превосходства и теперь подрывает институты и структуры, в которых она не заинтересована. Или же все могло закончиться, когда Китай решил милитаризировать Южно-Китайское море, откровенно игнорируя международное право и нормы.
В то же время с трудом формируются новые механизмы управления, призванные предотвратить милитаризацию Интернета, искусственного интеллекта и космоса. Но самое страшное, что старый порядок уже не в состоянии поддерживать мир и предотвращать гуманитарный кризис, который разворачивается на огромных территориях Ближнего Востока и Северной Африки - особенно в Сирии, Ираке и Йемене. И хотя перспективы глобальной войны по-прежнему невелики, ООН оказалась не в состоянии реагировать на многочисленные и сложные кризисы, и неизменно геополитические соображения превалируют над гуманитарными.
Наблюдая за таким положением дел, некоторые историки не могут не заметить сходства между сегодняшним миром и началом ХХ века. В этот период действительно происходило становление глобальной экономики: полным ходом шла промышленная революция, пароходы, телеграф, телефон, каналы и железные дороги снижали затраты на транспорт и связь. Хотя наибольшую выгоду от этих событий получили Европа и Северная Америка, структурная мощь и влияние колониальных империй привели к тому, что эти технологии распространились также в Азии, Южной Америке, Центральной Азии и, в меньшей степени, в Африке. В то же время торговая и инвестиционная политика Европы, в частности Великобритании, активно поощряла свободное перемещение капитала и товаров, особенно с введением концепции "наибольшего благоприятствования", либеральной иммиграционной политики и снижение торговых барьеров на сельскохозяйственную продукцию. Подстегнутая эксплуатацией сырьевых ресурсов колоний, негласной верой в золотой стандарт международной экономики и относительным миром между великими державами с середины 1870-х годов до 1914 года, первая эпоха глобализации возвестила о наступлении нового времени.
Интересно, что именно эти составляющие заложили основу для Первой мировой войны. Возможно, как утверждает экономист Дани Родрик в своей книге "Парадокс глобализации": "Мы не можем одновременно стремиться к демократии, национальной решимости и экономической глобализации. Если мы хотим продвинуть глобализацию дальше, нам придется отказаться либо от национального государства, либо от демократической политики". Его анализ справедлив сегодня, как и в мире почти столетней давности. Распределительные последствия глобализации в конце XIX века вызвали обратную реакцию, не похожую на ту, с которой мы сталкиваемся сегодня. В Европе аграрии выступали за протекционизм, чтобы избежать конкуренции с американскими рынками; в Америке иммиграционная политика становилась все более неприветливой, принимались законы, препятствующие притоку новых иммигрантов, особенно из Азии; в Италии, Германии и некоторых восточноевропейских государствах национализм превратился в мощную силу; рыночная система золотого стандарта, защищавшая инвесторов от инфляции в мировой экономике, привела к резким спадам и безработице в Европе в то время, когда идея государства всеобщего благосостояния не существовала. В итоге глобализация потерпела крах, торговые барьеры выросли, культурная тревога усилилась, а конечным результатом стал длительный период межгосударственной войны между европейскими державами, начавшийся в 1914 году.
ЧТО ДАЛЬШЕ?
Если мы с трепетом стремимся избежать ловушек истории, то ключевые вопросы, которые мы должны задать, таковы: как адаптируются к сегодняшним изменениям структуры глобального управления, которые формировались в условиях совершенно иного мира? Технологические и демографические сдвиги, восходящие державы, новые географические театры и политика баланса сил - все это происходит со скоростью, ранее неизвестной миру. Смогут ли новые страны взять на себя лидерство, и создаст ли это более представительную международную систему? Честно говоря, попытка оценить будущее мирового порядка - дело трудновыполнимое. С одной стороны, необходимо задать вопрос: кому служит мировой порядок? Порядок, установившийся после окончания мировой войны, служил атлантическим державам, сначала для того, чтобы противостоять угрозе со стороны Советского Союза, а затем для расширения их нормативного видения демократии и свободной торговли. Однако этот порядок не смог учесть мнения и проблемы стран, которые обрели независимость, сбросив иго колониализма. Если заглянуть еще дальше в историю, то Венский конгресс 1815 года помог положить конец наполеоновским войнам и принес Европе мир в плане политической стабильности и экономического роста. Однако этот же период ознаменовался колонизацией Азии и бурным развитием африканской работорговли. В то же время, начиная с Вестфальского мира 1648 года, мировой порядок понимался в первую очередь как взаимодействие между государствами, а сама идея "мирового порядка" была англо-американской концепцией. Сегодня мы имеем не только множество государств и цивилизаций, претендующих на лидерство в международной системе, но и такой международный порядок должен учитывать интересы международных и региональных институтов, транснациональных корпораций и неправительственных организаций, движений гражданского общества, могущественных городов-государств и т.д.
Сегодня проблема заключается в том, что структурных предпосылок, позволяющих ведущим державам реализовывать свои нормативные представления, больше не существует. Контроль над технологиями, финансами и торговлей позволил Европе распространить свою "цивилизаторскую миссию" и колонизировать весь мир. Бурно развивающаяся послевоенная экономика и новые политические идеалы позволили Америке доминировать во второй половине ХХ века. Эти факторы всеобъемлющей национальной мощи уже не укладываются в рамки одной географии - они рассредоточены между государствами и внутри них, и все это происходит в условиях глобальной экономики, которая не признает границ. Ни одна из двух держав не может договориться о едином своде правил.
В то же время транснациональные корпорации и влиятельные города-государства все чаще действуют параллельно с политикой национальных правительств и международными нормами. Например, американские города, несмотря на выход президента Трампа из Парижского соглашения, занимают передовые позиции в борьбе с изменением климата. Москва и Пекин, которые, как принято считать, находятся в авангарде подрыва международного порядка, бросают вызов правилам и нормам, которые не соответствуют их мировоззрению. Даже Трансатлантический альянс находится под давление - на условия торговли, правила цифровой экономики, политические ценности и проблемы безопасности. Другие региональные державы, такие как Япония или Австралия, не обладают ни нормативным видением, ни экономическими ресурсами, ни военной мощью, ни политической волей, чтобы определять исход событий в мировой политике.
Очевидно, что не все одинаково выиграли от послевоенного устройства, и именно поэтому они не стремятся его защищать. Однако это не означает, что такой порядок не принес никому пользы. Если уж на то пошло, то главным бенефициаром международного либерального порядка является сегодняшняя растущая международная держава - Китай. Ни одна другая страна не выиграла от интеграции в мировую экономику так, как Пекин. С ВВП в 92 млрд. в 1970 году до 13,6 трлн. в 2018 году Китай уверенно включился в глобальные цепочки создания стоимости и творчески продвигается по лестнице промышленного производства. Уже сейчас он является второй по величине экономикой в номинальном выражении и крупнейшей по ППС. Почему же именно Китай оказался в авангарде разрушения этого порядка? Из этого вопроса вытекает другой: какой цели служит мировой порядок? Коллективный мир, гегемония, взаимовыгодная многосторонность или
