Помимо всего прочего, есть закон, запрещающий чиновникам заниматься предпринимательской деятельностью. Но короли печати и бароны прессы, описанные Е. Москвиным как злые гении отечественного книгоиздания, не являются чиновниками. Даже Российский книжный союз – это всего лишь негосударственная и некоммерческая организация. Вот почему власть не станет указывать издателю, как именно вести свой бизнес. Власть никого не может заставить издавать хорошие книжки и не издавать плохих. Да и почему вы уверены, что в случае отбора хорошими признают именно ваши?..
Вам не нравится «сращивание монополий с государством и соединение их в один механизм» ? Так ведь это и есть капитализм, или, точнее, империализм как высшая стадия капитализма – читайте основоположников. Пора наконец понять: социализма больше нет и в ближайшее время не предвидится. В СССР была создана уникальная система поддержки властью и государством культуры. В частности, изящной словесности. Но в других условиях такая система существовать не может по определению. И если сегодня вы не добьётесь «раскрутки» и превращения всеми мыслимыми и немыслимыми способами своего имени в бренд, вы не сможете собирать гонорары за публикации и выступления, как бы хорошо и верно вы ни писали и ни говорили. Хватит быть наивными! Пора понять, что книжные магазины устроены не ради народного просвещения. Литература сегодня существует по законам рынка. Из имени производителя текста, как из названия, например, модного дома, формируется бренд – своего рода гарантия качества. То есть качества-то, может, никакого и нет, но потребителю текста при помощи технологий манипуляции сознанием вдалбливают, что это не что иное, как национальный бестселлер, «большая книга» и так далее в том же роде. Читатель идёт в магазин за книгой, а покупает хорошо разрекламированный товар.
Капитализм – это не то, что мы о нём думаем, а то, что он есть на самом деле. И надо исходить из того, что есть, а не из того, как бы нам хотелось, чтобы было. Пора уже понять, что происходит вокруг, чтобы не испытывать иллюзий и не питаться фантазиями. Вы не заставите издателя вести свой бизнес по вашим правилам. И не заставите государство вмешиваться в бизнес издателя. И вообще война с издателем похожа на войну пенсионерок с ценами – войну со следствием, не с причиной.
В конце концов, эта упорная наивность вызывает уже недоумение. То мы жалуемся, что издатели издают не те книжки, а премии дают не тем писателям, то бежим сломя голову проверять свою грамотность на «Тотальный диктант», не понимая, что это такой же коммерческий проект по популяризации нужных издателю авторов, как и любой другой. Крупный современный издатель – это предприниматель, а не благотворитель. И что бы мы ни кричали, он будет вести свои дела так, как сочтёт нужным. И мы ничего с этим не сделаем. Да, на всякий случай: Microsoft поглотил Nokia Devices & Services, Volkswagen – Porsche, Fiat – Chrysler. И с этим мы тоже ничего не сделаем.
Кто бы спорил: наша словесность переживает не лучшие времена. Беда в том, что кроме литературы, издаваемой литбуржуями, до читателя ничего другого почти не доходит. Но почему бы самим писателям не попытаться создать альтернативу литературной тусовки, назначенной издателем-монополистом? Почему бы не направить энергию в созидательное русло и перестать требовать невозможного? А то складывается впечатление, что речь идёт не о реорганизации всей системы, а о перераспределении благ.
Ведь существует, например, Союз писателей России. И объединившимся писателям вполне по силам вывести русскую литературу из подполья. И пусть будет много писателей, разных направлений и разной одарённости. Пусть будут честные и незлобные критики. Пусть при Союзе появится система издания и распространения книг. Например, при каждом региональном отделении – свой магазин, куда присылают книги члены Союза со всей страны. Пусть критики пишут о том, что поступает в эти магазины. Думается, что продумать и создать такую систему возможно. Дело за организацией процесса.
То же и в отношении премий, которые несколько раз в год с большим шумом и помпой раздаются в узком и замкнутом кругу. О них, кстати, не писал только ленивый. И только весьма неискушённый человек продолжает думать, что жюри добросовестно отбирает лучшие произведения и награждает за них авторов. Но Союз писателей смог бы и здесь если и не переломить ситуацию совершенно, то, во всяком случае, сдвинуть её с мёртвой точки. Институт премий давно стал инструментом книгоиздательского бизнеса. А издательский бизнес – это такой же бизнес, как и любой другой. И руководствуется он в своём деятельном существовании извлечением прибыли и более ничем. Ни просвещение народное, ни слава Отечества как литературной державы не могут и не должны интересовать коммерсанта в сфере его прямых интересов.
Литература – не стиральный порошок, о котором достаточно снять ролик с участием сумасшедших людей, стирающих всё подряд до полного изнеможения. Мало сказать: «Читайте, ведь вы этого достойны». Поэтому используются своеобразные приёмы вроде премиальных «раскруток», «тотальных диктантов» и прочих придумок. Коммерция в литературе на сегодня победила саму литературу. Как следствие – упорно и на всех уровнях корявые, пустые, вторичные тексты преподносятся как лучшие. Авторы, либо начисто лишённые чувства слова, либо ловко жонглирующие словесами, называются классиками. Здесь кроется прямо-таки издёвка, но русский человек, по своему извечному простодушию, принимает и это за чистую монету.
Возможно, что и премии были бы не лишним звеном в цепи литературного процесса, если бы были организованы как-то иначе. Например, оценка текстов была бы безличной. То есть для участия в таком процессе нужны писатели, жюри и организатор. Писатели присылают рукописи организатору. Тот безличные распечатки передаёт членам жюри. Жюри формируется из филологов, историков, философов, но ни в коем случае не из медийных персон. Окончательный состав жюри определяется лотереей в последний момент. Члены жюри знакомятся с текстами, не зная авторства. И конечно, в смысле премиального фонда примером могла бы послужить Гонкуровская премия.
Разумеется, здесь не предложены какие-то окончательные проекты. Это всего лишь идеи, которые хорошо бы обсудить и прийти к какому-то нужному для всех решению. Но главное, Год литературы хоть и не решил поставленную президентом задачу, зато ещё раз доходчиво разъяснил писателям: возврата к социализму не будет. А потому пора наконец-то понять: хватит уже ходить с протянутой рукой, надо делать что-то самим, никто никому ничего не должен. Не потому, что это правильно, а потому, что по-другому всё равно не будет.
Баллада о последнем
Литература / Литература / Классики
Красников Геннадий
Теги: Константин Ваншенкин
90 лет назад родился Константин Ваншенкин
Мы дружили с фронтовиками,
С настоящими мужиками,
Быть почётно учениками
У великих отцов своих…
Константин Яковлевич Ваншенкин, известный русский поэт, прозаик, автор знаменитых песен, был человеком поколения, фронтового братства. Понятия «поколение» сегодняшнему времени уже не понять, не почувствовать. Ныне его заменили тусовки, междусобойчики, стаи, сбивающиеся вокруг болтливых, «празднословных и лукавых» радиостанций, журнальчиков и телеканальчиков. А поколение фронтовое – чувствовало и строго оберегало, словно пушкинскую «честь смолоду», истоки своего единства, родства. Погибший на войне молодой критик Михаил Молочко лаконично выразил объединяющую предвоенную духоподъёмность тех юношей и девушек: «Романтика — это будущая война, где победим мы». Ваншенкин, семнадцатилетним по призыву ушедший из десятого класса в армию и служивший в воздушно-десантных войсках, вспоминая позднее, применит уже иной словарь: «Это было суровое, жестокое время, но именно армия военной поры сформировала моё поколение».
Они действительно были старше других, как сказал фронтовик Александр Межиров, «на Отечественную войну». И когда, помнится, близкий к ним по возрасту Владимир Соколов обронил в разговоре со мной, что вот, дескать, он так же мог бы успеть прыгнуть с парашютом со спортивной вышки и тоже был бы участником войны, как Ваншенкин, родившийся в 25-м году, в его словах всё-таки была обида опоздавших…
И всё же биографические, литературные, исторические границы у поколения поэтов-фронтовиков выстраданы самой судьбой. К. Ваншенкин, повествуя в мемуарах о дружбе с Арсением Тарковским, замечает, что Тарковского, поскольку он воевал, критики неточно причисляют к фронтовому поколению: «Не относят же к этому поколению Твардовского или Симонова. Этими словами определяют художников, «рождённых» войной, то есть тех, кто только-только начинал перед войной или и не помышлял об этом». Поколенческое (особенно в первые годы) было во всём – в ощущении войны, долга, чести, в мироощущении, в том, как практически вместе заполняли аудитории Литературного института, как вместе входили в литературу.
