Но откроемъ наугадъ судебную хронику и посмотримъ, что намъ скажетъ сама жизнь.
Богатый помѣщикъ требуетъ, чтобъ удалили съ его земли фермера-крестьянина за невзносъ арендныхъ денегъ. Съ точки зрѣнія закона не можетъ быть никакихъ сомнѣній: разъ крестьянинъ не платитъ, онъ долженъ уйти.
Но глубже вникая въ дѣло, мы узнаемъ, что помѣщикъ все время расточал свои доходы на праздныя увеселенія, а крестьянинъ всегда работалъ. Помѣщикъ ничего не дѣлалъ для улучшенія своей земли, а стоимость ея за пятьдесятъ лѣтъ утроилась, благодаря проведенію проселочныхъ дорогъ, осушенію болотъ, расчисткѣ неплодородныхъ склоновъ. Крестьянинъ же, на счетъ котораго, главнымъ образомъ, все это производилось, разорился, влѣзъ въ долги и не въ состояніи теперь заплатить помѣщику. Законъ, всегда оберегающій собственность, конечно, на сторонѣ помѣщика. Но что сдѣлаете вы, въ которыхъ юридическія фикціи не успѣли еще убить живого чувства? Потребуете-ли вы, чтобъ выгнали на улицу фермера или чтобъ помѣщикъ вернулъ крестьянину часть дохода за его трудъ? — Вѣдь послѣдняго требуетъ отъ васъ справедливость. Перейдете-ли вы на сторону закона противъ справедливости, или же на сторону справедливости противъ закона?
А когда рабочій устроитъ стачку противъ хозяина, не предупредивъ его объ этомъ за пятнадцать дней, кого вы будете защищать? Станете-ли вы на сторону закона, т. е. на сторону хозяина, который воспользуется моментомъ кризиса, чтобъ безсовѣстно увеличить свои барыши (просмотрите послѣдніе процессы), или же противъ закона — за рабочихъ, умирающихъ въ это время съ голода? Станете-ли вы защищать эту фикцію, состоящую въ утвержденіи „свободы міровыхъ сдѣлокъ”? Или же вы постараетесь поддержать справедливость, въ силу которой контрактъ, заключенный между сытымъ и продающимъ свой трудъ за хлѣбъ, между сильнымъ и слабымъ, нельзя признать за контрактъ?
Вотъ вамъ другой примѣръ. Въ Парижѣ арестовали человѣка за то, что онъ стащилъ изъ мясной лавки бифштексъ. Оказалось, что это рабочій, не имѣющій заработка, семья котораго не ѣла уже четверо сутокъ. Всѣ упрашиваютъ мясника отпустить его, но онъ преслѣдуетъ несчастнаго и требуетъ торжества правосудія! Бѣдняка приговариваютъ къ шестимѣсячному заключенію. Того хочетъ слѣпая Ѳемида. — Возможно-ли, чтобъ, при видѣ подобныхъ фактовъ, ваша совѣсть не возроптала противъ закона и общества!
Станете-ли вы, напримѣръ, требовать примѣненія закона къ несчастному, не слышавшему ни разу въ жизни добраго слова, оскорбляемому съ самаго дѣтства, за то, что онъ убилъ сосѣда изъ-за пяти франковъ. Потребуете-ли вы, чтобъ казнили или — что еще хуже — приговорили къ двадцатилѣтнему заключенію этого преступника, вѣрнѣе, больного, когда все общество отвѣтственно за его преступленіе?
Потребуете-ли вы, чтобъ засадили въ тюрьму ткачей, которые въ моментъ отчаянія подожгли фабрику? потребуете-ли вы, чтобъ сослали на каторгу этого юношу, покушавшагося на коронованнаго убійцу, стоящаго внѣ закона? чтобъ разстрѣляли возставшій народъ, который рѣшился выкинуть на баррикадахъ красное знамя будущаго?
— Нѣтъ, тысячу разъ нѣтъ!
Если вы сознательно относитесь къ окружающему, а не повторяете то, чему васъ учили; если вы освободите законъ отъ фикцій, которыми его затуманили съ цѣлью скрыть его происхожденіе — волю сильнаго, и его сущность — оправданіе притѣсненій, завѣщанныхъ человѣчеству его кровавой исторіей, — вы безусловно отнесетесь съ глубокимъ презрѣніемъ къ этому закону. Вы поймете, что писанные законы стоятъ въ прямомъ противорѣчіи съ законами совѣсти. Вы откажетесь отъ традиціи и придете къ намъ работать надъ уничтоженіемъ всѣхъ несправедливостей: экономической, политической и соціальной.
Но тогда вы будете соціалистомъ, — тогда вы станете революціонеромъ.
А вы, молодой инженеръ, мечтающій улучшить положеніе рабочихъ усовершенствованіемъ способовъ производства, — знаете-ли вы, сколько разочарованій васъ ожидаетъ! Съ юношеской энергіей вы беретесь за проведеніе горной дороги, извивающейся надъ пропастью и разрѣзающей глыбы гранита, чтобъ соединить двѣ страны, отдѣленныя другъ отъ друга самой природой. Когда вы приступите къ работѣ, вы увидите, какъ въ темныхъ тоннеляхъ цѣлыя партіи рабочихъ гибнутъ отъ болѣзней и лишеній, какъ другіе уходятъ съ несомнѣнными признаками чахотки, унося съ собой лишь нѣсколько грошей. Каждый метръ вашей дороги вамъ будетъ стоить многихъ человѣческихъ жизней, благодаря преступной скупости капиталистовъ. Когда же будетъ окончена ваша работа, вы поймете, что вы трудились надъ проведеніемъ дорогъ для пушекъ завоевателей...
Вы посвящаете свою молодость открытію, которое должно облегчить производство, и послѣ долгихъ усилій, многихъ безсонныхъ ночей, вы, наконецъ, достигли цѣли.
Что же оказалось? Десять, двадцать тысячъ рабочихъ остались безъ заработка! Для приведенія въ дѣйствіе вашей машины достаточно будетъ нѣсколькихъ рабочихъ силъ, дѣтей, большей частью, сведенныхъ на положеніе машинъ! Трое, четверо фабрикантовъ разбогатѣютъ отъ этого открытія и „будутъ пить шампанское полными бокалами”... Объ этомъ-ли вы мечтали?
Изучая положеніе рабочаго класса, мы видимъ, что швея ничего не выиграла отъ изобрѣтенія швейной машины; что рабочіе въ Сенъ-Готардѣ умираютъ отъ глистовъ, несмотря на употребленіе горныхъ сверлильныхъ станковъ съ алмазными головками; что каменщикъ и поденщикъ по прежнему страдаютъ отъ безработицы, вопреки изобрѣтенію подъемныхъ машинъ Жиффара. Если вы отнесетесь къ соціальнымъ вопросамъ съ той непредубѣжденностью мысли, которая руководила вашими техническими изысканіями, вы неизбѣжно придете къ заключенію, что, при существованіи частной собственности и заработной платы, каждое новое открытіе, даже если оно и улучшаетъ нѣсколько благосостояніе рабочаго, дѣлаетъ условія его службы тяжелѣе, трудъ болѣе притупляющимъ, учащаетъ безработицу, обостряетъ кризисы. Эти изобрѣтенія увеличиваютъ лишь барыши тѣхъ, которые проводятъ жизнь въ вѣчномъ наслажденіи и праздности.
Что же вамъ остается дѣлать?
Или убаюкать свою совѣсть софизмами и въ одинъ прекрасный день, распростившись съ честными мечтами юности, постараться завладѣть всѣмъ, что даетъ право на наслажденіе и пойти въ станъ эксплоататоровъ. Или же, если вы еще не окончательно зачерствѣли душой, сказать себѣ: — „Нѣтъ, теперь не время дѣлать новыя открытія! будемъ работать надъ преобразованіемъ современнаго промышленнаго строя. Когда частная собственность будетъ уничтожена, тогда каждое новое промышленное усовершенствованіе будетъ служить благу всего человѣчества. Эта масса работниковъ, сведенныхъ нынѣ на положеніе машинъ, будетъ тогда цѣлой арміей мыслящихъ существъ, которые внесутъ въ промышленность свою иниціативу, развитую наукой и практикой ручного труда. Техника достигнетъ въ какихъ-нибудь пятьдесятъ лѣтъ такихъ успѣховъ, о которыхъ мы теперь не смѣемъ и мечтать.”
Что скажемъ мы школьному учителю, не тому, который смотритъ на свою профессію, какъ на скучное ремесло, нѣтъ — учителю по призванію, чувствующему себя прекрасно среди толпы веселыхъ шалуновъ, скачущихъ вокругъ него съ горящими глазами и радостнымъ смѣхомъ, мечтающему привить этимъ младенцамъ тѣ гуманитарныя идеи, которыя онъ лелѣялъ въ молодости?
Часто я васъ вижу грустнымъ, и я знаю причину вашей тоски. Сегодня вашъ любимый ученикъ, живой и впечатлительный мальчикъ, съ воодушевленіемъ разсказывалъ легенду о Вильгельмѣ Теллѣ. Глаза его блестѣли; казалось, онъ готовъ былъ заколоть всѣхъ тирановъ, такъ горячо прочелъ онъ эти строки Шиллера:
Предъ рабомъ, разбивающимъ цѣпи,
Передъ свободнымъ — не дрожи!
Но когда мальчикъ вернулся домой, онъ получилъ строгій выговоръ отъ отца, матери, дяди за недостатокъ почтительности къ пастору. Родители цѣлый день твердили ему о необходимости „осторожности, подчиненія властямъ, послушанія”, такъ что Шиллеръ былъ отложенъ въ сторону и замѣненъ „Искусствомъ устроить свою жизнь на бѣломъ свѣтѣ”!
Вчера еще вамъ говорили, что ваши лучшіе ученики идутъ по плохой дорогѣ: одинъ мечтаетъ лишь объ эполетахъ, другой, сообща съ хозяиномъ, эксплоатируетъ рабочихъ. А сколько надеждъ вы возлагали на этихъ молодыхъ людей! Какъ ужасно противорѣчіе между дѣйствительной жизнью и идеаломъ!
Я уже предвижу, что года черезъ два, послѣ многихъ разочарованій, вы отложите въ сторону вашихъ любимыхъ авторовъ и скажете:
„Конечно, Телль честный отецъ, но онъ безусловно ненормаленъ. Поэзія прекрасна, когда сидишь у теплаго камина, послѣ того, какъ цѣлый день преподавалъ сложные проценты; но жизнь имѣетъ мало общаго съ стихами поэтовъ, парящихъ въ небесахъ, особенно, когда ждешь посѣщенія господина инспектора”...
