Александр Проханов, главный редактор газеты "Завтра"
Говоря о природе как смутных времён, так и революций, остановимся на более актуальных фрагментах нашего русского времени: от романовской к красной, и от красной к сегодняшней, будем называть её путинской, эре.
Виталий Аверьянов, доктор философских наук
Каждой цивилизации подобает писать особое обществоведение, а не предписывать нормы и термины, придуманные для описания и объяснения других цивилизаций. Глобализация может уничтожить старые летописи или подменить их, но она не может заставить летописцев воскреснуть и переписать эти летописи. В так называемой общечеловеческой цивилизации нет отцов-родоначальников, потому что она вся строится на революциях, в отречении от прежних поколений. А у конкретной традиции-цивилизации есть отцы, и они постоянно воскресают в своих потомках, оглашают свою волю спустя века.
Существует широко распространённый взгляд, ставящий во главу угла конспирологическую версию - версию заговора. Есть большая традиция на Западе, идущая от Жозефа де Местра, Меттерниха и т.д. В наиболее объективированном виде этот подход проявился у американского исследователя Теодора фон Лауэ, который назвал все революции XIX-XX вв. "революциями извне". В конечном счёте у всех так называемых революций всегда одна главная причина. Это то, что значительная часть реальной элиты вступает на путь сепаратистского по отношению к собственному народу встраивания в кажущиеся ей привлекательными глобальные порядки. Это касается даже Великой Французской революции, поскольку участники тогдашних кружков думали, что встраиваются в высшую секту духовидцев, иллюминатов. При этом революционеры должны на кого-то опираться внизу, поэтому они выступают как подстрекатели недовольных толп. Исключение - Иранская "революция" 1979 года.
Все Смутные времена происходят на определённых демографических циклах. И существующая структурно-демографическая теория достаточно рельефно описывает это на статистических цифрах динамики народонаселения, процессов колонизации, увеличивающими экологическую нишу этноса. Смутные времена всегда происходят после того, как долгое время идет "демографическое сжатие", то есть растёт плотность населения, происходит перенаселение и социальное перенапряжение системы. Так, в центральной полосе России количество безземельных крестьян возрастало в геометрической прогрессии (при удвоении населения за 20-30 лет не в два, а в десять раз). Это в первую очередь были люди молодые. Эту социальную агрессию, эту свободную энергию во избежание социального взрыва нужно было куда-то направлять.
Начиная примерно с середины XVIII века и до событий 1917 года у нас каждые 50 лет происходило удвоение населения.
Причем в последние 50 лет перед 1917 годом у нас не увеличивались пахотные земли, не происходило значительной колонизации новых территорий, но рождаемость не падала. Крестьянам удавалось за счет роста урожайности прокормить своих детей, но прокормить их на уровне бедности, на грани, близкой к нищете. Сама община воспроизводила старую демографическую ситуацию и премировала молодые семьи за рождение детей, выделяя им землю по количеству едоков. Коэффициент корреляции между высокой рождаемостью и долей хозяйств, состоявших в общинах во второй половине XIX века, равен 0,97, то есть связь однозначная. Поэтому, если бы вместо столыпинской реформы наша элита пошла на полную передачу помещичьих земель крестьянам (а такие планы разрабатывались и предлагались царю после 1905 года), 1917 год был бы предотвращен.
Демографический взрыв отражал объективный процесс взрывного роста энергетических сил русского народа, его жизненных сил. Выросло число людей, наполненных предощущением лучшего будущего, перемен, необходимости переустройства жизни. Я с большим уважением отношусь к Николаю II, он двигался в правильном направлении, но при этом по темпам явно отставал от задач времени.
Определяющей причиной событий 1917 года стало не недоедание, не нужда, но возросшие ставки и амбиции активных социальных слоев общества, огромное самомнение и интеллигенции, и духовенства, и низших классов. Всем казалось, что "мы сами с усами".
При этом величина задач переустройства русской жизни была такова, что требовался масштаб Ивана Грозного или Петра Великого. Поскольку Романовы и правящие элиты личность такого масштаба предложить не смогли, произошла так называемая "революция", которая такого лидера стране предложила.
При всем уважении к достижениям Сталина, его прорыв был осуществлен не просто не оптимальным, а предельно радикальным сценарием, вынужденным и извращенным. В результате этого прорывного развития мы надорвались. Но виноват в этом, собственно, не Сталин. Он сумел найти выход из ситуации почти безнадежной. Сам он в разговоре с англичанами в 40-е годы оценивал период раскрестьянивания начала 30-х годов как самый страшный в своей политической судьбе. В итоге уже в середине XX века мы превратились в демографически стагнирующую нацию. А могли бы, как прогнозировал Менделеев, быть на 200 миллионов больше, с иной пропорцией между русскими и азиатами в империи и с принципиально другим укладом жизни.
Всё это нам урок на будущее.
Александр Проханов
Внутри 300-летней романовский монархии возникали коллизии, которые должны были её ослабить или сокрушить. Сама монархия началась от одного смутного времени и закончилась другим смутным временем. То, что случилось в 1917-м и в 1991 годах, - принято называть революциями. Но революция - это, мне кажется, не столь всеобъемлющее определение. Потому что когда кончалась первая империя киевско-новгородская, не было революции, а разложение, таинственный распад. Так же распадалось и московское царство.
На этой выставке у меня возникло ощущение, что я вместе с моей Родиной прожил те 300 грандиозных лет, наполненных цветением, смутами, казнями, изобретениями, восхождениями на престол, низвержениями. И все эти события, даже те, которые кажутся страшными, вызывают ощущение величия, потому что народ, живущий на этих пространствах, подтвердил свою способность жить в историческом времени и овладеть этим историческим временем. Он был способен управлять историей как своей собственной, так и мира.
Эта выставка - рассказ о великом, драгоценном трехсотлетнем русском времени, которое потом превратилось в драгоценное семидесятилетнее советское огненное время.
Станет ли следующий этап - путинский - таким же грандиозным и восхитительным? У меня в этом нет никакого сомнения.
Потому что, если верить в бессмертие русского гения, в то, что этот гений является более мощным и сильным, чем все исторические, экономические его определения, что он и есть суть русской истории, то наша сегодняшняя эра, при всей её защемлённости, деградации, непременно выстроится в третью волну грандиозного и очень мощного русского времени.
Валерий Коровин, заместитель руководителя Центра консервативных исследований Социологического факультета МГУ
Хотел бы обратить взоры на момент XV века, когда произошло становление Руси как православной империи - как наследницы Византии, выполняющей миссию служить преградой приходу сына погибели. Этот восхитительный момент абсолютной сакральности, величия православия и русского народа, воплощенного в катехоне - в удерживающем, в русской империи, на мой взгляд, и есть та точка отсчёта нашего русского величия - тот самый Золотой век. Но этот золотой период, закончился смутой, когда русские православные люди ожидали конца света. Но вместо пришествия антихриста на Русь пришли Романовы.
Казалось бы, Романовы много сделали для того, чтобы собрать Россию, мобилизовать народ, восстановить государственность. Но через что прошли Романовы, достигая этих целей? Эта династия, по сути, просто осуществляла десакрализацию Руси. За счёт неё и происходила модернизация. Это и отмена патриаршества, и перенос столицы из Москвы - третьего Рима, и латинизированная "Россия" вместо сакральной Руси. И церковный раскол, который стартовал с Собора 1666-1667 годов, книжной справы, переписи обрядов и, оттолкнув народ от элиты, стал пиком романовской десакрализации.
Безусловно, причины русской революции более эсхатологичны, нежели привычные объяснения этих причин с точки зрения экономики, через связь с ростом населения или необходимостью индустриализации и развития. Русский народ вновь желал вернуться к своей изначальной миссии служения преградой приходу сына погибели, черты которого они всё больше и всё чаще наблюдали в чертах русских царей династии Романовых. Поэтому-то, на мой взгляд, русская революция, начавшись в пятом году XX столетия и закончившись в октябре семнадцатого года, и была столь кровавой и столь беспощадной. Русские люди отрицали то, что уже в своей сути отрицало русскую сакральность. И вершилась революция в ожидании некоего возрождения русской миссии во всей её полноте.