допрос миссис Мур был охарактеризован эвфемизмом «неприятный» (дословно: «The cross-examination was rather ivexatious to the witness.»).
Последующий допрос упомянутого выше Гео Мура ситуацию ещё больше запутал. Мальчик заявил, что в 13:50 видел Джорджа Паркмена, которого, к слову, знал в лицо, и даже указал на него своему другу Джорджу Прути (George Prouty) [19]. Правда, из показаний юного свидетеля невозможно понять, зачем он сообщил Прути, что увиденный мужчина является Джорджем Паркменом. Не мог же Гео Мур знать, что увиденный им мужчина будет убит в течение ближайшего получаса?!
Далее последовало то, что наши современники в обиходе обозначают словосочетанием «отвал башки». В свидетельское кресло уселся Джордж Прути-младший, дружок Гео Мура, который поспешил расставить точки не только над «i» и «ё», но даже там, где их никогда никто не ставит. Джордж был старше своего товарища Гео на год, и если последний явно терялся и робел от всеобщего внимания, то Джордж им явно наслаждался. Он весьма обстоятельно, если не сказать многословно, поведал о том, как 13:45 вышел из дома, чтобы идти в школу, подошёл к магазину на Фрут-стрит, в котором работал мистер Калвин Мур, отец Гео, и повстречался там с самим Гео. Мальчикам надо было идти в школу, но в школу они не пошли, вернее, пошли не сразу. Почему? Потому что неподалёку в грязи застрял ломовой извозчик и… они смотрели, как он пытается выехать!
Надо понять мальчишку: гружёная телега… мощный конь-тяжеловоз… лужа… грязь… возница ругается, мечется, подкладывает доски под колёса… ну как можно остаться равнодушным, увидев такое?
После этакого вступления обвинитель добрался-таки до того момента, когда Джордж Прути увидел Паркмена. Мальчик подтвердил, что Паркмен действительно в это время появился возле магазина, вошёл внутрь и… заговорил с миссис Мур. Той самой, которая четвертью часом ранее заявила под присягой, что Паркмен в магазине в тот день не появлялся, и она его в тот день не видела вообще.
После того, как обвинитель передал свидетеля защите, адвокат Эдвард Сойер не без иронии заметил, что отказывается от допроса ввиду его очевидной бессмысленности.
Далее последовали допросы братьев Фаллер — Элиаса, Альберта и Леонарда — являвшихся совладельцами мануфактуры, носившей их фамилию. Их показания в своём месте уже излагались, ничем существенным эти свидетели сказанное ранее не дополнили.
После Фаллеров свидетельское место занял Пол Холланд, владелец того самого магазина на Фрут-стрит, в котором Паркмен сделал свои последние покупки и в конечном итоге оставил их, пообещав зайти около 14 часов. Пол Холланд расставил наконец-таки точки над «i» и изложил целостную картину того, как вёл себя Паркмен возле магазина. Сначала Джордж зашёл в магазин, купил там масло и сахар, потом вышел на улицу и встретился с Холландом, которого хорошо знал. Они немного поболтали, и Паркмен передал ему большой бумажный пакет с покупками, в котором помимо сахара и масла лежала толстая охапка салатных листьев. Именно ему — Холланду — Паркмен пообещал забрать пакет на обратном пути, с чем и удалился в сторону мануфактуры Фаллеров.
Теперь история посещения убитым магазина на Фрут-стрит обрела более или менее законченный и непротиворечивый вид. На этой радостной ноте Лемюэль Шоу стукнул дубовым молоточком и объявил перерыв до 15 часов.
Вечернее заседание открылось допросом коронера Джайбеза Прэтта, который обстоятельно, углубляясь во множество мелких деталей, восстановил работу коронерского жюри в здании Медицинского колледжа.
После Прэтта обвинение перешло к вызову врачей — экспертов. Первым стал Уинслоу Льюис (Winslow Lewis), зачитавший и прокомментировавший отчёт коронера по тем биологическим останкам, что в своём месте были уже подробно рассмотрены [так что повторяться вряд ли нужно].
Затем дал показания врач Джордж Гэй, член коронерского жюри, принимавший участие в обыске помещений профессора Уэбстера и изучении обнаруженных там улик. В целом этот свидетель лишь немного дополнил то, что ранее говорил коронер и Уинслоу Льюис. Ничего нового или противоречащего данным ранее показаниям он не сказал.
После Джорджа Гэя свидетельское кресло занял доктор Вудбридж Стронг, тот самый, что по поручению коронера занимался исследованием вопроса о возможности сжигания расчленённого человеческого тела в печи. О его работе в своём месте уже было сказано. Доктор Стронг давал показания около часа, в своих словах он оказался уклончив и очень осторожен. Он довольно выразительно рассказал о проведённом опыте по сожжению фрагментов тела повешенного пирата, и это, пожалуй, был самый познавательный фрагмент его речи.
Далее Вудбридж зачем-то посчитал нужным порассуждать о том, являлся ли удар ножом в грудь, след которого был обнаружен на торсе, прижизненным или нет. Доктор Стронг уверенно заявил, что ранение было нанесено при жизни потерпевшего, причём сказано это было безо всякого исследования раны, на основании её визуального осмотра. Следует отметить, что решение подобных вопросов является одной из важнейших задач судебной медицины и требует проведения специальных исследований образцов тканей с использованием микроскопа. Визуальный осмотр не позволяет дать безусловно точный ответ, и такой ответ тем более был невозможен в данном случае, поскольку, напомним, область груди в районе ножевого ранения была обработана каким-то активным химическим веществом [обесцветившим кожу и уничтожившим волосы]. Объясняя свой вывод о прижизненности ранения, доктор Стронг пустился в рассуждения о состоянии краёв раны, которые будут «вывернуты наружу» либо «не вывернуты» в зависимости от того, был ли жив человек во время ранения или нет.
Все эти рассуждения глубоко антинаучны и в каком-то смысле даже забавны. Читая такие объяснения, невольно ловишь себя на мысли о том громадном пути, который прошла судебная медицина за минувшее с той поры время. Современная наука без затруднений решила бы поставленный вопрос, но сделала бы это совсем иначе, нежели господин эксперт.
Покончив с рассуждениями о состоянии раны, доктор Стронг коснулся вопроса о возрасте человека, чьи останки были найдены в стенах Гарвардского Медицинского колледжа. Эксперт заявил, что по состоянию хрящей он бы решил, что человеку в момент убийства было от 50 до 60 лет. В этой части рассуждения его выглядели вполне корректно, суставы и хрящи действительно видоизменяются с возрастом, и опытный анатом может вынести верное суждение на сей счёт, просто посмотрев на состояние суставов и межпозвонковых хрящей.
Заседание закончилось кратким, но весьма информативным допросом Эйнсворта (F. S. Ainsworth), врача-демонстратора Гарвардского Медицинского колледжа. Всякий натурный образец, используемый при изучении анатомии студентами, должен был проходить через его руки. Доктор в силу служебных обязанностей вёл учёт всех пособий, поступавших в колледж [как
