предпочитали устную речь. Платон скептически относился к письму и последующему чтению. У обсуждаемого занятия были периоды роста, своё акме и прочие атрибуты возникновения, расцвета и затухания. И вот оказывается, что мы находимся на стадии затухания.
Ну так и Солнце когда-нибудь потухнет, даром что так испугало Незнайку.
Что с того? Рим чтения падёт, но жизнь как-то продолжится. Одоакр равнодушно отправляется домой, мы копошимся в развалинах, зная, что поэзия умрет последней. Не повод отказаться от сочинительства, хоть мужества для этого требуется всё больше и больше.
19.11.2018
Огурцы и огуречики [207] (о Николае Носове)
Кузнечик дорогой, коль много ты блажен,
Коль больше пред людьми ты счастьем одарен!
Препровождаешь жизнь меж мягкою травою
И наслаждаешься медвяною росою.
Хотя у многих ты в глазах презренна тварь,
Но в самой истине ты перед нами царь;
Ты ангел во плоти, иль, лучше, ты бесплотен!
Ты скачешь и поешь, свободен, беззаботен,
Что видишь, всё твое; везде в своем дому,
Не просишь ни о чем, не должен никому.
Михайло Ломоносов
Николай Николаевич Носов — фигура загадочная. Причём загадочнее многих своих товарищей по цеху (а среди них — Евгений Шварц, всю жизнь скрывавший то, что он был прапорщиком, участником знаменитого Ледяного похода и Виталий Бианки, служивший у Колчака, за что потом неоднократно арестовывался). В биографии Носова тоже есть стремительные повороты: то гимназист, то разносчик газет, то страстное желание стать химиком, то работа на кирпичном заводе, то вдруг Киевский художественный институт, то институт кинематографии. Есть такое впечатление, что он что-то умолчал, что-то недосказал — даже в те времена, что принято было называть вегетарианскими. У них, этих бывших гимназистов было удивительное умение зачищать свою историю, да так, что и теперь непонятно, что они думали тогда, в то, совершенно невегетарианское время. Носов начал писать детскую прозу ещё до войны, а во время войны получил боевой орден Красной Звезды «за создание выдающегося учебного фильма „Планетарные трансмиссии в танках“ и проявленный при этом трудовой героизм» [208]. Взлёт Носова состоялся в первые послевоенные годы: сначала он написал книгу с названием, более известным, чем текст. «Витя Малеев в школе и дома» был напечатан во взрослом журнале «Новый мир» в 1951 году, а ещё через год принёс автору Сталинскую премию.
Сейчас в Москве, в отделе ГМИРЛИ имени В.И. Даля на Трубниковском переулке идёт выставка памяти Носова. Мы разговорились с куратором Натальей Ребровой и вспомнили рассказ «Огурцы».
Тут вот в чём дело: magnum opus Носова, это, конечно, трилогия о Незнайке, Незнайка изображён даже на могильном камне своего создателя. А возникла так: собственно «Приключения Незнайки» окончены в 1954, «Незнайка в Солнечном городе» — 1958, а «Незнайка на Луне» в 1964–1965 годах. Это, по сути, опись советского проекта — его настоящего и будущего, но сам писатель Носов куда шире своего главного труда. Он написал ворох прозрачных, как вымытые по весне стёкла, рассказов. Его герои остались памятью тем детям, что ходили в фуражках и школьной форме, перетянутой ремнём. Это давний, исчезнувший стиль, когда мальчики учились отдельно от девочек и тюбетейки носили в средней полосе отнюдь не приезжие из союзных республик. Самая знаменитая каша в русской литературе описана Носовым — и теперь только остаётся спорить, что это была за каша, что лезла из кастрюли, как петриковский графит — гречневая или овсяная. Кажется, всё-таки овсяная.
Фотография В. Березина
Фотография В. Березина
Фотография В. Березина
Так вот, у Носова есть страшный рассказ «Огурцы» — мальчик пошёл на рыбалку, но ничего не поймал. От нечего делать он набирает на колхозном поле огурцов и приносит их домой. Мать, спрашивает его, откуда добыча и, узнав, что поле колхозное, велит отнести их обратно и положить на грядку. Это, кстати, такой мотив жертвоприношения — понятно, что огурец не прирастёт к своим собратьям, но хранить его нельзя, он жжётся, что огурцы, что колоски, всё колхозное не впрок. Там есть мотив античной трагедии — «Иди, говорит мать, а не пойдёшь, ты мне не сын». Мальчик боится, что сторож застрелит его, но идёт. «Пусть застрелит, — говорит мать, Лучше у меня не будет сына, чем будет сын — вор». Причём там есть мотив того, что сторожу будет плохо за пропажу с грядки, и потом сам сторож это подтверждает — не принёс бы мальчик зелёную добычу, было б сторожу тяжело. Но один огурец съеден, и высшая сила с ружьём прощает его. Это сюжет как бы трогательный, назидательный, но на поверку — именно страшный, если срабатывает закадровый опыт и знание читателя.
Маленький человек у Носова — всё равно, что кузнечик, совсем как огуречик. Беззащитен, и счастлив, наперекор своему короткому веку.
Однако ж про выставку — она будет идти ещё до февраля, но не стоит откладывать. Экспозиция небольшая, но всё к делу. По большей части это иллюстрации к книгам, и те из них, что мы привыкли видеть чёрно-белыми, там есть в цвете (Часть лаптевских рисунков делали на вкладках цветными, но в цвете-то были все, как и рисунки Валька).
Второе, на что имеет смысл обратить внимание — это эволюция образа Незнайки. Вот он, ещё в своём допотопном состоянии, в книге Хвольсен, никакого отношения не имеющий к нашему национальному герою. Лилипут в цилиндре и с тросточкой. А вот первые рисунки в киевском журнале, а вот Незнайка чем-то похожий на Буратино, и наконец — приход Лаптева. Причём у Незнайки есть ещё разновидности (в иллюстрациях к пьесе на тему коротышек) — где он вовсе не коротышка, а просто мальчик, то есть тот, да не тот. Фоном в дальней комнате идёт хороший фильм Сергея Дмитренко о самом Носове.
Фотография В. Березина.
Но вот эти огурцы не дают мне покоя, да и рассказ «Тук-тук» от них не отстаёт.
Если у кого детская память смыта водой
