«Видимо, правильно народ утверждает, что порой и на крупное здоровое тело лепятся паразиты. В данном случае паразиты налепились на образ Владимира Маяковского…» (Ваксберг).
В этот период в квартире на Кутузовском проспекте стало собираться меньше советских гостей, «но зато было великое изобилие иностранных» (Ваксберг).
Лиля Брик стала борцом за права человека — за право советских евреев выезжать за границу (естественно, «туземное» русское население в расчет не принималось). У самой же Лили и Катаняна препятствий для выезда за рубеж, как всегда, не было. И с 1960 года Лиля и Катанян могли жить сколь угодно долго в квартире, оборудованной для них в особняке Арагонов. Для Лили Юрьевны это был период ожесточенной борьбы с родными Маяковского, для чего она пыталась привлечь и бывших «подруг» поэта.
«Вокруг имени Маяковского, но главным образом вокруг имени Лили Брик в связи с Маяковским, стала разворачиваться уже нешуточная война» (Ваксберг). Со стороны же Лилиных заступников была принята многократно проверенная временем тактика — это все происки антисемитов. Это очень удобная формула, сразу же затыкающая рот любому оппоненту.
В этом плане даже стали привлекать и авторитет Маяковского — Роман Якобсон свидетельствовал: «Маяковский мне говорил несколько раз, по разным поводам, что ничто его не приводит в такое состояние возмущения, как юдофобство» (Ваксберг; выделено мной. — В.Б.)
Но вот что произошло при многочисленных свидетелях: «Однажды после доклада Айхенвальда Маяковский выступил с возражениями и начал так:
— Вот Коган говорит…
Айхенвальд возразил:
— Я не Коган.
— Нет, вы все коганы, — парировал Маяковский.
Об этом рассказал Шкловский, добавив, что Маяковский в то время, если человек был не Коган, хорошо к нему относился» (Ал. Михайлов; курсив мой. — В.Б.)
Вспомним, что в то время действовал декрет 1918 года, по которому человек, назвавший еврея «жидом», мог автоматически становиться к стенке. А еврейский состав руководства ВЧК-ГПУ хорошо известен из литературы (см., например, произведения Г.Климова, В.Кожинова «Россия. Век XX (1901–1939), А.И.Солженицына «Двести лет вместе»). Кстати, говорят, что за эту свою книгу Солженицын, ранее не замеченный в особых симпатиях к русским, в российских демократических кругах получил звание «просвещенный антисемит».
Сестра Лили Брик — Эльза Каган (Триоле, потом жена Луи Арагона) в соответствии с записью беседы, представленной А.Ваксбергом, говорила в 1968 году про противников сестры: «Они выбрали Лилю как удобную мишень, но этим лишь показали ее значительность. Кто ничего собой не представляет, тот не может служить мишенью. Мы с Арагоном решили, что будем публиковать протест. И спрашивать разрешения ни у кого не намерены, потому что борьба с антисемитизмом — это дело каждого порядочного человека, каждого, кто не утратил чести. Так что никакого дозволения для этого не требуется».
Или, как говорит «Карманная еврейская энциклопедия» (под редакцией М.Членова): «В Российской империи и Советском Союзе антисемитизм был частью государственной политики, что проявлялось в многочисленных дискриминационных мерах по отношению к евреям».
Отметим, что родители Лили и Эльзы — Каган и Берман, отказавшись принять православие, спокойно и безбедно жили во второй столице «антисемитской» Российской империи.
Об антисемитизме же советского периода писали наши современники.
Ярким примером такого «антисемитизма» являются трижды герои Социалистического труда — евреи академики Зельдович и Харитон.
Еврей Илья Эренбург стал выдающимся советским писателем и публицистом, лауреатом разных премий, в том числе, и Сталинской премии мира; он же был одним из первых отрекшихся от этого периода в своей «Оттепели», что дало основание для дружеской эпиграммы:
И в «Оттепель», и в «Бурю»,
Он трубку мира курит.
В этот период вся Москва, а часто и вся страна, знали еврейских артистов — Качалова (Шверубовича), Цецилию Мансурову, Хенкина, Фаину Раневскую, Плятта и многих других.
«Антисемитизм» сталинского периода отразился даже в поэзии для детей, например, в поэтическом рассказе о «бедном» еврейском мальчике, которого (как бы сказали современные «правозащитники») на лето с целью дебилизации увезли в пионерский лагерь «Артек». Кто сейчас помнит, что в этот крымский пионерлагерь направляли только отлично учившихся детей? Про пионера Сему в стихотворении говорилось:
Сема долго не был дома.
Отдыхал в Артеке Сема.
А потом он сел в вагон,
И в Москву приехал он.
Но вернемся к «женщине-мифу» Лиле Брик. Она «расплачивалась все за то же: за то, что была Лилей Брик» (Ваксберг). Понятно?
В 1970 году умерла Эльза, и Лиля с Катаняном вылетели в Париж на похороны, которые взяла на себя Французская коммунистическая партия. После чего они бывали в Париже неоднократно.
Лиля Юрьевна Брик покончила с собой в августе 1978 года. В.В.Катанян нашел завещание Лили, «написанное десятью годами раньше, когда она всерьез помышляла о самоубийстве» (Ваксберг).
Интересно то, что А.Ваксберг о самоубийстве Лили Юрьевны пишет кратко, как об имевшем место факте. Но с демократической ненавистью и совершенно бестактно пишет он про аналогичную ситуацию с «врагом» «женщины-мифа». Это был «один из биографов Маяковского, люто безжалостный, чем-то озлобленный и вскоре трагически заплативший сам за эту озлобленность, сведя счеты с собой».
Вспомним, что когда в тюремной камере, незадолго до выхода на свободу был убит К.Осташвили — политический заключенный демократического режима современной России (с имитацией самоубийства —* он, якобы, повесился), то один из журналистов-человеколюбов, в глумливом демократическом стиле, воспринятом Ваксбергом, написал: «Повесился, не выдержав своего антисемитизма».
Здесь можно задать вполне закономерный вопрос: «А за что трагически заплатила Лиля Юрьевна Брик, «сведя счеты с собой?»»
Когда читаешь биографии таких великих евреек, то видишь много сходственных черт в них, а самое главное — тго, как теперь выражаются, безбрежная любовь к «сексу», как основе благосостояния, и жажда красивой жизни.
Но есть и различия, видимо, связанные с уровнем медицинского обслуживания в Европе и России: если мать, сестра и сама Сара Бернар могли все-таки иметь детей, то ни Лиля Брик, ни ее сестра Эльза Триоле этого не могли.
РУССКАЯ НАУКА И ДЕМОКРАТИЯ
Академия нефтезадвижки
Откроем книгу выдающегося французского математика Анри Пуанкаре (1854–1912) «О науке», изданную в 1990 году под редакцией другого выдающегося (русского) ученого-академика Л.С.Понтрягина: «Отыскание истины должно быть целью нашей деятельности»… или: «Наука, как сказал Аристотель, имеет предметом общее; во всяком частном случае она будет искать общий закон и требовать все более и более широкого обобщения… Наука… является коллективным творчеством и не может быть ничем иным; она как монументальное сооружение, строить которое нужно на века и где каждый должен принести камень, а этот камень часто стоит ему целой жизни. Следовательно, она дает нам чувство необходимой кооперации, солидарности наших трудов с трудами наших современников, наших предшественников и наших последователей».
Академик В.С.Авдуевский продолжал: «Наука — как цепная реакция: хороший результат всегда порождает новый успех» («Космос. Дает ли он прибыль?», «Огонек», № 24,1989 г.).
О связи же науки с научно-техническим прогрессом говорится в «Политехническом словаре» (1980 год, под редакцией академика А.Ю.Ишлинского): «Научно-технический прогресс — повышение технического уровня производства путем развития и совершенствования средств труда, технологических процессов и организации производства на основе использования достижений науки».
Далее: «Научно-технический прогресс содействует росту квалификации кадров, их образовательного уровня, приводит к качественным изменениям в структуре производства. Эффект научно-технического прогресса выражается также в непрерывном порождении новых потребностей, в увеличении свободного времени, улучшении условий труда, быта, в развитии медицины, культуры, образования».
Из сказанного выше уже ясно, чем наука вредна российской демократии: поисками (а не сокрытием) истины, коллективизмом, связью с прошлым и нацеленностью в будущее, влиянием на развитие (а не на разгром) отечественного производства.
И как следствие — возможностью улучшать жизнь народа, медицину, культуру, образование.
С этих позиций и надо рассматривать более чем десятилетние усилия российской демократии по уничтожению науки в «этой» стране.
Официальные цифры говорят: финансирование научных исследований уменьшилось в 10–15 раз (!) по сравнению с периодом «застоя» (когда страна имела выдающиеся достижения в целом ряде областей науки).