"Ю.В. Андропов, заступив на пост Генсека 12 ноября 1982 года, вызвал меня к себе. Войдя в кабинет, я прямо спросил: "Юрий Владимирович! Остаюсь в "Правде" или искать другую работу?". Он столь же прямо ответил: "Работайте. Вы нужны "Правде", а "Правда" нужна вам".
На нашу встречу отводилось 30 минут. Проговорили же около двух часов. Дважды приносили кофе со знаменитыми кремлевскими баранками - большими, легкими и необычайно вкусными. Юрий Владимирович пил томатный сок.
Четкий график работы Ю.В. (так называли его в ЦК) был нарушен. В приемной ждали министры и другие крупные деятели. Из себя выходил Андрей Андреевич Громыко, легендарный и грозный министр иностранных дел, член Политбюро. А мы все говорили и говорили. О газете, о печати в целом, о положении в стране, которое он оценил как крайне тревожное. Его особенно беспокоили неурядицы в экономике, упадок трудовой дисциплины, коррупция, которая, как он сказал, зацепила и часть правящей верхушки. Тревожило Андропова состояние национальных отношений, о которых он, бывший шеф КГБ, знал куда больше, чем кто-либо другой. Заняться этими отношениями он так и не успел. Поинтересовался Юрий Владимирович и моим мнением о целом ряде людей, главным образом о руководителях га зет и журналов. Сожалел о том, что в силу недостатка времени не может серьезно заняться средствами массовой информации, которые он называл четвертой властью (первые три - законодательная, исполнительная и судебная).
Ю.В. обратил внимание на мой спортивный вид, спросил, какими видами спорта занимаюсь. Слегка удивился, что я квалифицированный водный лыжник, президент Всесоюзной федерации воднолыжного спорта. Посочувствовал, когда я сказал ему, что на водных лыжах покалечился больше, чем на войне: дважды ломал руки, четыре раза - ребра, а в 1979 году сломал позвоночник.
Говорили мы и о предстоящей в 1984 году Олимпиаде в Лос-Анджелесе. Он посчитал неразумным бойкот Московской Олимпиады 1980 года американцами, сказав, что мы такой глупости не допустим и направим свою команду в Америку.
К сожалению, его желание не сбылось. 9 февраля 1984 года Ю.В. Андропова не стало. К власти пришел К. У. Черненко, который внешнеполитическими делами не занимался и от-
дал их на откуп Громыко. А этот не любил Америку. В результате советские спортсмены на Олимпиаду не полетели. Большая трагедия для спортсменов, готовившихся не один год к самому большому и славному празднику спорта.
Андропов был человеком высокой культуры. Он прекрасно знал литературу, писал в молодости хорошие стихи. Мог наизусть читать произведения классиков...
Г енсек пытался навести порядок в нашем полухаотическом хозяйстве, укрепить трудовую дисциплину. Благое намерение! Но методы, которые применялись в этом отношении, были, мягко говоря, не очень красивыми. Суть вот в чем. По всей Москве рассеялись сотни, а может быть, и тысячи контролеров, ревизоров для того, чтобы проверять, кто в рабочее время стоит в магазинах, смотрит кино, приводит себя в порядок в парикмахерской и т.д. Сограждан буквально отлавливали. Понятно, что это унизительно и оскорбительно для человека".
Любопытно привести оценку, данную Андропову известным историком, в прошлом советским "диссидентом" Роем Медведевым. Политический путь того был весьма извилистым, с шестидесятых годов всячески выступал против тогдашнего партийно-государственного руководства, а с началом "перестройки" опять вернулся к марксистским идеалам. Деятельность Андропова, с ведомством которого у него имелись, так сказать, трения, он оценивает в общем и целом без пристрастия, которым обыкновенно грешат разного рода профессиональные антисоветчики. (См.: Медведев Р. Генсек с Лубянки. М., 1993).
"В 1983 году следственный изолятор КГБ в Лефортове был переполнен так же, как и Бутырская тюрьма. Но большая часть заключенных относилась не к диссидентам. Здесь было немало недавних государственных чиновников, крупных чинов милиции и прокуратуры, работников управлений внешней торговли и внутренней таможенной службы. В тюрьме оказалось немало партийных и советских работников среднего уровня, сидевших рядом с заправилами "черного рынка" и подпольными миллионерами. Андропов не был готов к глубоким и существенным преобразованиям в хозяйственном механизме. Он не помышлял о рынке и даже об ограничении функций Госплана и Госснаба. Тем более не был готов он к изменениям в советской политической системе, он не строил никаких планов расширения демократии и гласности. Он не был реформатором, и его предложения во всех областях не шли дальше небольших улучшений и экспериментов, для которых вряд ли даже подходит слово реформа. Но он искренне старался наладить более эффективную работу народного хозяйства и облегчить все еще трудную жизнь основной массы населения страны. Кое-какие сдвиги в экономике можно было отметить уже в 1983-1984 годах. Не собирался Андропов менять и внешнюю политику. Он развил в этой области значительную активность и проявил большую гибкость, чем ожидали от него западные экспер ты. Было очевидно, что Юрий Владимирович искренне стремится к мирному решению спорных вопросов, чтобы остановить все более опасную и обременительную для страны гонку вооружений. Однако он не был готов идти для этого на те уступки и компромиссы, которые сделали бы возможным серьезные соглашения с Западом.
Андропов умер, не дожив до семидесятилетнего возраста и не выполнив большей части тех дел, которые намечал. Но все же для отведенных ему судьбой пятнадцати месяцев он сделал немало. Конечно, в Москве и в провинции имелось немало роскошно обставленных квартир и особняков, где весть о кончине Андропова очень обрадовала их обитателей. Но, как мы уже писали, большинство людей искренне скорбели и сожалели о его смерти, и эти люди продолжают помнить короткий, но важный для нашей истории и поучительный период его правления".
Нам эта оценка кажется односторонней и узкой. Медведев был и остался либералом-космополитом, поэтому он не воспринимал действия Андропова с "русистами" и не мог определить истинную направленность андроповских помощников и советников. Историк,
очевидно, нарушил тут научную объективность и совсем обошел вниманием этот немаловажный вопрос.
Приведем также итоговые суждения Д. Волкогонова. О нем уже не раз говорилось.
"Г енсеки КПСС в СССР имели значительно большую власть, чем президент США и его коллеги на Западе. Американский президент, например, ограничен сроками пребывания в Белом доме волею конституции, конгресса, прессом общественного мнения; Г енсеки же в СССР - фактически "абсолютные" вожди - могли находиться у власти неограниченное время, обычно до самой своей кончины. К тому же однопартийный Верховный Совет послушно штамповал, "утверждая" любые решения, которые были приняты в Политбюро. Я сам много лет был депутатом Верховного Совета России и помню, что некоторые сессии (а они созывались обычно два-три раза в год) проходили за несколько часов! Послушно и "единодушно" сотни людей поднимали руки, Порой даже не уяснив, за что они голосуют.
Андропов сам лично несколько раз инструктировал высокопоставленных лиц, участвующих в вялотекущих советско-китайских переговорах, проходящих то в Москве, то в Пекине; Генеральный секретарь понимал, что страна не в состоянии вынести бремя фантастической по объему ракетноядерной, а затем и космической гонки с США, бесконечной войны в Афганистане, брожения в социалистических странах Восточной Европы, где располагались основные сухопутные военные силы СССР, плюс к этому - военное противостояние с миллиардным Китаем... Андропов на заседании комиссии Политбюро по Китаю предлагал изыскивать возможности и пути нормализации отношений с великим соседом.
За короткий срок своего правления Андропову не удалось вернуть страну даже к брежневскому куцему "детанту". Классовое мышление диктовало: борьба за паритет, ни в чем не уступать, при возможности добиваться преимущества.
Когда советская делегация собралась в октябре 1983 года ехать на подготовительную встречу в Хельсинки по мерам укрепления доверия, безопасности и разоружения в Европе, Политбюро, с благословения Андропова, дало директиву поддержать идею о взаимном неприменении силы, но "не соглашаться на раскрытие военной деятельности государств". Как когда-то нас смертельно пугала идея "открытого неба", предложенная Д. Эйзенхауэром, так потом долгие годы, вроде бы и соглашаясь на осуществление определенных мер доверия, мы не хотели идти на эффективный взаимный контроль".
Нет слов, суждения и оценки покойного ныне Д. Волкогонова довольно-таки водянисты, простоваты и даже скучны.
Так, но он все же выразил ту точку зрения, которая разделялась в ту недавнюю пору (а это середина девяностых годов, пик временных успехов "реформаторов") значительным числом наших граждан, увлеченных соблазнами либеральных "преобразований". Так было, но теперь уже безнадежно ушло, и навсегда.
