— у них срамота одна.
— Хуй есть только у следующих представителей семейства пернатых: Сирина, Гамаюна и Феникса (у последнего он, понятно, называется пенисом.
— Чужой пенис всегда слаще.
— Свой пенис не укусишь.
— С другой стороны, пенис пенису глаз не выклюет.
— На чужой пенис рта не разевай!
— Чем дальше в лес, тем больше пенис.
Извините, если кого обидел.
03 сентября 2006
История про разговоры DCXXII
— Ничего вы в Фобосе-Деймосе не понимаете, батенька. Вот вчера — смотрю старый фильм, даденный фанатом совкино, "Мы, двое мужчин" (кстати, оказавшийся очень милым).
И два момента потрясают: один, наверняка, по воле автора, другой — помимо.
Первый — когда телочка, с крупно показанным завитком на лбу, казавшаяся сначала страшной мальчику и упорно оттеснявшая его к забору, валится героем Шукшина на землю, ей вяжут ноги и на глазах двух пацанов режут горло. Они только и спрашивают: "Это она насовсем? Это смерть?"
А потом второй эпизод — в универмаге костюмчик пацану никак не могут подобрать, шофер-Шукшин в смазных сапогах его со скандалом велит снять с манекена. И кадр: в примерочной косо-беззащитно лежит оголенный снизу мальчуковый манекен, лицом вниз, треснутая левая ягодица, сверху пиджак — сцена насилия в чистом виде.
— Ни фига себе соцреализм… Киностудия Довженко, кстати. Впрочем, я — человек, не очень любящий писателя Искандера, нашёл у него чудесную фразу, которая искупает всё: "Если человек около сорока начинает жаловаться на жизнь, сразу хочется ему сказать: "Потерпите, недолго уж!".
— У него есть еще чудесная фраза про сумасшедшего дядюшку, который раздражался при виде чужих отклонений от нормы — это казалось ему профанацией.
Не могу найти сейчас цитату.
Извините, если кого обидел.
04 сентября 2006
История про разговоры DCXXVII
— Представьте ужас Безрукова-младшего, которому приснился новый сексуальный символ России — Березин, и плющить перестанет.
— Это лишь добавит мне ужаса — потому что если представить Россию, для которой я — новый сексуальный символ, то и вовсе спать станет невозможно.
— И то верно. Ведь дел сразу не в проворот станет.
— Ни каких дел. Я по перепискке — одно письмо $2, с фото в аттачменте — $5.
— Я вам денег, получаеца, должна?!
— Я, что разве фотку присылал? Так это Сталоне был.
— Вот и верь после этого
— А што делать? Так и приходится — кому Безрукова вместо себя пошлёшь, кому — Баскова.
— Тоже верно. И нет спасения.
— Спасение есть. Это вина просто бывает недостаточно для осознание факта спасения.
— Много есть разного. А водка — строгий напиток. Глупостей не любит.
— Да я-то что? Я ничего. Я и водку-то не пью.
Извините, если кого обидел.
04 сентября 2006
История про разговоры DCXXVIII
— Мало, мало мы ещё у нас знают о писателе Бачиле и его рассказе «Шестерёнка».
— Я знаю Бачилу и его рассказ "Шестеренка". Я не журналистка.
— Ты — хуже, да. Ты ещё не девушка.
— Ты не мешай мне к девушке подкатываться. А то начнёшь сейчас по-упырски зубом цыкать и всё испортишь.
— Понял, мессир. (Заворачиваеццо в чорный плащ, демонически хихичет, исчезает в клубах серного дыма).
Извините, если кого обидел.
04 сентября 2006
История про разговоры DCXXX
— Многим вот нравится новый акунинский роман. Я вот не отношу себя к их числу — правда, у меня электронная версия, и, может, я не всё ещё прочитал. (А r_l говорит, что в пресс-тираже не единый том, а два). Вообще — это проблема всех современных писателей, кстати. Когда они после большой паузы в работе возвращаются в общество, то новая книга кажется бледным оттиском старых.
То есть каждая следующая книга должна быть на порядок лучше предыдущих. Понятно, что фандоринско-эрастовский цикл закрыт, и Пелагея растворилась в нетях. Оттого приходится отдуваться баронету. «Специальный корреспондент» — роман о его потомке, который живёт в современной России. А старый Фандорин появляется там только в эпизоде с саклей, и когда приезжает в Вологду искать пропавшего сына Шамиля. А современный британский баронет Фандорин как раз абсолютно зауряден. И специальный корреспондент-стрингер просто карикатура.
Это совершенно непонятно — на кавказской тематике можно было закрутить очень жёсткий сюжет, а не эту персональную корректность. Да.
— Ну, не знаю. По-моему, как раз в этом сведении линий есть цимес. Главное, оно, сведение, давно было обещано, и мы все думали, как оно осуществится. Я лично не думал, что так. Нет, право, вещь.
— Вещь-то она вещь, но, во-первых, это игра в поддавки. Зачем князя из начала XX века называть Сакинишвилли? Это совсем не остроумство — потому что намекать нужно тоньше. Потом этот корреспондент-педофил, который с мальчиком уезжает потом в Америку — это всё набор штампов.
То есть, литература кончилась, и царит бал клише.
— Ну, поддавки и в Колеснице были, согласитесь. Но там все же было скучновато. А тут весело. Как раз про мальчика я не ожидал.
— Мы на работе это уже обсуждали: но когда писатель говорит: "Читатель ждёт уж рифмы розы — На, вот, возьми её скорей!" один раз — это свежо. Если два раза — терпимо. А если двадцать пять раз — это утомляет.
Потом для меня индикатор, как переделывают фамилии олигархов — если звучит Лебединский и Дубровский — Это дурновкусие. Я сразу могу сказать, что там стильно. То, как Николас ходит по московской тусовке перед отъездом на Кавказ — потому что это всё-таки неявный Толстой, а ещё потому что понятно, что никакие "Серые волчки" там рядом не валялись. Мне это Климонтовича с "Газетой" напомнило. Ну, ещё и то, что корреспондента вытягивают из плена благодаря сетевому дневнику — только почему "Живой Интернет", а не "Живой журнал" — непонятно.
— Ну, он же все время реалии слегка заменяет. Это как раз понятно. Меня больше смутила грузинская линия. Ясно, что она автобиографична, но такого открытого звиадизма, прости Господи, я не ожидал.
— Да нет, я думаю, что он взял от Гамсахурдиа только то, что он писатель. Всякая "Великая Грузия" Акунина не очень интересовала — главное для него было то, что он в Президенте может выразить самого себя. То как Сакинишвилли топает на японского посла и атташе — это как раз совершенно открытый фрейдизм. Понятно, что японцы А.-Ч. остопиздили, но сказать об этом можно только устами персонажа.
— И ко мне заехала в гости А., привезла московскую новинку — акунинского
