Ренессансный гуманизм - головной. К нему восходят все те
абстрактные виды гуманизма, для которых филология важнее
одного-единственного человека, "слезинки ребеночка". Это гуманизм
торжественно-серьезный, полностью поглощенный великими вещами.
Возрождение - "серьезная игра", ритуал, стиль жизни. Дух Ренессанса очень далек от легкомыслия, говорил Хейзинга. - Жизненная игра в подражание античности велась со священной серьезностью.
Гуманизм мифологичен, но за его сценой прячется живая жизнь. Такова Венера Боттичелли: сакральность и природность, божественность и женственность, небо и плоть. Постепенно миф и игровая культура отступят под напором цивилизации, но XIV-XV века - игра, игра детей, повзрослевших детей. Ренессанс - конец детства.
Ренессанс и эстетизм - синонимы. Гуманизм - ранний эстетизм. Ритуалы общения, жизненные установки, образ жизни - это ранние отзвуки Шопенгауэра или Уайльда, в наивном или высокопарном варианте.
Вообще же Ренессанс эклектичен. Он взял гораздо больше, чем дал. Возможно, это самая непроизводительная из культур.
Ренессанс в такой же мере позднее Средневековье, в какой - раннее Просвещение; в этом его плюсы и его минусы.
Раннее христианство, гностики, мистики, отцы церкви возвышали истину души, деятели Возрождения - внешние истины. Типичным выразителем эпохи являлся Марсилио Фичино, в котором бедность осознанных идей компенсируется богатством творческой фантазии. Ренессансный гуманизм - конец искренности и начало лжи.
Мы полагаем, что мышление однородно, то есть однотипно, то есть конформно. Но мышление дифференцировано, иерархично, персонально. Каждая эпоха имеет свою парадигму, свой тип мышления, свое видение мира, свое содержание. Античное мышление мифологично, ренессансное - эстетично и филологично. Мышление подвижно, текуче, изменчиво. Как в воду, в него нельзя ступить дважды. Мы уже никогда не сможем мыслить, как Сократ. В этом ценность, богатство и многообразие мышления. Сумма культур - сумма мышлений.
Понять Ренессанс - значит понять его мышление: стиль, структуру, содержание, язык - не то, что думали гуманисты, но - как. Самое трудное в понимании иных культур - постижение образа мышления.
Они бранили средневековых философов, особенно схоластических
"реалистов". Но так как они сами ставили знание слов выше знания
вещей, то вся их философия не поднималась выше словесности,
вербализма, который представлял не более, как вырождение
схоластического номинализма, но схоластики были, по крайней мере,
строго логичны, а гуманисты "перескакивали Von Buch zu Buch, von Blatt
zu Blatt".
Разве не гуманисты отбросили живой язык ради мертвого языка древности? Разве не они снисходительно относились к величайшему перлу культуры, "Божественной Комедии"?
Возрождение - это возрождение античной aviditas litterarum, жажды и жадности словесности, stupor et extasis scientiae, восторженной поглощенности наукой, интеллектуальной неистовости. Стиль был важнее нравов, слово шло впереди мысли. Отсюда - средневековые ссоры из-за слов и толкований. Эпоха языка и памяти... Слово, риторика, красноречие давали все - вплоть до папского престола. Это было не столько производство знания, сколько его поглощение. Гуманисты очень много брали и не очень щедро отдавали. Они действительно возрождали, а не рождали. Они много учились, ценили время, были усердны и жаждали мудрости, но во всем этом и за всем этим скрывалась тень монастыря.
Ренессанс - это культура слова, ставшею синонимом культуры. Помимо добродетели, писал Кастильоне, истинное и главное украшение души каждого человека составляет словесность. Я знаю только двух богов: Христа и словесность, вторил ему Э. Барбаро. Ренессанс - это филологичная форма мышления, не столько заимствовавшая материал из опошленной схоластами современности, сколько черпающая его из древности.
Отмежевываясь от схоластики, ренессансная мысль широко пользовалась ее приемами, а полемика Пико делла Мирандола и Эрмолао Барбаро о соотношении истины и красноречия, философии и риторики - типичный схоластический диспут двух монахов. Филологическая форма ренессансного стиля мышления обрекала его на измельчание и вырождение, которое заметно уже в конце XV века.
Ольшки считал, что элоквенция и эрудиция, предметы гордости гуманистов, - просто исторический балласт, мешавший подготовке строгого и дисциплинированного мышления. Книжность и искусственность этой культуры общеизвестны. Даже если гражданский гуманизм кватроченто не сводится к чистейшей "цицероновской риторике", дидактика и риторство - ее важнейшие составные элементы. Ренессанс не знает разноголосия - в лучшем случае диалог. Верджерио - исключение. Защита Пико схоластики - не только литературный прием или ирония, но очень важный символ, не понятый до сих пор.
Впрочем, не будем упрощать. Возрождение - не только гуманизм Фичино, Полициано и Пико делла Мирандола с их "бесконечной истиной и добротой", но иМакиавелли, утверждавший, что люди по природе своекорыстны, жадны, трусливы и жестоки, что порядок - это насилие, способное обуздать хаос, но и - Боден с его исторической правдой, но и - Босх с его символической правдой о человеке и мире.
Развитие европейского общества не оправдало надежд гуманистов.
Вторая фаза развития ренессансной философии состояла в самокритике,
признании нереальности надежд, в стремлении преодолеть иллюзии, хотя
бы и благородные, в намерении утвердить трезвый взгляд на реальность.
И не только вторая. Умозрительная ренессансная вера в Человека и в неограниченные возможности его самоусовершенствования разрушалась in statu nascendi, в момент возникновения - религиозными и гражданскими войнами, тираниями, насилием, зломыслием, беспощадностью человека. "Разлагается все: государство, общество, семья, отдельный человек".
Мы связываем инквизицию со Средневековьем, но инквизиция-это Возрождение, эпоха кровавых казней и бесчеловечных пыток, эпидемий, нищеты, дикости, грязи, мракобесия.
Гуманистические иллюзии шли рука об руку с трагическим мироощущением: Босх, Брейгель, Ронсар, Донн, Гонгора, Крешоу, Торквато Тассо - с ощущением неустойчивости бытия, его катастрофичности, гибельности, апокалиптичности.
Моя Селальба, мне примнился ад:
вскипали тучи, ветры бушевали,
свои основы башни целовали,
и недра извергали алый смрад.
Душевные страдания, преследующий человека рок, дисгармония, внутреннее напряжение, трагическое чувство одиночества, разрыв цельности бытия - вот доминирующее ощущение постренессансной барочной эпохи, главным отличием которой по сравнению со Средневековьем является утрата цельности, противоречивость, расчлененность - и бытия, и внутреннего мира человека. Как писал А. Хаузер, отныне критерием психологической достоверности стало отсутствие цельности и полноты, чувство несоответствия, утрата моральных ориентиров и отсутствие новых критериев поведения.
Трактат Поджо Браччолини "Об алчности" - великолепный пример беспристрастности ренессансного человековедения. Гуманисты не скрывали человеческих слабостей, им это было ни к чему, они еще не строили утопий.
Нет, Ренессанс - отнюдь не безусловный оптимизм и безоглядная жизнерадостность. Ведь Плеяда - тоже Ренессанс, возможно, высшая его точка, а у Ронсара и Дю Белле - не только откровенное следование Маруллу и Катуллу, не только шалости любви, но - протяжный стон...
А мне зима, а мне сума,
И волчий вой сведет с ума.
Я - тот, что отстает от стада.
Глухой Ронсар, доживший до старости и полностью испивший сосуды прижизненной славы и испепеляющих поношений; рано ушедший Дю Белле, создавший новую поэтику; первый авангардист Жодель, предвосхитивший разрыв с действительностью Жана Жене и мрачный безутешный пессимизм искусства абсурда; схожее с религиозным экстазом поэтическое безумие вышедшей из коллежа Кокре Бригады: Ронсар, Дю Белле, Жодель, Баиф, Белло, Дора, Пелетье, Денизо, Лаперюз, Мюре, Дезотель, Тиар...
Впрочем, Плеяда - условная универсалия. Общность эстетики и мировидения вовсе не означала стилистической, тематической или иной унификации объединенных ею поэтов. Само понятие индивидуальности (la personnalite, specifique, caracteristique) было впервые осознано как первостепенное для искусства. Отсюда замена принципа "индивидуальное невыразимо" на "только индивидуальное есть поэтическое". Вообще единство поэтов - литературный миф, ибо поэт - лишь тот, кто дерзновенно неповторим. Хотя после экспериментов Парнаса Мореас призывал к возврату к Ронсару, Плеяде и греколатинскому принципу Машо и Вийона, в поэзии нет возвратов, как у Плеяды не было следования древним, как не было уплощения жизни до примитивов оптимизма и пессимизма.
В дни, пока златой наш век
Царь бессмертных не пресек,
Под надежным Зодиаком
Люди верили собакам.
