы к нему больше не было возврата. Другие вообще предпочитают не говорить об этом этапе и без того многотрудной, нескладной истории Советского Союза и России. Третьи склонны обвинять во всём произошедшем исключительно Сталина и его культ личности, не забывая при этом подчеркнуть, что, мол, время было такое, обстоятельства вынудили. Однако из сознания народа его боль, печаль и генетическую память не вытравишь. Тем более что все последующие годы после частичной отмены лживых, как было многократно доказано, обвинений, российские немцы, по сути, так и остались изгоями в стране, куда официально были приглашены, где жили и где ещё живут.
За 1941–1948 гг. число погибших в лагерях, расстрелянных по приговорам судебных и внесудебных органов, согласно оценке, сделанной на основе изучения документов и демографической статистики историком доктором В. Кри-гером, составляет 150–160 тысяч человек[168]. Историки Б. Пин-кус и И. Флейшгауэр считают, что из 1 543 000 проживавших в начале 1941 г. в СССР немцев в 1946 г. в живых осталось примерно от 1 250 000 до 1 300 000 человек[169], то есть было уничтожено или умерло как минимум 243 тысячи. Ещё большую цифру называет историк, публицист и писатель Герхард Вольтер, сам прошедший ад советских лагерей. Он убеждён, что «число немцев в СССР, погибших в результате геноцида, было значительно больше, чем 400 тысяч человек»[170]. А писатель, публицист, один из самых вдумчивых и глубоких специалистов по этой теме Гуго Вормсбехер считает, что «треть российских немцев полегла в трудармии, на работе в тылу — работе для Победы. Это больше, чем потеряла самая пострадавшая от войны колыбель партизанской войны — Белоруссия, через которую дважды прокатился фронт. Она потеряла четверть своего народа — в войне с врагом. Мы — треть в труде на благо своей Родины»[171]. И наконец, мнение историка и известного писателя д-ра Андрея Буровско-го: «Были ли преступления нацистов? В том числе и в лагерях уничтожения? Были. Но их многократно преувеличили и раздули. Что же до преступлений союзников. Ковровые бомбардировки жилых кварталов городов Германии унесли не менее 3 млн. человек, из них 1 млн. детей. В СССР сослали и на 50–60 процентов истребили 1,5 млн. живших в СССР немцев. Эти люди оказались каким-то образом „виновны“ в поведении Третьего рейха»[172].
Известный российский историк, доктор исторических наук Виктор Бердинских, первым получивший доступ к уникальным материалам из архивов НКВД-МВД-МГБ-КГБ, касающимся депортации (массовой высылки) народов в 1930-е — 1940-е годы, пишет: «Судьба трудармейцев — это самая трагичная страница истории немцев России в минувшем веке. Гибель значительной их части — от изнурительного труда, голода, холода, жестокого режима в сталинских спецрезервациях — была предрешена. Ведь сама суть многих правительственных постановлений и приказов НКВД о направлении того или иного количества „трудмобилизованных“ на какой-либо „объект“ сводилась к тому, что они („исполнители программы“) просто должны были до конца отдать там свою мускульную силу, а затем, „полностью амортизировавшись“, — умереть. Роль человека низводилась здесь до уровня примитивного рабочего орудия одноразового пользования — не более»[173].
А вот как Виктор Бердинских, опираясь на документы и официальные свидетельства, описывает жизнь депортированных: «Клеймо „врага“ обязывало (выделено мною. — А. Ф.) коренное население и территориальные власти, руководителей хозяйственных организаций относиться к поселенцам-„чужакам“ жёстко и беспощадно. Этих людей посылали „к чёрту на рога“ не жить и работать, а страдать и умирать — об этом откровенно говорили честные чиновники, встречая всё новые и новые спецпереселенческие этапы. Для них преднамеренно создавались критические, невыносимые условия существования»[174].
Отмечу, что репрессии в отношении российских немцев начались задолго до 1941 года. Как пишет доктор Роберт Корн, «Иоганнес Шлейнинг (пастор, писатель, историк, известный защитник прав российских немцев. — А. Ф.) ещё в довоенный период сделал достоянием общественности неопровержимые данные, иллюстрирующие целенаправленное уничтожение российских немцев в качестве этнической группы. В своей работе „Die deutschen Siedlungsgebiete in Russland“ он напоминает, что по данным российской переписи населения 1897 г. в России (не считая Финляндии и Прибалтики) проживало 1 767 707 немцев. На начало же 1941 г. Б. Пинкус и И. Флейшгауэр указывают 1 543 000 немца. Данные Г. Тейха, учитывающего результаты официальной переписи населения, а также количество находящихся в заключении, примерно соответствует этому и составляет 1 543 000. Таким образом, немецкое население в СССР по сравнению с данными переписи населения 1897 г. по положению на 1941 г. уменьшилось более чем на 200 000 человек. Но фактические „потери“ этой этнической группы с учётом традиционно высокой рождаемости в немецких семьях и бурного роста численности немцев в России в течение периода, предшествующего Первой мировой войне, были, конечно, намного выше»[175].
