Ознакомительная версия.
Здесь я должен объяснить, почему мы ухватились за возможность выступить в ВКШ. По сути, все ее слушатели — будущие работники так называемого идеологического фронта. Значит, скоро они разъедутся по стране и понесут в «массы» то, чему их научили и чем они сами запаслись в этой школе. Резерв партии — каков он будет? Тогда, разумеется, никому из нас не могло прийти в голову, что «руководящая и направляющая сила» вскоре вообще уйдет в небытие..
.. Зал ВКШ был забит до предела, хотя никакой особой информации о встрече не давали. Перед нами находились одухотворенные лица не школяров, а будущих (новых) политических работников. Ельцин сразу же предупредил: «Буду говорить без перерыва, кто хочет, может уйти, не обижусь». Более трех часов «игры у сетки»: вопрос — ответ, вопрос — ответ… Причем, вопросы все как на засыпку: о Горбачеве и его жене, о членах Политбюро, о Прибалтике, о пристрастиях Бориса Николаевича, его отношениях с семьей, о Брежневе и Андропове… Записки сыпались, как из рога изобилия, и одна заковыристее другой. Ельцин тогда преследовал еще одну цель: выступая без перерыва, он как бы демонстрировал свое физическое состояние, ибо ходили слухи о его тяжелой болезни, и он отнюдь не желал быть в глазах людей немощным, вызывающим сострадание политиком.
На встречу приехал его бывший телохранитель Александр Коржаков. Он устроился за занавесом и записывал на магнитофон все выступление.
Ельцин, кажется, был в ударе, он держал аудиторию в таком напряжении, что мне порой было за него страшно. Казалось, добром все это не кончится, ибо то, что мой шеф тогда говорил, походило на сон. Он явно «работал» на опережение времени, и благодарные студенты, да и преподаватели тоже, своими вопросами как бы заключили с ним договор: мы, дескать, с вами, Борис Николаевич, солидарны и вы говорите все, что думаете, а там разберемся… И Борис Николаевич прекрасно понимал, что каждое слово, произнесенное им, — это своего рода инвестиции в общественную мысль и что завтра или послезавтра страна будет знать каждое его слово. В тот вечер, после окончания встречи (после четырех или пяти часов работы), все мы были счастливы.
Когда мы вышли из ВКШ, от тротуара отъехали две черные «Волги», принадлежащие ЦК КПСС. Кто-то со Старой площади тоже слушал Ельцина. И действительно, вскоре на Пленуме Горбачев попенял ему: мол, что же ты, Борис Николаевич, настраиваешь против меня молодежь? И Ельцин ему возразил: «Молодежь сама достаточно зрелая, чтобы разобраться в элементарных коллизиях». Однако вскоре пришло еще одно подтверждение тому, что члены ЦК довольно агрессивно восприняли встречу в ВКШ и вроде бы даже затевают судебное дело против Ельцина. И нашли даже предлог: будто он выдал о членах Политбюро какие-то секретные сведения, кого-то даже оскорбил. Когда Ельцин об этом узнал, снова сник, настроение испортилось, а тут еще какой-то анонимный ругательный звонок по связи АТС-2, которой обычно пользуются номенклатурные особы средней важности.
Я ему говорю: «Разве можно все так близко принимать к сердцу? Они ведь знают вашу ранимость и будут специально морочить голову всякой белибердой». И между прочим, злопыхатели постоянно играли на его душевной уязвимости: грязными звонками и письмами били по нервам.
Однажды нам принесли какой-то текст, который на Арбате продавался за двадцать пять рублей. Когда я ознакомился с ним, моему удивлению не было предела. Оказывается этот текст не что иное, как фрагменты из выступления Ельцина в ВКШ. Я, естественно, показал ему этот «коммерческий экземпляр», и он тут же спрашивает: «А почему мы до сих пор не сделали своей стенограммы?» Действительно, — почему? И он посадил своих дочерей Таню с Леной за работу, и они распечатали те пленки, которые записал Саша Коржаков. Таким образом, у нас появилось двенадцать экземпляров машинописного текста, которые мы затем отдавали людям под расписку.
Из Перми приехал сотрудник газеты «Молодая гвардия» Валерий Дементьев и привез с собой типографский оттиск с выступлением Ельцина в ВКШ без заголовка и без фотоснимков. Этот оттиск мы показали Ельцину, и тот взялся внимательнейшим образом его читать, делая временами кое-какие исправления. Корреспондент уехал, а мы стали ждать из Перми известий. Но их долго не было, и в один из вечеров Борис Николаевич сам набрал номер телефона Пермского обкома партии и поинтересовался у дежурного: вышла ли молодежная газета с его выступлением? «Да, вышла, — подтвердили в Перми, — только название у статьи какое-то странное»… Смотрю, мой шеф меняется в лице, будто услыхал о начале атомной войны. Он мне в тот момент напоминал боксера, пребывающего в тяжелом нокдауне. Положил трубку и на меня смотрит волком. «Вы знаете, Лев Евгеньевич, какой заголовок дали в этой газете?» — Я пожимаю плечами. — «Политик или авантюрист»… Поняли? — огорошивает меня Борис Николаевич. — Чтобы завтра эта газета со статьей лежала у меня на столе».
Утром звоню в Пермь редактору «Молодой гвардии».
— Как же так, Ирина Федоровна, получился какой-то конфуз с заголовком…
— Да все нормально, Лев Евгеньевич. Разве кто-то сомневается — политик Борис Николаевич или авантюрист? По-моему, это однозначно — конечно, политик…
Я ей свое:
— Ирина Федоровна, вы мне голову не морочьте, лучше ответьте — почему такой странный заголовок?
И она объяснила, что есть такой журналистский прием, построенный на контрасте. Слово «авантюрист» обязательно вызовет у людей обратную реакцию и пойдет к нам поток писем в поддержку Ельцина. «А во-вторых, — сказала она, — никто нам не позволил бы такой материал печатать».
Вот это было уже ближе к истине. Через неделю в Москву снова приехал Валерий Дементьев и привез свежий номер газеты с опубликованными письмами-откликами на выступления Ельцина. Одна читательница с возмущением писала: «Нам больно за то, что статья со странным, мы бы сказали, с бескультурным заголовком появилась в нашей молодежной газете… Неужели в вашем лексиконе не нашлось более благозвучного названия статьи?» Ну и так далее. И тогда я понял одну простую истину: когда за дело берутся профессионалы, не надо им мешать. Если, конечно, они что-то делают во благо.
И все же Борис Николаевич тем заголовком остался очень недоволен. Пришлось перед ксерокопированием материала заголовок закрыть листом бумаги.
Информация о выступлении в ВКШ распространялась по стране. Ее бесплатно перевозили из города в город пилоты гражданской авиации, командированный люд — словом, любой способ тогда был хорош.
Итог лета и осени 1988 года для Ельцина был особенно благоприятен. Ему удалось разорвать информационную блокаду, и этот прорыв начался с XIX партконференции, затем — юрмальское интервью и к финалу года — выступление в ВКШ… Все это создало серьезные предпосылки в предвыборной борьбе. Не прошло и года, как «выдворенный» с партийного Олимпа диссидент Ельцин, набрав форму, вновь вышел на политический ринг. Но пока он был один, его же противников — легион…
О выборах в Верховный Совет СССР написано много разного. И все же целиком обойти предвыборную кампанию и сами выборы я не могу, поскольку участие Ельцина в них важно было не только для него самого, но и для выхода демократических сил к законодательным рубежам. В конце концов Ельцин мог бы дождаться выборов в Российский парламент и не в таких ураганных условиях завоевать его и стать тем, кем он стал — Президентом России. Но ждать неизвестно чего, конечно же, не в духе Бориса Николаевича. На него ориентировались, за ним, словно в фарватере мощного ледокола, шли легкие джонки и бригантины перестройки.
Каких-то грандиозных задач накануне выборов штаб Ельцина не ставил. Просто надо было баллотироваться и постараться обойти альтернативщиков. Все. Пока все.
И когда по Москве началось выдвижение кандидатов в депутаты, первым предприятием, которое назвало имя Бориса Николаевича Ельцина, был мой родной ЦНИИ «Проектсталь конструкция».
В Госстрой приехал мой товарищ по НИИ Саша Музыкантский (позднее ставший префектом Москвы) и привез с собой протокол выдвижения Ельцина кандидатом в народные депутаты СССР. Музыкантский был тем человеком, который стал первым официальным доверенным лицом Бориса Николаевича Ельцина. Всего их — десять человек (зарегистрированных) и примерно столько же работало в команде на общественных началах. Затем из одного совершенно «закрытого» предприятия явилась целая группа поддержки во главе со Львом Шимаевым.
Это тот человек, который организовал в Москве митинги демократов.
.. Из Ростова в Москву приехал один симпатичный парень — Валерий Борцов. Человек с двумя высшими образованиями, какое-то время работал в райкоме партии и, когда начал конфликтовать с партчиновниками, ушел в грузчики. Я представил его Ельцину, и тот мне сказал, чтобы мы Борцова проверили. Для нас было важно: способен ли Валерий самостоятельно мыслить и излагать свои мысли письменно. Дали ему текст выступления Ельцина в ВКШ, чтобы из него Борцов синтезировал нечто вроде предвыборных тезисов. С этим он справился быстро, с необыкновенной легкостью. Хотя жилось ему в Москве, вернее в Подольске, где он снимал коечное место, очень нелегко, в Госстрой он приходил в девять утра и уходил поздно вечером. Фамилия была у него подходящая его натуре.
Ознакомительная версия.
