Белый человек и цивилизованный человек — это социологическая идентичность. Вот, что я хочу сказать и что показывает Хобсон. Это позиция. Отсюда смена кожи у Майкла Джексона. Зачем он стал вдруг себе менять цвет кожи? Ну, прыгал и прыгал, хорош и так был, ничего (и с тем цветом). Но он фанатично, ценой провала носа, ценой всех этих жутких историй, решил стать другим. Он хотел повысить свой социальный статус не только экономически, не только свой престиж (по нашим социологическим ролям). Он еще хотел добавить себе главную принадлежность цивилизации: он хотел стать человеком первого сорта. А первый человек в этой расистской цивилизации (даже сегодня) — это человек белый, то есть цивилизованный. Если он недостаточно белый, он вызывает подозрение, что он то ли варвар, то ли дикарь.
Эти парадигмы блестяще друг друга иллюстрируют в XIX веке. Но в XX веке они постепенно начинают расходиться. Собственно расовая цветная сторона уходит в подразумевание, а стадиальная (то, что существует три типа) остается (сохраняется). Поскольку они растут из одного корня, они основываются на одной общей системе стратификации типов обществ, предопределяющих международные отношения. Хобсон показывает, что евроцентризм является единственной матрицей, на основании которой создаются все теории международных отношений. Зона теории международных отношений есть, по сути дела, поле научного расизма самого разнообразного толка. И Хобсон, конечно, возмущен этим.
Еще интересно: он анализирует такое явление, когда стадиальная расистская модель аффектирует в понятие суверенитета — базовое понятие для реализма, базовый тезис для международных отношений вообще. Оказывается, хотя суверенитет признается за всеми странами (теоретически), некоторые страны рассматриваются по факту (на основании этой стадиальной теории) как носители того, что Хобсон называет «дефолтным суверенитетом», или «суверенитетом градуальным», «градиентным». То есть приблизительно они суверенные, но не совсем.
Когда мы говорим о суверенитете, речь идет о суверенитете
• цивилизованных государств,
• варварских
• или дикарских.
Сегодня все зоны планеты размечены на государства. Не все они равны абсолютно. На самом деле, любой аналитик международных отношений мгновенно (бессознательно, а то и сознательно) говорит:
«Вот, есть цивилизованное государство. Их суверенитет — это суверенитет. Есть варварские государства» (мы с китайцами сюда попадаем железно). Их суверенитет заканчивается возможностью его отстоять. Это очень опасные и страшные ребята, которые, если попытаться у них суверенитет немножко отнять, начнут кусаться. Это опасные и очень неприятные такие симулякры. Но, вообще-то говоря, признать их суверенитет было бы уж слишком. Это значит признать, что они наравне с цивилизованными людьми. Поэтому при желании надо все-таки попробовать их на прочность. Если они ослабнут, то либо Северный Кавказ, либо Поволжье, либо Цзиньцзянь с Внутренней Монголией, либо что-нибудь еще, что плохо лежит, попытаться у них вытащить. Тем более что варварам не надо позволять контролировать слишком большие территории. Для варваров достаточно небольших территорий. На этих маленьких территориях они будут лучше цивилизоваться.
А что касается суверенитета небольших африканских государств, то, конечно, они тоже суверенные, но, по сути дела, это шутка, эвфемизм (их суверенитет). Они голосуют там о признании Косово, как им велят из Вашингтона. Поправив головной убор вождя, они особо не думают, что такое Косово, кто там живет, откуда там появились албанцы или почему вообще здесь эта проблема. Конечно, они полноценные участники ООН, но суверенитет их дефолтный.
Этот же ранжир определяет участников «Большой двадцатки», особенно «Большой семерки». Это люди первого эшелона. Нас туда (в эту «Большую семерку») взяли только благодаря тому, что мы отказались от конкуренции с Западом, как бы авансом. И все время нам говорят, что мы еще недостаточно цивилизованны, что мы на подходе, на очереди в цивилизацию, но еще не входим туда до конца. Возникает такой ранжир, который определяет все: экономику, право, СМИ, вес в международной ситуации. А это означает, что сфера международных отношений есть не что иное, как поле расистских практик и двойных стандартов.
Запад: война против России
Война против России сегодня является самой обсуждаемой темой на Западе. В данный момент война — это только предположение и виртуальная возможность, она может стать реальностью в зависимости от решений, принимаемых всеми сторонами, участвующими в украинском конфликте, — Москвой, Вашингтоном, Киевом и Брюсселем.
Я не хочу здесь обсуждать историю и различные стороны этого конфликта. Вместо этого я предлагаю проанализировать его глубокие идеологические корни. Мое понимание наиболее важных событий основано на Четвертой Политической Теории, принципы которой я описал в своей книге под тем же названием, опубликованной на английском языке в издательстве «Арктос Медиа» в 2012 году.
Поэтому я не буду рассматривать войну Запада против России с точки зрения ее рисков, опасностей, проблем, затрат или последствий, а скорее рассмотрю ее идеологический смысл, как он видится из глобальной перспективы. Я буду размышлять о смысле такой войне, а не о самой войне (которая может быть реальной или виртуальной).
На современном Западе существует только одна господствующая, правящая идеология — либерализм. Он может иметь много оттенков, версий и форм, но его суть всегда одна. Либерализму присуща внутренняя, фундаментальная структура, воспроизводящая ряд аксиоматических принципов. Среди них:
• антропологический индивидуализм (индивидуум является мерой всех вещей);
• вера в прогресс (мир движется к лучшему будущем, и прошлое всегда хуже настоящего);
• технократия (техническое развитие и его реализация взяты в качестве наиболее важных критериев, по которым можно судить о характере общества);
• европоцентризм (евро-американские общества принимаются в качестве критерия стандарта для остального человечества);
• экономика как судьба (свободная рыночная экономика является единственной нормативной экономической системой — все остальные типы экономик должны быть либо реформированы, либо уничтожены);
• демократия как власть меньшинства (защищающего себя от большинства, которое всегда склонно перерождаться в духе тоталитаризма или «популизма»);
• средний класс признается единственным реально существующим социальным актором и универсальной нормой (независимо от того, достигает ли человек этого статуса реально или только находится на пути к становлению средним классом, представляя собой псевдо-, виртуальный средний класс);
• однополюсный глобализм (человеческие существа признаются одинаковыми в своей сущности, с одним лишь отличием, а именно — особенностями их индивидуального характера — мир должен быть объединен, интегрирован на основе индивидуума и космополитизма, иными словами, на основе мирового гражданства).
Таковы основные ценности либерализма, все они являются проявлением одной из трех тенденций, зародившейся в эпоху Просвещения наряду с коммунизмом и фашизмом, которые в совокупности предлагали различные толкования духа современности — духа Модерна. В течение двадцатого века либерализм победил своих соперников, а с 1991 года стал единственной доминирующей идеологией в мире.
Единственная свобода в царстве глобального либерализма заключается в выборе между правым и левым либерализмом или радикальным либерализмом, в том числе между крайне правым либерализмом и крайне левым либерализмом или экстремально радикальным либерализмом. Как следствие, либерализм был инсталлирован в качестве операционной системы западной цивилизации и всех других обществ, оказавшихся в зоне влияния Запада. Он стал общим знаменателем для любого политкорректного дискурса, а также отличительным знаком, определяющим, кто принимается в большую политику, а кто маргинализируется и отправляется за пределы политического поля. Сам здравый смысл стал либеральным.
В геополитическом плане либерализм был вписан в американоцентричную модель, этническую основу которой сформировали англосаксы, основанную на атлантизме евро-американского партнерства, НАТО, которая представляет собой стратегическую основу системы глобальной безопасности. Глобальная безопасность стала рассматриваться как синоним безопасности Запада, и, в конечном счете, как американская безопасность. Таким образом, либерализм является не только идеологической властью, но и политической, военной и стратегической мощью. НАТО либеральна в своих корнях. Она защищает либеральные общества и борется за то, чтобы распространить либерализм в новые сферы.
