Либералы и «божьи одуванчики» пацифисты, представители неправительственных организаций, которые следят за правами человека и сдувают пылинки с любого пострадавшего от милицейского произвола, на самом деле являются иной версией жесткого, радикального западноцентричного расизма. Которая исходит из предпосылки, что:
• есть совершенные общества, это либерально-демократические западные общества,
• есть менее совершенные (развивающиеся страны),
• и есть недообщества, Untermenschen, чистые «недолюди», которые живут в джунглях.
Другое дело, что вместо того чтобы их колонизировать (подавлять), их надо цивилизовать, то есть переводить (не спрашивая, хотят они или нет) в состояние западно-европейской цивилизации. Это тоже типичный, только антиколониальный антиимпериалистический расизм. Расизм в чистом виде, который исходит из универсальности представления о том, что западное общество является совершенным, что это и есть цивилизация в единственном числе, что цивилизация может быть только западной и то, что не является западной цивилизацией, является недоцивилизацией.
А вот формы работы с недоцивилизацией здесь несколько отличаются от реалистских. То есть не с помощью колонизации и жесткого принуждения, а с помощью:
• глобализации,
• навязывания своих экономических институтов,
• кредитов Международного Валютного фонда, который скупает будущие поколения и разрушает естественное развитие экономик этих так называемых варварских или недостаточно цивилизованных стран.
Тот же колониализм, только мягкая версия: колониализм антиколониальный. Он может сопровождаться полной любовью к дикарям и даже побочной симпатией к варварам. Хотя варваров либералы не любят страшно, потому что видят в них пародию на самих себя или карикатуру на свои собственные подходы. Варвары открыто говорят: «Вот это власть. Вот это господин. Вот это раб». Все. «Господин отдыхает, раб работает — прекрасно», — говорит варвар.
А либерал цивилизованно говорит: «Ну нельзя же так. Он работает, потому что как же иначе? Иначе у него не будет денег. Иначе он будет жить под мостом. Не все ли равно: просто иди работай или живи под мостом».
Есть принуждение: либо силовое, либо экономическое. Как будто экономическое принуждение менее жесткое, чем силовое. Как будто экономическая форма доминации не столь же абсолютно жесткая, как прямое насилие. Разные формы господства — смысл один: господство неравновесно распространяется сверху вниз от цивилизованных обществ через недоцивилизованные к совсем нецивилизованным.
Марксизм, казалось бы, уж никак не является расизмом. «Абсолютный расизм», — говорит Хобсон. Марксистская идеология — это расистская идеология, которая утверждает, что развитие общества по западному пути индустриализации, урбанизации, движения к одной цели является законом для всех остальных формаций. Маркс, как и остальные, разделяет учение о трех стадиях, просто считает, что в цивилизации помимо буржуазной стадии, неизбежной и необходимой, должна наступить еще справедливая стадия — коммунизм.
Но на самом деле тут точно такое же брезгливое отношение к дикарям, которых надо цивилизовать, и неприязнь к варварским государствам, варварским обществам. Это абсолютно евроцентрический расизм, научный расизм, только еще одна экономическая его версия.
Хобсон приблизительно так расшифровывает структуры (модели) международных отношений, существующих в современном мире, и показывает, что мы имеем дело с хорошо темперированным расизмом всех типов — научным расизмом. Который от прямого оправдания колонизации империализма переходит к косвенному через введение своих критериев, например, критерия экономической эффективности «Agency», о котором говорит Хобсон. Западные общества делают из экономической эффективности высшую ценность, потом они с помощью этой ценности начинают измерять другие общества. Здесь как раз принцип «блондины — брюнеты».
Для одного экономика — это самое главное, остальное — второстепенное. Если мы будем сравнивать согласно критерию того, для кого это самое главное, действительно, тот человек, для кого это второстепенное, будет выглядеть аномалией (первертом), инвалидом, неадекватным человеком, недочеловеком.
Такой анализ евроцентризма показывает, что вся теория международных отношений строится на расистском основании. Самое интересное, что далее Хобсон показывает чисто биологические расистские модели, без всякого Гитлера. Мы говорим не о фашизме, мы говорим о Западе. Фашизм — это тоже одна из частей Запада, такая же, как и либерализм или марксизм. Это все разновидности расизма как сути модерна как такового.
Очень интересно показывает Хобсон, что в XIX веке эти три стадии у теоретиков либерализма, у теоретиков (в значительной степени) марксизма и у теоретиков прямого откровенного колониализма или западоцентризма имели строгие расовые аналогии. И именно этот стадиальный расизм, который сам по себе есть расизм и евроцентризм, еще в XIX веке (до начала XX века) был жестко окрашен расовыми маркерами. Какими?
Цивилизация, оказывается, равно белый человек. Таким образом, цивилизация имеет цвет. Цивилизация — это «белые», с точки зрения большинства специалистов международных отношений XIX, даже XVII века. Кант так считал. Все так считали: цивилизация — это белые. Варварство — это желтые, это некий пояс, который окружает белых. Боязнь желтой угрозы, боязнь подъема китайцев, японцев или Азии в целом — расистская рефлексия именно этого более глубокого евроцентричного стадиального подхода, более фундаментального западного расизма.
Желтое = варварство. Отсюда азиатские общества считались желтыми: исламские, турецкие, китайские, индусские, иранские, японские. Желтые — в смысле не совсем белые. Это варварство. Смотрите, какая здесь прямая логика: цивилизация — полуцивилизация (белые — не совсем белые).
И, наконец, дикость какого цвета? Черного. Все понятно: видишь черного, значит, это дикарь. И действительно, картина: мы говорим «негр». Банан, баскетбол, джунгли, Амазонка, дальше яки, лани — это наши ассоциации, потому что мы живем в абсолютно расистской культуре, где все насквозь организовано с помощью этих стадиальных иерархий.
Для западного человека кто такой немец, например, Второй мировой войны? Гунн (желтый), Аттила.
Кто такие русские? Откуда наполеоновское: «Grattez le Russe et vous verrez un Tartar» («Поскребите русского — найдете татарина»)? Кто такой татарин? Это символическая фигура, это какой-то желтый азиат, который угрожает белой цивилизации. Русские — варвары, они желтоватые. Может быть, внешне они белые, но по сути они желтые. Не черные, конечно.
Ну, и там, за пределами (за русскими, за китайцами) начинается Великое Черное море черных народов, им побрякушку дал — все остальное твое.
Таково отношение в стадиальной теории.
Итак, как только мы добавляем (что показывает Хобсон) к стадиальной теории, где речь идет о цивилизационном расизме, научном расизме, цвет кожи, то получаем тот образ мира, который до сих пор является доминирующим и главным в теории международных отношений.
Отождествим цивилизацию и белых, отождествим варварство и желтых, отождествим дикость и черных — и получим сознание современного Бжезинского, современного представителя прав человека, обычного западного среднего обывателя, который раздут до медийных фигур или является объектом имитации для жителей самих тех обществ, которые напрямую к белым причислить нельзя.
Интересно дальше, что понятие «цивилизация = белый» начинает осмысляться так даже теми народами, которые напрямую к белым не относятся. Например, японцы начинают называться «Западом», потому что они входят в цивилизацию, становятся эффективными технологически и начинают мыслить себя как белые. Интересно, что в ЮАР в системе апартеида евреи были признаны белыми, будучи семитами, а арабы — цветными, хотя и те и те — семиты. Евреи считают себя белыми, потому что они цивилизованные, а юаровцы считали арабов недостаточно цивилизованными, значит, отказывали им в праве быть белыми, хотя этнически это одно и то же.
Точно так же небелыми считались арийские персы или индусы. Точно так же чисто арийские таджики в нашем обществе стали синонимом каких-то там… ну, никак не белого человека. Мы говорим «таджик» (не мы говорим, а на улицах можно услышать) — это нарицательное понятие. Это значит какой-то нерусский, и особенно — небелый. А это индоевропейцы гораздо более чистого корня, чем мы, славяне, потому что у нас гораздо больше корней, чем у чистокровных таджиков. Таджики — это этнические арийцы, но в нашем сознании, подражающем западному, нам, тоже пытающимся примазаться к этой цивилизации (к белому человеку) с помощью айфонов, модернизации и других средств, проломившим себе уже давно (не очень уклюже) окно в Европу, хочется быть белыми людьми.
