Комитет продумывал хотя и бредовые, но не лишенные вероломства рекомендации в обход существующего конституционного порядка. Идея первая: карабахские армяне должны добиться выхода из СССР и вслед за этим обратиться с просьбой о вхождении обратно в Советский Союз, но уже в составе Армянской ССР. Вариант второй: поскольку, согласно Конституции СССР. НКАО не обладает правом самоопределения, а Армянская ССР имеет его, то пусть сама Армения заявит о своем вхождении в состав Нагорного Карабаха, образовав новую Арцахскую республику со столицей в Степанакерте.
Чем черт не шутит! Спустя четыре года, искупавшимся в кровавом омуте Ходжалы, Южной Осетии и Приднестровья (а что ждет впереди?), эти картины расстроенного национализмом воображения, воспринимавшиеся как вздор, могут обрести вполне реальные очертания: создан же марионеточный Арцах — НКР, и референдум по этому поводу проведен. Правда, без карабахских азербайджанцев, они изгнаны со своей земли, оккупированной армянами.
А что же Эчмиадзин? Официально религиозные деятели не комментировали свою позицию по начавшемуся 20 февраля конфликту, хотя и заявляли: можете быть уверены, что сердца наши обливаются кровью по нашим братьям. На вопрос австрийского журналиста Мейзельса, как отстоять права армян в Карабахе и не топтаться на месте, один из высокопоставленных деятелей армянской церкви дал уклончивый ответ:
«Мы не одиноки. На наших братьев в диаспоре не наложены никакие политические ограничения. Они могут перед своими правительствами ратовать за наше правое дело, и этот нажим, несомненно, не замедлит сказаться».
Вскоре в защиту «чаяний миллионов армян» выступил губернатор штата Калифорния Джордж Дукмачян. Похожее заявление сделал американский конгрессмен Пашаян и ряд других политических деятелей Запада. В их позиции явно просматривалась надежда, что события в Нагорном Карабахе и вокруг него, подобно цепной реакции, перекинутся на другие регионы страны. Начавшийся конфликт не должен был затухнуть. Армянская церковь, по сообщению «Голоса Америки», возглавила движение армянского народа «под лозунгом гласности» и стала требовать включения НКАО в состав Армении. Духовенство заявило, что «если Михаил Горбачев не решит этот вопрос для армян положительно, то они предпримут более решительные меры». На митинге армян Нью-Йорка архиепископ Месроп заявил: «Мы должны показать мировой общественности, что армянский народ сплочен и добьется осуществления своего требования».
Выход один: давить и давить на Москву, там в конце концов поймут, что лучше уступить, чем прославиться на весь мир, как деспотическое государство.
Перед поездкой первой делегации в Москву ходоки испытывали страх. По свидетельству Александра Проханова, «делегаты думали, что не вернутся, что их арестуют. Их провожали, как мучеников, агнцев, кладущих головы на алтарь армянской идеи».
Страх был природным, но напрасным. Москва, по словам Проханова, «их выслушала, попыталась понять». Выяснилось, что перед правовым беспределом если и есть конституционная преграда, то она — гнилая, ткни прикладом — и развалится.
Москва благополучно сунула свой державный палец в оскаленную пасть карабахского сепаратизма, начав политику задабривания и заигрывания, по настоянию агентов влияния, приближенных к партийному трону.
Были ли иные суждения в Политбюро в те дни? Выслушаем мнение Егора Лигачева, высказанное им три года спустя в интервью газете «Ла Стампа».
Вопрос: — Произошел ли разрыв между Вами и Горбачевым, в частности, по вопросу о проявлениях национализма?
Лигачев. — Да, это был третий пункт разногласий между нами и, может быть, самый серьезный. Когда в 1988 году начался конфликт в Нагорном Карабахе, мы очень часто виделись и много спорили. Он был, конечно, весьма озабочен. Но по-прежнему говорил об экстремистских силах, по-прежнему не желал принимать меры, необходимые для восстановления порядка. Результат нам известен: тысячи убитых, сотни тысяч беженцев, опасная напряженность для всего Союза.
Вопрос: — Вы считаете, что это вина Горбачева?
Лигачев. — Я говорю лишь то, что повторял уже тогда. Подлинная опасность для перестройки — не консерватизм, а сепаратистский антисоциалистический национализм, раскалывающий страну. Я знаю, что сейчас и Горбачев с этим согласен. Но недооценка этого обстоятельства в течение нескольких лет была роковой…
Я не думаю, что Лигачев четыре года назад был наделен здравым смыслом, а Горбачев был его лишен. Они просто делили свои сферы влияния и имели каждый своих наушников (от слова — наушничать). Напомню еще раз, что личным советником Горбачева был и остается Георгий Шахназаров, устроивший личную встречу Генсека с делегацией Карабаха. Ее составляли ереванские литераторы Зорий Балаян и Сильва Капутикян, уже не раз к тому времени публично высказавшие свою зоологическую ненависть к «туркам»-азербайджанцам.
Политическое лицемерие Горбачева и цинизм его действий и бездействия в создании омутов межнациональных страстей поражают. Вот лишь небольшая хроника:
Декабрь 1986 года, шар первый — Алма-Ата; столкновение на национальной почве? Как бы не так!.. Привыкайте к лжи и дезинформации.
Февраль 1988 года, Нагорный Карабах и — дуплетом Аскеран-Сумгаит. Именно в такой последовательности. Первые жертвы разбоя. Армия в городе Комендантский час.
Отошли от шока? Сентябрь 1988 года. Снова Нагорный Карабах, особое положение и комендантский час в целой области.
Процесс пошел вполне успешно. Ноябрь 1988 года. Около двухсот тысяч азербайджанцев изгнаны из Армении после визита в регион Сахарова, Боннэр и Старовойтовой. Многодневные митинги в Баку и Ереване. Особое положение и комендантский час практически в обеих республиках. Армия на улицах городов.
5 декабря 1988 года. Очистка спецназовцами площади имени Ленина в Баку. Избиение безоружных людей.
2 апреля 1989 года. Тбилиси. Армия, как и четыре месяца назад, выполняет полицейскую роль. Как и в Баку, невероятное унижение национального достоинства народа.
Май 1989 года. Зверства в Фергане. Армия уже бездействует. Милиция бессильна. Около сорока тысяч месхетинцев оказываются выброшенными как бы в просторы Вселенной. Они никому не нужны — ни России, ни Грузии. Многие из беженцев находят приют в бедствующем Нечерноземье и растоптанном Азербайджане.
Лето 1989 года, новые удары: Узень, снова Нагорный Карабах, Абхазия…
Не могу, должен остановиться. Кровавые отблески полыхают даже на клавишах моей пишущей машинки.
Что же Горбачев? В сентябре 1989 года на пленуме ЦК выступает с платформой по национальному вопросу. Новое словоблудие и новое лицемерие: «Кто вообще возьмется разделить, раскроить нынешнее наше переплетенное, связанное всеми экономическими, политическими, социальными, духовными, человеческими, семейными узами общество! — восклицает Генсек. — Только авантюристы могут к этому призывать!»
Через месяц в итальянском городе Ассизи он получит первую награду Запада — премию «Пилигрим мира — 1989». Чтобы выслужить Нобелевскую премию мира, нужно пролить море крови в Баку и окончательно опозорить армию жертвами в Вильнюсе.
Двуличный характер лидера перестройки верно почувствовал писатель Анар, опубликовавший свое суждение в январе 1991 года, когда Горбачев стоял у штурвала власти, выполняя чужие команды:
«Во встречах с М. Горбачевым я нашел его гибким, умным, изощренным политиком. По натуре это, безусловно, не жестокий человек. Но это — человек, что называется, себе на уме, и разгадать его истинные намерения непросто… И, повторяю, не будучи, на мой взгляд, человеком жестоким, он порой оправдывает, если даже не санкционирует, весьма жестокие и кровопролитные акции (Тбилиси, Баку, Литва). Президенту сейчас, как никогда, нужна армия, и он, по-моему, может оправдать любые ее действия, даже такие, какие он как человек, а не как политик, безусловно не одобрил бы. Конечно, жизнь людей для него — далеко не мелочь, но в то же время всё это не является для него как политика, неприемлемой ценой для достижения какой-либо цели».
Ах, Анар, Анар, мягкосердная душа! Забылось, как Вас, народного депутата и народного писателя Азербайджана, этот «не жестокий» человек, будто плетью, исхлестал по сутулой интеллигентской спине, отогнав от трибуны первого съезда, не дозволив и слова высказать в защиту вашего оскорбленного нападками народа. Унижая других, сам унижаешься, — возразите Вы. Ничуть не бывало, — отвечу я, смотревший тот телевизионный спектакль, — надменности свойственно униженье других. Над Вами восседал гордый победитель, которого тешит униженье и Вас, и Вашего народа.
Впрочем, психологически это понятно, и я Анара не осуждаю: сам такой, хоть и не мусульманин, а христианин. Верней всего, мы оба атеисты. Сужу по тому факту, что в одной из февральских статей 1988 года Анар приводил в пример соотечественникам великого Сабира, который в трагические дни 1905 года, когда были спровоцированы первые армяно-мусульманские столкновения, нашел в себе мужество обратиться к двум народам с таким призывом:
