И еще последний раз вспомним мистическое пророчество Гоголя: «Ни друга, ни товарища…» Необычайно замкнут всю жизнь был Андропов, а оттого и неизбежно одинок. Например, сколько приятелей было у широкого душой Брежнева! И по учебе, и по работе в разных сферах, и по службе в армии! (Маршал К.С. Москаленко, с которым мне довелось вести неоднократные и довольно откровенные беседы, рассказывал, что в самом конце войны, командуя 4-м Украинским фронтом, он недолгое время был начальником Брежнева; впоследствии положение их стало вроде бы совсем разным, но Генсек не забыл своего старого Маршала и постоянно оказывал ему знаки внимания.)
Не то Андропов. Нет никаких данных, чтобы у него были с кем-то отношения помимо деловых. Судя по осторожным намекам детей, так же замкнуто жила и его семья. После кончины Андропова стало известно, что он всю жизнь писал стихи, но никому не показывал их. Характерная черта: если пожилой уже человек сочиняет стихи сугубо «для себя», то это верный признак душевного одиночества.
…В июне 44-го наши войска освободили Петрозаводск. Вслед за Куусиненом в полуразрушенный город возвратился и Андропов, уже вместе с семьей, женой и сыном Игорем, родившимся в минувшем году; дочь Ирина появилась через три года.
Солдат спит, а служба идет. За три года пребывания вдали от фронта Андропов в чиновном отношении «вырос»: по возвращении в столицу разоренной республики он уже делается секретарем Петрозаводского горкома партии, а в 1947 году – вторым секретарем всей республики. Это был уже высокий в номенклатурном смысле пост. О каких-либо особых успехах Андропова в ту пору неизвестно, да и вряд ли они были, служил как все. Однако в 1951 году он получил вожделенное назначение всех провинциальных честолюбцев – в Москву, в аппарат ЦК, сперва инспектором, а вскоре становится уже заведующим подотделом по международным вопросам.
Совершенно очевидно, что без помощи Куусинена такого рывка ему бы не сделать. Присмотримся к его покровителю Отто Вильгельмовичу. Родился он в Русской Финляндии в конце 1881 года, отец был, видимо, не бедным, сын получил прекрасное образование: окончил гимназию, а потом Гельсингфорсский университет. В 1905-м получил звание магистра философии, знал иностранные языки – немецкий, шведский. В Финляндскую социал-демократическую партию вступил в 1904-м, принадлежал к ее левому крылу, был редактором ряда партийных изданий, участвовал в конгрессах II Интернационала, встречался с Лениным-эмигрантом.
Тут надо коснуться одной деликатной темы; осмелимся сделать одно предположение, оно, однако, кажется нам довольно обоснованным. Западные социалисты времен II Интернационала зачастую примыкали к масонам, а нередко и становились непосредственными членами лож (речь идет, понятно, о руководящем ядре). Весьма сильно было развито политическое масонство в скандинавских странах, особенно в Швеции, причем характер его здесь отличался резкой антироссийской направленностью. Финляндия как бывшая многовековая колония Швеции находилась под сильным влиянием бывшей метрополии, верхние слои населения даже говорили по-шведски.
Быть у моря и ног не замочить? Мог ли молодой финский интеллигент, левый социалист избегнуть облучения со стороны соседних «братьев»? Это трудно предположить.
Далее. Куусинен был делегатом I конгресса Коминтерна в Москве в 1919-м, вместе с другими единодушно избрал своим председателем Г. Зиновьева. В Коминтерне Куусинен занимал весьма высокое положение, с 1921 по 1939 год он был членом его исполкома. Известно, что, несмотря на решение II конгресса Коминтерна (в котором Куусинен не участвовал) о запрещении членам компартий вступать в масонские ложи, связь некоторых деятелей со старыми «братьями» как-то и в чем-то поддерживалась. Теперь то здесь, то там появляются некоторые достоверные сообщения на этот счет.
Вот одно из них, в высшей степени выразительное, хотя тщательно запрятанное в болтливых словесах общего назначения. Свидетель известный… Арбатов-старший, вековечный советник Брежнева, одно из немногих доверенных людей Андропова. Он из числа тех, кто потаенно, исподтишка готовил пресловутую «перестройку», завершившуюся обвалом «реформ» (теперь Арбатов-младший продолжает папины начинания в гниловатом «Яблоке»). Так Георгий Аркадьевич-старший оставил свидетельство про Куусинена в 1991-м, когда он и его сподвижники находись в «головокружении от успехов». И рассказал, чего «премудрым» не надо бы болтать.
«О.В. Куусинен, – писал Арбатов, – был прекрасным учителем. Вопреки возрасту, это был человек со свежей памятью, открытым для нового умом, тогда очень непривычными для нас гибкостью мысли, готовностью к смелому поиску. Ну а кроме того, он думал. Честно скажу, я впервые познакомился с человеком, о котором можно было без натяжек сказать: это человек, который все время думает… То, что Куусинен думал, в общении ощущалось почти физически: ты чувствовал, что за каждым словом собеседника стоит работающая, все время проверяемая и шлифуемая мысль, что каждый твой вопрос, твою реплику человек серьезно обдумывает, взвешивает, оценивает. Тем, кто понял это, говорить, работать с Отто Вильгельмовичем было поначалу хотя и интересно, но сложно, несмотря на его – тоже тогда для начальства очень непривычные – простоту, доступность, демократизм. Ибо ты всегда был в напряжении, начеку, остерегался непродуманных слов. Потом почти все мы, видимо поняв, что лучше, чем мы есть, мы показаться «старику» (так его все называли за глаза) не сможем, начали себя вести естественно. Но при этом все становились хоть чуточку умнее – в присутствии сильного интеллекта, взаимодействуя с ним, сам невольно мобилизуешь свои резервы и возможности…
И еще одно открытие, которое ожидало каждого, кто работал с Куусиненом, – новое представление о политике, новое для нас, чьи умы были замусорены и притуплены долгими годами сталинизма. В общении с этим человеком открывалось понимание политики как сложного творческого процесса, сочетающего ясное представление о цели с постоянно выверяемым поиском методов и средств, стратегию с тактикой, науку с искусством (поясняя последнее, Куусинен как-то поразительно точно заметил: «В политике важно не только знать, но и уметь»). Словом, то, о чем раньше мы иногда читали, но либо не воспринимали, либо воспринимали как теоретическую абстракцию, в разговорах с Отто Вильгельмовичем обретало плоть.
Куусинен был живым носителем очень хороших, но ставших для нас к тому времени ужасно далекими традиций европейского рабочего движения, ранней «левой» социал-демократии, зрелого ленинизма, лучших периодов Коминтерна (в частности, его VII конгресса). Добавьте ко всему этому высокую культуру (помимо всего другого он писал стихи, сочинял музыку, немало времени отдавал литературоведению)».
Присмотримся к сдержанным оценкам тайного советника. Опустим многословные комплименты, тем паче что о литературных и музыкальных достижениях финского коммуниста ничего не известно. Главное тут, что он был продолжателем традиций «зрелого ленинизма» и «лучших периодов Коминтерна». Что это означает в переводе с иврита «премудрых» на простой русский язык «профанов»? Да это тоска Арбатова и присных по двадцатым – началу тридцатых годов, когда в Советской России свирепствовала шайка «интернационалистов» (включая Куусинена), крушившая русскую корневую культуру и религию, уничтожавшая физически ее носителей. То есть то же самое, что в откровенной форме произошло в годы пресловутых «реформ».
Вот почему с таким восторгом глядели на престарелого финского революционера-разрушителя Арбатов и его коллеги, окружавшие тогда сумрачного и молчаливого Андропова. То-то все они сперва тайно, а потом явно так не любили негуманного Сталина, который весь этот мир разрушителей-революционеров обрушил на их же головы.
…В 1974—1975 годах мне довелось работать по издательским вопросам с помощником Суслова, известным всей руководящей Москве Владимиром Васильевичем Воронцовым. Был он уже сильно дряхл и немножко стал «сдавать», рассказывал порой такое, что совсем не положено знать скромному литератору. Он говорил, что во время составления, в хрущевское всевластие, Программы партии Куусинен, тогда секретарь ЦК, хотел вообще выбросить положение о рабочем классе как руководящей силе общества. Суслов был с Хрущевым уже в плохих отношениях, но через Б. Пономарева (тоже Секретаря ЦК) добился этот тезис в программе оставить. И Воронцов передал мне реплику шефа по сему поводу: «Куусинен как был социал-демократом, так и остался». Добавим, что как ранее, так и теперь социал-демократы имеют с масонскими кругами куда больше общего, чем коммунисты, даже самые либеральные из них.
Вернемся в Петрозаводск, в самое начало пятидесятых годов, в завершающий период тамошней карьеры Андропова. И тут опять тайна, о которой он при жизни не проронил вслух ни слова. Речь идет о пресловутом «ленинградском деле», одной из самых мрачных и темных историй позднесталинского времени. После смерти патриотического деятеля партии А. Жданова его соперники Л. Берия, Г. Маленков и Н. Хрущев смогли опорочить в глазах сильно одряхлевшего И. Сталина ждановских соратников, занимавших высокие посты в руководстве страны. Дело завершилось казнями ряда крупных деятелей и массовыми чистками. Именно тогда было выметено из окружения Сталина русско-патриотическое крыло.
