положению девицей, по социальному можно было быть дамой».
Да что там — у Шекспира при Юлии Цезаре уже существуют часы с боем.
Булгакову доставалось за то, что в «Мастере и Маргарите» он поит героиню фалернским вином, которое имеет золотистый цвет, но оно в романе цвета крови — так автору надо. Довлатов в своей «Зоне» пишет: «Зеки стояли молча, понимая, как опасен шестидесятизарядный АКМ в руках неврастеника и труса» [194]. Веллер поправляет его: «Тут у вас написано: „шестидесятизарядный АКМ“.
— Гм, — выжидательно произнес Довлатов.
— У Калашникова — магазин на тридцать патронов. Шестидесятизарядных магазинов к автомату нет. Это в Афгане стали связывать изолентой два рожка валетом, для скорости перезаряжания. Но это нештатная модернизация, в армии запрещена. Возможно, дело просто в том, что наряд получает по два рожка с боевыми патронами, всего шестьдесят штук: один рожок примкнут, второй в подсумке. Но автомат все-таки тридцатизарядный.
— Гм. Возможно. Знаете, это так давно все было… я мог уже и забыть. Пусть будет тридцатизарядный. Хорошо» [195].
Текст «Зоны» по-прежнему печатается без исправлений.
Итак, мир классиков устроен таким образом, что хоть они и ошибаются, но их ошибки обладают особыми свойствами.
Первый их род связан с тем, что язык за сто-двести лет меняет своё русло, слова то уходят под воду, то обнажаются вновь, приобретая новые значения — и гогот над ними показывает только невежество обывателя. Но, более того, сложные конструкции Льва Толстого иногда теряют ход, но и в этом потоке смысл сразу же выныривает на поверхность. Есть косноязычие, не бывшее косноязычием в момент написания. Все эти кальки с французских и прочих (южнорусских и иных диалектов), локальные фразеологизмы и многое другое. Есть косноязычие, которое было косноязычием уже тогда, но советская школа старалась его затушевать — то есть существовал принцип всеобъемлющей прелести (у гения всё прекрасненько — и стильчик, и сюжетик, и мыслишки, и семейка). А теперь, когда школьная учительница потеряла право (правда, не саму возможность) одёрнуть ученика неловким аргументом «Сперва добейся», выясняется, что у гения мыслишки могут быть так себе, а сюжетик и стильчик — очень даже ничего. Или даже только стильчик. Наконец, есть косноязычие, что считается косноязычием индивидуально. (Это будет похоже на спор двух человек, которые стоят по разные стороны цифры, нарисованной на асфальте. «Шесть»! — кричит один. «Девять»! — не соглашается другой). В литературе, кстати, частое явление — зачёт по очкам: не добрав в одном, можно добрать в другом. Даже «настоящие» огрехи стиля могут искупиться его внутренней силой. И всем такое открытие кажется поразительным, хотя, при трезвом рассмотрении, ничего поразительного в нём не наблюдается.
Второй род ошибок связан с тем, что классик не посмотрел в справочник, не сверил даты, или, наоборот, посмотрев, всё равно прогнул историю под себя — Толстой в «Войне и мире» делал это так, что история трещала и рвалась, но в итоге налезла на глобус толстовской идеи. И ничего — роман продолжает существовать в прежнем качестве, несмотря на историческое знание.
Итак, хорошо, что книги мёртвых писателей не подлежат редактированию. Они похожи на сетевые дневники, пароль от которых утерян после смерти автора.
Надо бы исправить глупость в посте от 12 ноября, вставить запятую в мартовской записи, да невозможно… Нет, не надо.
05.11.2018
Фигура умолчания (о неловкости потомков за тяжёлую жизнь мёртвых писателей)
Есть особые фигуры умолчания, когда о мёртвых говорят не всё, будто щадя их за горе, неудачи и опалу.
В одной из книг про разведку, что я рецензировал, была такая сноска: «Гурский Карл (1902-?), уроженец Брауншвейга. По окончании школы выехал в Китай. К сотрудничеству с советской разведкой в Харбине его привлёк Шпигельглас. В конце 20-х годов был направлен в Берлин в качестве заместителя нелегальных резидентов Э. Такке и В. Зарубина. В 1937 году был отозван в Москву. Награждён именным оружием» [196].
Так и представлялось — разведчик вызван в свою страну, и вот он уже получает именной пистолет. Что можно сказать о его жизни? Да ничего — он ведь получил пистолет с памятной надписью «За храбрость». Какой смысл больше о нём говорить? Теперь он с пистолетом.
В других книгах скупо сообщалось, что этот немец, ставший в 1937 году гражданином СССР, работал начальником отделения в центральном аппарате, а в 1939 году приговорён к расстрелу, но потом приговор замёнён на десять лет лагерей, а реабилитирован он в 1956-м. Непонятно, заменили ли Гурскому высшую меру наказания на десять лет без права переписки, что само по себе было бы эвфемизмом, и когда он умер, если умер своей смертью.
Бывший сотрудник авиаконструктора Туполева и его биограф пишет в 1973 году: «Прошло около года… Туполеву с рядом его сотрудников поручили начать разработку очень нужного фронтового бомбардировщика. Для этой цели организовали специальное конструкторское бюро. Позднее, когда компетентные органы установили беспочвенность возведённых на него обвинений, Туполев был полностью реабилитирован» [197]. Это потом биограф Кербер, сам авиаконструктор и соратник Туполева, напишет другую биографию с подробностями, а также книгу «Туполевская шарага», и всякому будет известно, что творца «Ту» арестовали в тридцать седьмом, в сороковом осудили на пятнадцать лет, а в сорок первом освободили. Реабилитировали же только в пятьдесят пятом. В апреле 1958 года появился дополнительный, 51-й том Второго издания Большой Советской энциклопедии. Энциклопедия издавалась долго, первый том вышел в 1949 году, и, если в последние тома проникли реабилитированные, то в первых, по понятной причине, их не было. Но общий стиль не был выработан, оттого казалось, что в 1937 году на многих военноначальников напала странная эпидемия гриппа. Были, впрочем, и другие даты: Про Николая Вознесенского (1903–1950) говорилось: «В 1939 году назначен заместителем председателя Совета Народных Комиссаров СССР, находился на этом посту до конца своей жизни» [198]. Современные источники говорят, что 7 марта 1949 года он всё же был снят со всех постов, а расстрелян 30 сентября 1950 года. Маршалу Егорову, кстати, продлили годы — вместо 1938 года он оканчивает земное существование в 1941-ом, а наркому Бубнову с того же 1938 только по 1940 (они скончались тоже по непонятной причине). Писателю Бабелю не прибавили ничего.
Причём про польского лидера Гомулку, сидельца с 1951 по 1954, всё было написано открыто.
Эзоп органичен в России, как его язык — если, конечно, к Эзопу не приходит ГПУ.
В знаменитом предисловии Александра Дымшица к тому Мандельштама в
