Ознакомительная версия.
Проследите логику. Подготовка наступления включает:
— организацию боя;
— подготовку к выполнению боевой задачи и другие мероприятия.
Организация боя включает:
— принятие решения;
— постановка боевых задач;
— рекогносцировка;
— организация взаимодействия;
— организация огневого поражения противника;
— организация всестороннего обеспечения;
— организация управления;
— планирование боя;
Теперь вопрос: какие из этих обязательных пунктов были выполнены?
Судя по действиям Шлыкова, когда он не знал, как поступить в условиях ограниченной видимости, организация взаимодействия отсутствовала. То же можно сказать об организации управления (связь, сигналы, скрытность управления). Организации огневого поражения противника заключалась в применении стрелкового оружия, артиллерия и авиация не применялись. Всестороннее обеспечение — для нашего случая громко сказано. Вопросы эвакуации не продуманы. Подготовки подразделений к выполнению задач как таковой не было. Не нужно быть крупным специалистом, чтобы понять, что наступление было неподготовленным.
Всё покатилось как снежный ком. Действовали как на пожаре — все хотели потушить огонь, но не знали как.
Думаю, и уголовное дело пришлось закрыть потому, что ответственность за эту трагедию несут не Митрошкин и Паков, и даже не Тупик.
Привожу для ясности официальную оценку ситуации, прозвучавшую в своё время на самом высоком уровне:
«В отдельных частях прижилась негативная практика применения разведывательных подразделений для решения задач овладения объектами (рубежами) с последующим занятием их мотострелковыми подразделениями. Характерным примером являются … совместные разведывательные мероприятия разведорганами 84-го орб и 664-го ооСпН по выводу мср на господствующие высоты восточнее н. п. Дуба-Юрт в зоне ответственности 160-го тп. Командиры частей организовывали недостаточно тесное взаимодействие между РГ и выдвигающимися следом за ними мср (мсв). При обнаружении разведгрупп бандформированиями и вступлении РГ в бой мотострелковые подразделения, выдвигающиеся следом, огневой поддержки не оказывали, лишь наблюдая сзади за исходом боя. Неоправданные потери среди разведчиков лишают командиров возможности своевременно получать достоверную информацию.
Время на подготовку разведорганов общевойсковыми командирами зачастую не предоставляется. Так 84-й орб, совершивший марш и сосредоточившийся в новом районе во второй половине 28 декабря, утром 29 декабря получил задачу на выделение разведгрупп для обеспечения действий разведотряда спецназа. Боевая задача разведывательным органам от 84-го орб и 664-го отряда спецназа, действовавшим 30–31 декабря, была поставлена утром 30 декабря.
Командир 160-го танкового полка не смог вовремя выделить бронегруппу для эвакуации разведгрупп от 84-го орб, попавшей в засаду на южной окраине н. п. Дуба-Юрт, что привело к значительным потерям среди разведчиков и боевой техники. В результате боевых действий с 28 по 31 декабря 664-й отряд спецназа находится на восстановлении боеспособности, 84-й орб, понесший потери, требует восполнения личного состава и техники.
9. Использование частей и подразделений войсковой и специальной разведки в качестве боевых (в составе штурмовых отрядов, в передовых отрядах, для захвата и удержания важного рубежа или объекта, выставления блокпостов), как наиболее подготовленных и боеспособных сил в ходе всей операции в Чечне приводило к неоправданно высоким потерям среди разведчиков (68-й орб за время операции в ЧР сменил три состава военнослужащих) и затрудняло их использование по прямому предназначению для выполнения собственно разведывательных функций».
Леонид Высоцкий:
— А мы, оставшиеся срочники, продолжали воевать и выполнять боевые задачи. После Дуба-Юрта пополненный батальон работал гораздо умнее и эффективнее, у солдат появился боевой опыт, хотя считаю, что так учиться воевать, как это было в Волчьих воротах — нельзя!
«Вжались в землю, передачу шёпотом вели…»
Антон Ширинский, старший радиотелеграфист-разведчик, ефрейтор:
— После Аргунского ущелья меня назначили командиром отделения и командиром БТР. Двадцатого января меня с моей машиной отправили с чучковцами как бронегруппу куда-то в горы. Приезжаем на блокпост, там наши ВВ (внутренние войска — авт.) стоят. Я с БТР остался на блокпосту, а группа чучковцев ушла на засаду.
Через пару часов слышу, как они передают, что идёт колонна «чехов», и их там человек 200, а наша группа — 12 человек. Они вжались в землю, передачу шёпотом вёли. С одной стороны блокпоста горы, оттуда на нас идут внаглую «чехи», даже фонари на машинах не потушили, а с тыла село какое-то, оттуда им ракеты пускают. Я отдал шлемофон водиле, сам залез на броню, зарядил АГС, приготовился, жду. Смотрю, солдатик с вёдрами идёт в сторону села. Я ему: «Куда идёшь, придурок! Не видишь — оттуда ракеты «чехам» пускают!». — «Ну и что, я пить хочу!». Выбежал их контрактник (он был один на всю часть) дал ему по башке, вернул обратно. «Чехи» дошли до минного поля, сработали сигналки и они свернули в сторону. Утром мы забрали группу и вернулись обратно.
В эфир на боевых заданиях старались не выходить вообще, только при боестолкновении, или чтобы навести артиллерию. При соединении двух групп выходили в эфир, а то можно по ошибке пострелять друг друга. Я ни разу не пришёл с выхода с целой рацией, постоянно что-нибудь отваливалось, а аккумуляторов хватало на час. Да и дальность действия их небольшая, хотя к концу декабря я выучил частоты всех подразделений, стоящих рядом и, бывало, выходил на своих через них.
После драматических событий в Волчьих воротах, когда гибель и ранения товарищей казались неоправданными и бессмысленными, да и сама кампания в Чечне, начинавшаяся столь стремительно, явно затягивалась, многие разведчики стали задумываться: а кто вообще — свои и чужие? Кому можно доверять — из тех, кто рядом и в штабах, а кому не стоит? От кого, даже из, казалось бы, своих, можно ждать удара в спину или глупого приказа, выполнение которого может привести к гибели?
«Своей пехоты я боялся больше, чем «духов»…»
Александр Соловьёв, командир взвода, старший лейтенант:
— В разведке кто свои? Команда. А остальные? Свой это тот, который зависит от меня, и от которого завишу я. Все остальные — не свои. Даже родная пехота или летчики. Сегодня я с ним водку пью, а завтра он меня по ошибке лупит ракетой. И такое было. Сегодня артиллерист мне спасает жизнь, а завтра — его же снаряды у меня под ногами рвутся. Это свой? Однажды я вызывал артиллерию — нет огня! Пришёл в батальон, а этот артиллерист, который должен был по моей заявке дать мне огня — спит! Пришлось его постукать головой по броне. Я уходил на задание — он спал, пришёл — он опять спит. Или пехотинец, когда возвращаешься с задания — ему орёшь матом, зелёную ракету пускаешь, а он в тебя стреляет, почти новый бушлат дырявит.
Своей пехоты при возвращении с задания я боялся больше, чем «духов» — какой-нибудь один солдат выстрелит, заметив перед собой что-то подозрительное, и понеслось — беспорядочная пальба по всему фронту. Или поговорил с приятелем в штабе группировке, а он по пьяной лавочке с кем-то поделится этой информацией, и я после этого погибаю.
Был случай, как выходили к своим позициям: темно, зги не видно, вижу силуэт — кто-то идёт навстречу, без оружия, а мы лежим, подошёл ко мне и ширинку расстегивает. Я ему засунул ствол в ширинку, а то был бы конфуз… Один раз ухитрились спрятаться всей группой за кустом, прижались друг к другу, «духи» прошли мимо дружной толпой, не заметили.
Для меня свой — это мой, пусть и глупый солдат, но с полуслова меня понимающий, готовый отрезать голову тому, на кого я просто посмотрю. Потому что так надо, потому что это наша жизнь. Мы сначала выживаем на войне и только после этого выполняем задачу. Потому что если мы не будем выживать, мы её не выполним.
Как на войне меняются люди… Был у нас в роте мальчишка — срочник, Над ним вся рота угорала. Вечно от него воняло — не мылся, не брился. Не солдат, а чушок, забитый, затюканный, как цыплёнок. А у меня одно время вообще не было людей. Думаю, возьму на задание лучше его, чем крутого «контрабаса». Взял его, как ишака. Я ему сразу сказал: «Ты ходишь за мной и носишь патроны». У меня их всегда недоставало. Набил ему рюкзак цинками с патронами. Так этот мальчишка от меня ни на шаг не отходил. Жмётся ко мне как цыплёнок. Когда у меня кончились патроны, мне его даже звать не пришлось. Рядом свистят пули, на меня весь огонь перенесли. Я поворачиваюсь, а он на голом месте лежит, пули свистят, а он лежит. Такая собачья преданность меня потрясла до глубины души. Я ему только магазины пустые швырял, он их заряжал.
Ознакомительная версия.
