Сложно сказать, о каких именно агентах Германии, сосланных в Сибирь, говорит автор, поскольку апологеты немецких колонистов, в связи с Первой мировой войной, жалуются:
«Несмотря на то, что в царской армии служило около 300 000 немцев, ненависть ко всему немецкому достигла нового апогея. В общественных местах не разрешалось говорить по‑немецки, проповедь на немецком языке была запрещена, общественные собрания немцев (более 3‑х человек) объявили нелегальными, и так далее. В Москве эта травля привела к немецкому погрому 27 Мая 1915 года. Особенно большим ударом были так называемые Законы о ликвидации землевладения и землепользования от 2 февраля и 13 декабря 1915 года.
Эти законы требовали экспроприации недвижимого имущества у всех немцев, живущих в полосе шириной 150 км восточнее западной границы России и у Чёрного моря и насильственного выселения немцев из этой зоны. Осуществить их удалось только на Волыни. Ровно 200 000 полностью разорённых волынских немцев отправились в Сибирь. Многие из них погибли в пути, длившемся несколько месяцев.
Упомянутые законы должны были вступить в силу во всех областях до Урала. Из‑за Февральской буржуазной революции 1917 года действием этих законов оказались охвачены только немцы Волыни».
Это следует отметить, что выселить всех немцев‑колонистов за Урал, собирался еще царь, причем, в апреле 1917 года должны были уже быть выселены немцы даже из Поволжья, но в феврале 1917 года произошла революция.
Однако в начале Второй мировой войны немцами сразу же занялись все страны. Как только в сентябре 1939 года Великобритания объявила войну Германии, англичане немедленно, без следствия и суда арестовали не только 20 тысяч членов британских нацистов во главе с О. Мосли, но и еще 74 тысячи человек немцев и граждан, подозрительных по связям с Германией. И не выслали их с вещами в отдаленные районы, как в СССР, а посадили в концлагеря с тяжелейшими условиями содержания. Французы, с началом войны в 1939 году провели повальные аресты немцев на своей территории, в том числе и немцев‑антифашистов. Американцы, после начала войны с Японией, вдобавок к немцам, посадили в концентрационные лагеря безо всякого следствия и суда 112 тысяч своих граждан с японской кровью. Никто не хотел наступать на одни и те же грабли «пятой колонны» дважды – в воюющей стране не должно быть даже намека на возможность предательства.
Сегодня источники немцев‑колонистов сообщают, что они сохраняли нейтралитет по отношению к сторонам в Гражданской войне. Может быть и так, но у них не было ни малейшего нейтралитета по отношению к австро‑немецким войскам, оккупировавшим Украину и Причерноморье. Колонии немцев немедленно начали создавать военные дружины в помощь этим войскам для усмирения украинского населения, оказывавшего оккупантам сопротивление, и первые боевые действия партизан Нестора Махно как раз и были направлены против немецких колоний. Немецкие колонисты на деле показали, что царь имел все основания для того, чтобы переселить их в Сибирь.
Успехи советской пропаганды интернациональной солидарности трудящихся в немецких колониях были проблематичны, несмотря на эту пропаганду, в 1929 году около 14 000 немецких крестьян направились со своими семьями в Москву с целью выезда из СССР. После долгих переговоров Германия приняла примерно 5000 из них, но только для дальнейшего проезда в Америку. Тем не менее, источники самих бывших советских немцев сообщают, что число немцев, переселившихся в Америку из СССР в 20‑х годах XX века, могло составить приблизительно 150 000–200 000 человек.
Прогермански настроенные немцы в СССР эти свои мысли и настроения, разумеется, пытались скрыть, но реально не могли скрыть их даже от детей. Вот воспоминания человека, который хорошо относится к любому, кто плохо относится к коммунистам и СССР.
«Я хочу поговорить о немецкой диаспоре в СССР во время Отечественной войны. Сначала факты, касающиеся меня лично, потом некоторые соображения. С моей мамой в библиотеке работала очень милая интеллигентная старушка – немка по национальности. С тех пор, как немцы начали одерживать победу за победой в Европе, она пребывала в хорошем настроении. Когда бомбы посыпались на Киев, и мы не находили достаточно сильных бранных слов для Гитлера, она называла его только «Гер Гитлер». К моей лучшей школьной подруге ходила преподавательница немецкого языка, прелестная старая дева Ирмгард Оскаровна. И моя подруга, и ее родители очень ее любили и ценили за высокие нравственные качества и хорошие манеры. Незадолго до войны она перестала давать уроки моей подруге, сказала, что так сложились обстоятельства. И мы не сразу поняли, что под влияние геббельсовской пропаганды (приемники тогда еще были), она не считает для себя возможным работать в еврейской семье. В моем классе русский язык и литературу преподавала Нина Карловна. Она же была нашим классным руководителем. Она была прекрасный педагог, и мы ее любили. Я любила ее особенно, возможно потому, что она преподавала мой любимый предмет. И что она любила меня, я знаю точно. Однажды был диктант, и Нина Карловна, диктуя, ходила между рядами парт, и, когда она проходила мимо меня, на минуту остановилась и положили руку мне на голову. От ее полной теплой руки по всему моему телу разлилось тепло. У нас дома не было принято ласкать детей, и ее ласка была для меня непривычной и приятной. Мы советовались с Ниной Карловной обо всем. Бывали у нее дома. Она всегда была нам рада, и муж ее встречал нас приветливо. Нина Карловна называла его Жорж, был ли и он немцем, я не знаю. Их дочь училась в нашей школе на класс старше меня. Когда началась война, мы хотели принимать с ней более значительное участие, чем копание щелей в своем дворе. В армию нас не брали. Мы решили пойти, как всегда, к Нине Карловне посоветоваться, что нам делать. Она не пригласила нас в дом, разговаривала во дворе, была какая‑то другая, сказала, что посоветовать нам ничего не может, и добавила: «У вас же есть комсомол». И это «у вас» как‑то нас разделило. Когда мы вернулись в Киев из эвакуации, то от остававшихся в городе своих соседей и знакомых узнали, что было в Киеве во время оккупации. Все немцы объявили себя «фолькс‑дойчами» (немцы‑коммунисты конечно уехали, им оставаться в оккупированном городе было опаснее, чем евреям) и сотрудничали с оккупантами. (Если кто‑нибудь знает в Киеве немцев‑антифашистов, которые боролись с оккупантами, сообщите мне. Не исключаю, что такие могли быть, но я их не обнаружила). Семья Нины Карловны приняла немцев. Дочь ее стала немецкой фройляйн и с удовольствием принимала ухаживания немецких офицеров. Немецких девушек в городе было немного, и для нее, дурнушки, это был звездный час. И вообще, мы себе не можем представить, как это приятно чувствовать себя принадлежащей к «вышей расе». Когда немцы отступали, семья Нины Карловны ушла с ними». (Э.Б. Тареева).
Таким образом, если в предстоящей войне с практически всей Европой под руководством нацисткой Германии, будущее поведение крымских татар, чеченцев, ингушей и калмыков Советскому правительству было не просто предсказать, то, что будут делать немецкие колонии при приближении к ним немецкой армии, было абсолютно понятно. И было понятно, что планы царя относительно переселения немцев на восток, необходимо осуществить.
Правда, у правительства СССР была уверенность, что советские генералитет и кадровое офицерство все же не допустят такого разгрома Красной Армии, как это произошло на самом деле. Нет, никто в Правительстве СССР не обольщался мыслью, что немцы будут разбиты малой кровью, оглушительным ударом и на чужой территории. К примеру, по условиям оперативно стратегических игр, проигранных высшим командованием Красной Армии со 2 по 11 января 1941 года, то есть, за 5 месяцев до нападения Германии на СССР, фашистские войска вторгались на территорию СССР на 100–120 километров, и только на этом рубеже останавливались, с последующим проведением контрударов. Того же, что произошло на самом деле (при полном превосходстве Красной Армии в танках и самолетах), ни Сталину, ни Правительству не могло присниться и в страшном сне.
Поэтому переселение немцев за Урал началось с опозданием – в конце августа 1941 года (крымских немцев – немного ранее). В это время от немецкого нашествия уходили на Урал и за Урал миллионы советских граждан и не просто уходили, а увозили с собою промышленное оборудование заводов и фабрик, уводили сельхозтехнику и угоняли скот. В 1941 году было перемещено на восток 2459 промышленных предприятия, 2,4 миллиона голов крупного рогатого скота, 5,1 миллиона голов овец и коз, 0,2 миллиона голов свиней, 0,8 миллиона голов лошадей. Ушло от нашествия гитлеровцев 12,4 миллиона советских граждан (в 1942 году еще 8 миллионов человек).
И эти советские люди, уходя от наступающих немцев, могли, порою, взять с собою только то, что было на них. Главный инженер завода, на котором я проработал 22 года, Друинский М.И., так описывает свою эвакуацию (ему шел 16‑й год):
