Между прочим, эпизод с рухнувшей лестницей в кинофильме «Рим, 11 часов» не выдуман. Так было в жизни. Роберт Марильяно был тогда еще ребенком. Может быть, на той лестнице стоял его отец. Теперь пришла очередь сына. Так вот устроена жизнь.
Репортер с микрофоном стоял на людном перекрестке. Мимо мчались автомобили. Куда-то спешили по своим делам люди. Некоторые останавливались и прислушивались к тому, о чем рассказывал репортер. Оператор медленно повел камеру, показывая лица. Ни одной улыбки. Скорбь. Печаль. Раздумья.
Американцы умеют работать. Это факт, который не требует доказательств. Все, чем может гордиться деловая Америка в сфере материального производства, создано не взмахом волшебной палочки, а упорным, добросовестным трудом миллионов.
Как же распределяются результаты их труда? Предоставим слово профессору кафедры экономики и управления Массачусетского технологического института Лестеру Тароу. В одном из выпусков журнала «Ньюсуик» он пишет:
«Десять процентов богатейших американских семейств получают 26,1 процента всего денежного годового дохода США, в то время как на долю десяти процентов беднейших семейств остается лишь 1,7 процента… Доходы негров не поднимаются выше 69 процентов доходов белых. Женщина, выполняющая ту же самую работу, что и мужчина, получает лишь 56 процентов его зарплаты. Если же мы приглядимся к тому, как распределяются богатства, то увидим, что 20 процентов семейств, принадлежащих к высшему слою нашего общества, владеют 80 процентами всей частной собственности в США, в то время как 25 процентов семейств, находящихся внизу, не имеют во владении ничего, а долги многих значительно превышают их личное имущество…»
Я еще раз хочу обратить внимание читателей на то, что эти убийственные цифры приводит американский профессор, посвятивший свою жизнь изучению законов капиталистической экономики.
И еще один закон капитализма: постоянная массовая безработица.
Я спрашивал американцев:
— Боитесь ли вы потерять работу? Как изменится ваша жизнь и жизнь вашей семьи, если вы потеряете работу?
Вот что отвечали мои собеседники, с которыми я разговаривал в городах Атланта (штат Джорджия) и Миннеаполис (штат Миннесота).
— Ничего себе вопросики, черт побери! «Боюсь ли я потерять работу?» Да меня мороз по коже продрал, едва вы слова эти произнесли. Постучите пальцем по столу три раза! Тьфу-тьфу-тьфу… Спаси и помилуй!
(Мой собеседник — седой, плотный человек невысокого роста. Ему 46 лет. Он квалифицированный рабочий — сборщик моторов для холодильников.)
— Вы меня извините, но имя мое и фамилию прошу вас забыть. Не знаю, как вам, а мне мое имя в иностранной газете видеть ни к чему. Как раз из-за того, что я с вами здесь откровенничаю, меня и могут с работы попереть. Тогда приходите за интервью с безработным. Ха-ха! Не приведи господь, конечно.
Ну что же, давайте вообразим, что я потерял работу. Должен вам сознаться, что потерять ее я могу в любое время. Инфляция, как вы знаете, растет день ото дня, все становится дороже, и неизвестно, что будет через год и даже через месяц. Безработица тоже не уменьшается. В такое время люди не очень-то покупают новые вещи: берегут сбережения на черный день. Конечно, и наши холодильники не очень-то большим спросом сейчас пользуются. А мы пока что продолжаем их штамповать с прежним усердием. Так что, глядишь — вот-вот затоварим рынок. Были уже в прошлом такие моменты. Хозяева в этих случаях сокращают производство, а лишние рабочие руки — пожалуйте за расчетом! Если такое случится, одним из первых за ворота вылечу я… Возраст у меня такой. Сорок шесть лет — старая лошадь, надеяться не на что.
Мысль эта мне, признаться, не дает покоя, особенно по ночам. Поверите — без снотворных таблеток ночи не проходит. А утром проснуться не могу. Чтобы поднять меня, жена чуть не водой из ведра окатывает.
Зима у нас была в этом году необычная. Холода, снег, метели. Снова энергетический кризис. Топливо было на исходе. Из-за этого предприятия останавливались. Люди работу теряли. За один январь два миллиона рабочих расчет получили. Говорили: временно. Дескать, появится топливо, приходите снова. Ну, а если оно опять кончится? Ну, а если и нашу фирму эта горькая чаша не минует? Тогда я одним из первых по эту сторону проходной останусь.
Так вот, что же тогда со мной будет? Ну, начнем с того, что я не один, а нас пятеро. Жена, сын и две дочери. Жена сейчас не работает, у нее сильный ревматизм. Сын учится на юриста. Дочки еще в школе — они у нас поздние. Домик у меня. Машина. Не первой молодости авто, но еще бегает. Косилка ручная, чтобы лужайку перед домом подстригать. Вроде должен быть я счастлив. А вот нет его, счастья. Потому что покоя нет. Таблетки снотворные по ночам глотаю. И все из-за того, что боюсь работу потерять. Думаете, я один такой? Все мы неврастеники, по разным причинам. Хозяин боится в трубу вылететь, рабочий боится безработным стать.
Ну, судите сами. За парня своего около трех тысяч долларов в год за учебу я должен отдать? Должен. За дом и машину я еще рассрочку не выплатил? Не выплатил. Жена болеет. То лекарства нужны, то уколы, то электропроцедуры. За все это — больше тысячи долларов в год. Вынь да положь! А ведь еще питаться и одеваться надо. Как посчитаешь все вместе, — дурно делается. И все-таки как-то выкручиваемся. А если работу потеряю?..
— Пособие, говорите? Пособие, конечно, буду получать. Около года буду получать. А потом как жить? Есть у меня друзья, которые получают пособие. Не позавидуешь им. Это так, чтобы с голоду не умереть. На пособие сына не выучишь, жену не вылечишь. Пособия еле-еле на похороны хватит, если загнешься от переживаний.
Да ну вас совсем! Какого черта вы душу травите? Не хочу я об этом больше говорить. И без того тошно…
Вы суеверный человек? Я вот очень суеверным в последние годы стал. Давайте постучим по деревяшке три раза…
— Что касается меня, то в случае потери работы я, наверное, не буду получать пособия по социальному страхованию. Дело в том, что я работаю в маленькой компании, где нет ни профсоюза, ни социального страхования. Кроме того, работаю я всего лишь год с небольшим. И вообще весь мой рабочий стаж — год с небольшим.
(Ему 23 года. Он преподаватель истории, но работу по профессии найти не мог и устроился рабочим на книжный склад. Его зовут Дэвид Андерсон).
— Я очень дорожу той работой, которую удалось найти. Чтобы быть на хорошем счету у хозяина, прихожу на склад за 15–20 минут до начала работы и не спешу уйти домой после работы. Разумеется, все стараюсь делать так, чтобы не получить ни одного замечания. Потеря работы была бы для меня катастрофой. Не знаю, поймете ли вы…
У меня есть два горячо любимых и дорогих человека. Мать и невеста. Мать уже старенькая и слабая. Она отдала мне всю свою жизнь. Я у нее единственный. Она меня вырастила без отца. Когда я стал работать, я прежде всего сделал вот что: сменил квартиру, чтобы маме было легче и удобнее жить. На оплату двух комнат уходит третья часть моей зарплаты, хотя это и не бог весть какая квартира.
Что вам сказать про мою девушку? Ну, разумеется, это самая красивая, самая нежная, самая добрая девушка в мире. Мы хотим пожениться. И очень хотим ребенка. Она — студентка. Значит, из нас троих зарабатываю пока что один я. И уже сейчас я коплю деньги на будущее, отказываю себе и матери во всем, беспощадно экономлю. Не хожу в кино. Даже курить бросил. Вы не улыбайтесь, пожалуйста. Вы знаете, к примеру, сколько нужно будет уплатить врачам за роды? Около двух тысяч долларов, если в хорошей больнице. А в плохой я не хочу: очень люблю мою будущую жену и будущего ребенка. Не знаю, поймете ли вы меня…
Так вот подумайте сами: смогу ли я платить за квартиру, если я потеряю работу? Смогу ли я жениться, если я потеряю работу? Смогу ли я иметь ребенка?
Безработица убивает в человеке его душу. Человек еще жив, а внутри он уже мертв. Я знаю таких людей. На них страшно смотреть. С ними страшно общаться. Это как общение с живыми мертвецами.
Потерять работу — это как стать прокаженным. Все тебя сторонятся. Потеря работы — это потеря места в нашем очень потребительском, очень жестоком и равнодушном обществе. Я знаю молодого инженера, который стал безработным: через два года он потерял любимую женщину, потерял друзей, потерял веру в самого себя.
Вот что страшнее всего: потерять веру в самого себя, потерять веру в жизнь, когда она, по сути дела, только начинается, стать живым мертвецом в 23 года.
— Я вам вот что скажу, мистер: кто-кто, а я-то знаю, что значит остаться без работы. О, да, сэр, можете мне поверить! Я это знаю из собственного опыта и могу вам кое-что рассказать.
(Ее зовут Джуди Хаббард. Ей 37 лет. Она негритянка. Работает уборщицей в отеле).
