Ознакомительная версия.
1430 выданных офицеров были старыми эмигрантами, которые никогда не являлись советскими гражданами. Немалое число из них, например, генерал от кавалерии Краснов, сражались как союзники Великобритании на стороне британских интервенционных войск против большевиков. Генерал-лейтенант Шкуро был награжден королем орденом Бани. Однако все попытки Краснова напомнить фельдмаршалу Александеру о старом братстве по оружию остались без отклика. То, что советским властям были переданы и эти казачьи офицеры, не подлежавшие репатриации даже согласно договоренности в Ялте, а также еще 3000 старых эмигрантов из группы Доманова, также не объяснялось случайностью, а было неотъемлемой составной частью британского плана выдачи [643]. Правда, если Форин-оффис считал, что тем самым заслужит особое признание советских властей, то его ожидало разочарование. Образ действий британского правительства вызвал на советской стороне сначала удивление, а затем нескрываемое презрение, ведь он был верно расценен как то, чем в действительности и являлся, – как симптом морально-политического разложения [644]. «Англичане… поскольку ни старые белогвардейские генералы, ни их воинство не представляли какой-либо ценности, загнали всех их в автомашины и передали в руки советских властей», – злорадно заметил еще генерал армии Штеменко в своих воспоминаниях. Старший лейтенант Н.Н. Краснов, внук легендарного генерала и писателя[51], передал слова, сказанные генералом МВД Меркуловым во время допроса на Лубянке: «…Что вы поверили англичанам – так это действительно глупость. Ведь это – исторические торгаши! Они любого и любое продадут и даже глазом не сморгнут… Мы их заперли на шахматной доске в угол и теперь заставили их плясать под нашу дудку как последнюю пешку… Милости нашим… пресмыкающимся и заискивающим союзничкам – не будет!» [645]
Устранение командного состава явилось прелюдией назначенной на 31 мая и 1 июня депортации массы казаков и кавказцев из района Лиенц – Обердраубург. 31 мая и на следующий день кавказцы из Обердраубурга, среди которых имелись представители горских народов – карачаевцев, кабардинцев, балкарцев, чеченцев и ингушей, ставших в 1943–1944 гг. жертвами советского геноцида, были переданы в Юденбурге советским властям. 1 июня 1945 г. наступил тот день, который, как было сказано, «вписан кровавыми буквами в историю казачества. День, который останется в памяти на все времена как день невероятной жестокости и бесчеловечности, проявленных западными союзниками в лице англичан в отношении безоружного населения Казачьего стана на берегах Дравы» [646]. В лагере Пеггец вокруг импровизированного алтаря собрались несколько тысяч людей. Молодые мужчины и казачьи юнкера образовали защитный круг возле стариков, женщин, детей и духовенства, служившего заупокойную мессу. Британские солдаты, которые должны были выполнить приказы правительства Черчилля – Идена, сначала пытались расколоть массу, но когда эта тактика не принесла результата, стали палками, прикладами и штыками без разбора бить и колоть сопротивляющихся, чтобы суметь затащить их на стоящие наготове грузовики. Засвидетельствовано, что у матерей вырывали детей, чтобы сделать первых послушными. По беглецам открывали огонь, их преследовали бронемашины и даже самолеты [647]. Многие из казаков намеренно бросались в Драву и тонули. Во всех лагерях Казачьего стана в долине Дравы разыгрывались в эти дни аналогичные сцены: то солдаты Аргайлского и Сатерлендского шотландского полка и Иннискиллингские фузилеры, то в другом месте Королевский Вест-Кентский пехотный полк, разведывательный полк и другие подразделения использовали грубую физическую силу против совершенно отчаявшейся и охваченной паникой массы людей, загоняли их на грузовики и отвозили в Юденбург. Британские войска, частично – в сопровождении советских офицеров организации «СМЕРШ», в последующие недели устроили настоящую охоту на бежавших в горы. В ближних и дальних окрестностях места событий находили сотни трупов, казаков любого возраста и пола, застреленных во время британской операции или покончивших с собой [648].
В те же дни, когда советским властям передавали казаков группы Доманова, в 100 км восточнее решилась судьба 15-го казачьего кавалерийского корпуса. Сначала, 28 мая, произошла выдача генерал-лейтенанта фон Панвица и большого числа военнопленных немецких офицеров и солдат из состава корпуса. При этом нельзя не отметить особо, что среди выданных находился и полковник фон Рентельн, соратник фельдмаршала Александера по Балтийскому ландесверу, поддерживавший с ним в межвоенный период деловые отношения. Как до него Власов, так и генерал-лейтенант фон Панвиц оставил без внимания совет доброжелательных британских офицеров воспользоваться случаем и бежать, поскольку он, как заявлял, не хотел оставлять доверенных ему казаков в этой ситуации на произвол судьбы. Депортация отдельных частей Казачьего корпуса, размещенных под Фельдкирхеном, Альтхофеном и Клейн-Санкт-Паулем, также происходила по схеме, использованной в других местах. Это означало прежде всего отделение офицеров от их подчиненных при маскировке подлинных намерений [649]. Еще 24 мая британский полковник публично заявлял на казачьем собрании, что выдача несовместима с честью Великобритании. Казаков лживо уверяли в том, что их передислоцируют в Италию, а в дальнейшей перспективе предоставят возможности выезда в Канаду и Австралию. Там, где подобные отвлекающие маневры не удавались или где – как в районе 6-й бронетанковой дивизии – от них сознательно отказывались, практиковалось грубое насилие. Путем показной подготовки расстрелов и демонстрации действия огнеметного танка подавлялась в конце концов моральная сила сопротивления и последних людей, так что погрузку и отправку в Юденбург можно было производить так, как намечалось.
То, что происходило в Каринтии с 28 мая до 2 июня 1945 г., в различных вариантах повторилось в это же время или позже во всех других районах Германии и Австрии, оккупированных западными союзниками, а также во Франции, Италии, Северной Африке, Дании, Норвегии и других странах. Даже нейтральная Швеция осуществляла суровые депортации интернированных немецких военнослужащих и прибалтийских беженцев. Швейцария оказывала психологическое давление, чтобы избавиться от русских. Лишь княжество Лихтенштейн противостояло всякому нажиму советского правительства и находившейся в стране советской репатриационной комиссии. Нарушения писаных законов страны и неписаных законов христианской любви к ближнему здесь не допускались [650]. В целом западные державы, по сообщению уполномоченного Совета Народных Комиссаров по делам репатриации генерал-полковника Голикова от 7 сентября 1945 г., передали советским властям до указанного момента 2 229 552 человека [651]. А именно во-первых, гражданских лиц, т. е. принудительно набранных восточных рабочих или беженцев с территории СССР, во-вторых, «освобожденных» военнопленных, по советской терминологии – «клятвопреступников и изменников», и, в-третьих, военнослужащих добровольческих частей в составе германского вермахта, а также солдат РОА, которые все без разбора считались «преступниками» и «бандитами» [652].
Какая же участь ожидала этих людей после их выдачи? Этот вопрос возникает особенно в отношении последней категории, активных борцов за свободу и против сталинского режима. Со стороны британского правительства с самого начала не имелось ни малейшего сомнения в том, что выданные шли навстречу «верной смерти, пыткам или невыносимым страданиям» в «ледяном аду 70-й широты» [653]. Почти всюду депортированные солдаты после их передачи подвергались первым общим акциям возмездия. В Мурманске, Одессе, Юденбурге и под Любеком массовые расстрелы производились уже в пределах видимости британского военного персонала. Кроме того, твердым правилом органов «СМЕРШ» было немедленное разделение семей. Из казаков, выданных под Юденбургом, группа видных старых эмигрантов, среди которых находились генералы Краснов, Шкуро, Султан-Гирей Клыч, сначала испытала еще относительно корректное обращение со стороны офицеров Красной Армии, которое, однако, вскоре по указке «СМЕРШ» изменилось к худшему. Большая группа выживших казачьих офицеров была переведена во Львов, а оттуда, как особо опасный элемент, в тюрьмы Европейской части России – в Лефортовскую или Бутырскую тюрьмы в Москве, куда попали Красновы, далее в Свердловск, Новочеркасск, Владимир, Молотов и т. д. [654] В дело вступили военные трибуналы, приговаривавшие к смерти или к более чем 10 (чаще всего – к 25) годам каторги в Воркуте, Инте, Асбесте, Норильске, Тайшете, Караганде, Тапурбай-Норе и других концентрационных лагерях. Масса казаков попала в лагеря Кемеровской области, где большинство из них рано или поздно погибло от невыносимых жизненных условий. Старший лейтенант Николай Краснов, внук генерала[52], автор книги «Незабываемое», в период своего 10-летнего пребывания в лагерях разузнал подробности и о судьбе собственно военнослужащих РОА, для многих, видимо, типичной [655]. Согласно ему, отделив сначала офицеров из окружения Власова и высоких штабов, остальных выживших без разбора отправили в спецлагеря под Кемерово, где органы «СМЕРШ» либо Наркомата внутренних дел или Наркомата государственной безопасности (Министерство внутренних дел/Министерство государственной безопасности, 3-й отдел Управления лагерей) выявляли офицеров и пропагандистов, командиров полков, батальонов, рот, батарей, эскадронов и штабных офицеров. В дело вступили военные трибуналы Сибирского военного округа, приговорившие большую часть из них к смерти, а остальных – к обычным мерам наказания, в основном к 25 годам исправительно-трудовых лагерей. Вплоть до 1944 г. контрразведка «СМЕРШ» в принципе велела расстреливать каждого добровольца уже за его принадлежность к РОА [656], но и в 1945 г. в ее лагерях еще приговаривались к смертной казни – расстрелу примерно 30 % узников. Позднее, видимо, все военнослужащие Власовской армии получали приговор 25 лет каторжных работ. Бывшие офицеры и солдаты Власова зачастую находились в особых лагерях, например, в «Спецлагере № 7» на железнодорожной линии Тайшет-Братск, но, кроме того, их можно было встретить во всех концентрационных лагерях ГУЛАГа (Главное управление исправительно-трудовых лагерей), в Воркуте и на Колыме, а также в Джезказгане, Камышлаге и др.[53]
Ознакомительная версия.
