«Надо быть большим». Эту фразу часто можно слышать от Поля Гетти. Не просто так, не ради величины самой по себе, а для того, чтобы выжить. Он согласен с тем, что созданная им гигантская корпорация ставит трудные задачи, ибо управлять многообразным, многоплановым, раскинувшим свои щупальца в шестидесяти странах бизнесом — дело трудное.
«Впрочем, — успокаивает себя Гетти, — все зависит от организации. Я могу позволить себе нанять десятки, сотни, а если потребуется, и несколько сот наилучших управляющих, Они сделают все, что необходимо».
Управляющие, или, как их в Америке называют, менеджеры, работают на Гетти точно так же, как на всех других воротил. Впрочем, не вполне так же. Многие из геттиевских соседей по деловому Олимпу давно уже не руководят своими огромными промышленными и финансовыми империями. Кто знает сегодня, скажем, Морганов — членов семейства, контролирующего самую большую в мире промышленно-финансовую империю? Почти никто. Безликие и безвольные наследники старого «Корсара» — Джона Пирпонта Моргана давно уже превратились в рантье, живущих на проценты со своих огромных капиталов, легковесных прожигателей жизни, передоверивших ведение огромного бизнеса наемным управляющим. Пожалуй, большинство носителей громких фамилий американских миллиардеров мало что смыслят в деле, приносящем им миллионы.
Поль Гетти не таков. Представитель новой формации американского бизнеса, он твердо убежден в том, что он и только он может руководить своими компаниями. «Я думаю, — говорит он, — что человек ведет собственную машину более внимательно, чем взятую напрокат».
Служащий — это служащий, даже и самый квалифицированный. А хозяин — это хозяин, в этом Гетти убежден твердо.
— Игрока в теннис, — философствует он, — судят по количеству выигранных им партий. Если он никогда не выигрывал, можете себе представить, что он за игрок. Если человек называет себя бизнесменом — справедливо посмотреть на его счет в банке. Необходимо разобраться в том, что он сделает в бизнесе как индивид, а не как служащий. Хороший служащий максимум что может — это поддерживать заданный темп. Можно поручить служащему работу, ему невозможно передать ответственность, азарт, право на риск.
Делать ставку, выигрывать или проигрывать могу лишь я, — продолжает нефтяной король. — Ни один из моих служащих не мог бы рисковать так, как рисковал я тогда с кувейтской нефтью. Это уже не квалификация. Здесь ничего не скалькулируешь. Это везенье. Нападешь на нефть — разбогатеешь, нет — разоришься. Поставить и выиграть — для этого надо быть гением либо родиться с серебряной ложкой во рту. Я выиграл.
Гетти называют волком-одиночкой. Недоверчивость и неуемное властолюбие — характерные черты этого стареющего воротилы. Он никому не доверяет. Даже собственным сыновьям, которых у него четверо. Бизнес есть бизнес, исповедует он, и родственные чувства здесь ни при чем. Так он думал, когда совершал финансовые сделки с отцом. Так действовал, когда брал за глотку собственную мать, ведя с ней финансовую войну по всем правилам американского бизнеса.
Так думает и теперь. «Нежный папаша» не видит сыновей годами. Он с ними не общается, он с ними сотрудничает. Гетти-младшие — служащие его компаний, действующих в США. Папа ими доволен. По его словам, «они оказались хорошими работниками».
Говорят, чужая душа — потемки. Трудно постигнуть чувства, понять мысли другого человека чуждого мира, особенно если он Поль Гетти. Быть может, сформулированная им самим основа его отношений с собственными сыновьями может послужить каким-то ключом к этим душевным потемкам. «Я был уверен, — говорит в своей автобиографической книжке «Моя жизнь и состояние» Поль Гетти, — что мои сыновья будут хорошо работать, ибо они потратили много сил и времени, а я денег на освоение этой работы. И если бы они не оказались хорошими работниками, они бы не находились сейчас там, где находятся. В конечном счете совместная работа в деловом предприятии является почти тем же самым, что и пребывание в одной футбольной команде. Не имеет никакого значения то, чьи они сыновья или с кем они связаны; важно одно: чтобы они были хорошими игроками. И мне кажется, что мои сыновья — хорошие игроки».
Что касается футбольной команды, то все сказанное престарелым миллиардером, безусловно, правильно, как, впрочем, справедливо и то, что недостаточно усердный работник на ответственном посту в деловом предприятии — обстоятельство, нежелательное для его хозяев. Но каким холодом, какой душевной черствостью веет от этих слов дельца, которому бухгалтерские книги заменяют семью, цифры убытков и прибылей — человеческие чувства, а биржевые котировки — извечные людские радости и привязанности.
Впрочем, в самое последнее время в этом смысле кое-что начало меняться. Нет, Поль Гетти не воспылал внезапными родительскими чувствами, не умилился, увидев трогательных младенцев — своих внуков. Он перестал быть бы самим собой, проявив такие чувства. Их у него нет. Зато есть расчет. Он и подсказывает целесообразность некоторого сближения с собственными сыновьями.
— Черт побери, в конце концов, — рассуждает Гетти, — должна же быть какая-то разница между просто менеджерами и менеджерами, носящими фамилию Гетти. В итоге хотя они того и не стоят, но все отойдет им.
Одним словом, в конце 1967 года за океан полетела депеша, которая гласила, что старший из сыновей Гетти — 44-летний Джордж в только что объединенной компании получает портфель исполнительного вице-президента и в этом качестве ему надлежит немедленно, покинув все дела, направиться на Ближний восток. Поскольку там стреляют, быть может, удастся в суматохе и неразберихе что-нибудь урвать. Но поскольку опять же там стреляют и, что называется, не ровен час... то старший Гетти предпочитает быть подальше, обретаясь где-нибудь в европейском ночном клубе, а Гетти-младший пускай урывает. В начале 1968 года Джордж Гетти появился на Ближнем Востоке...
Кстати, почему именно Джордж? Почему не кто-либо из остальных сыночков? Не берусь судить определенно, но, наверное, какие-то черты его характера показали главе фирмы, что на Джорджа не страшно положиться. Каковы эти черты можно лишь догадываться по некоторым фактам, доносящимся, из-за наглухо закрытых дверей пышного и безвкусного особняка в Лос-Анджелесе, в котором обитает Джордж Гетти.
Некоторое время назад великосветское общество Лос-Анджелеса было взволновано до чрезвычайности. Некогда красивая, но безвременно увядшая 36-летняя Глория Гетти, жена Джорджа, подала в суд прошение о разводе. Развод с наследником миллиардного состояния — такое в Америке встречается не часто.
Если бы иск учинил Джордж Гетти — никто бы не удивился. Скандальные бракоразводные процессы папаши Гетти, его селадонские похождения, описания которых не выдерживает бумага даже долготерпеливой американской прессы, приучили публику к сообщениям об очередном разводе в семействе Гетти. Но на сей раз инициатором развода была Глория Гетти. Интерес публики был подогрет до чрезвычайности. Целый рой репортеров зажужжал вокруг необычного скандала. То, что было выяснено пронырливыми репортерами судебной хроники, долго служило темой разговоров. Ходатайствуя о разводе, Глория Гетти заявила, что она вынуждена это сделать... ввиду безмерной жестокости своего мужа.
Можно представить себе ад, окружавший женщину в ее пышно раззолоченной клетке, если она решилась бросить детей, виллы, яхты, лишь бы быть подальше от вылощенного,, безукоризненно одетого, с безупречными манерами Джорджа Гетти, слывущего столпом американского высшего общества.
Нам неизвестно доподлинно, что изволил сказать по этому поводу папаша Гетти. Зато мы знаем достоверно, что он сделал. Не успели еще пожелтеть газетные листы с сообщениями о скандальном бракоразводном процессе Джорджа Гетти, как он был приближен к главе семейства. Мистер Миллиард и здесь оказался верен себе.
Поль Гетти — молодой и злобный волк, это для капиталистического мира явление в общем заурядное. Но приближающийся к порогу жизни старец, так и не узнавший естественных и необходимых человеку радостей и привязанностей, обходящийся без родины, без близких, без семьи, исступленно громоздящий один миллион на другой — не для себя: сколько может съесть или напялить на себя один человек, не для детей — он от них далек, не для внуков — он их никогда не видел, — это зрелище страшное, противоестественное.
Когда сталкиваешься с таким явлением, ибо Поль Гетти — это уже не столько человек, сколько явление, то невольно задаешься вопросом: чего ради он действует, что любит, чего хочет, к чему стремится?
В тот памятный вечер я попытался выяснить это у самого Гетти. И Гетти заговорил... об искусстве. Он с увлечением рассказывал о своих коллекциях, в которых действительно есть шедевры мирового значения. В его доме в Калифорнии — собрание, в котором Рембрандт, Тинторетто, Веронезе, много картин Гейнсборо, одна из лучших в мире коллекция французской мебели и ковров XVIII века, мрамор Древней Греции и Древнего Рима.
