Дубинно-кулачная война тоже закончилась вничью: Кремль бил сторонников парламента, они отступали и снова наступали. И эта ничья снова была не в пользу Кремля. 2 октября, когда ОМОН стал разгонять митинг на Смоленской, народ взял в руки стальные прутья и камни, и омоновцы впервые за пять дней побежали. Садовое кольцо рядом со зданием МИДа было перегорожено баррикадой. Сначала одной, а потом еще тремя. Рядом с баррикадами задымили костры и появились кучи камней: демонстранты готовились к отражению атаки ОМОНа. Но она не последовала ни днем, ни вечером. Многотысячные части внутренних войск и милиции почему-то медлили. Почему? Устали от пятидневных стычек? Испугались камней и огня? Неведомо. В 21.00 демонстранты добровольно оставили занятую площадь, и через час на ней появилась техника, которая принялась разгребать баррикады.
Я разговаривал с теми, кто строил баррикады на Смоленской. Среди них был учитель, получающий 30 тысяч, и директор ТОО, зарабатывающий 200 тысяч в месяц, среди них был 18-летний студент Бауманского университета и 73-летний пенсионер с Пятницкой.
Такие же люди пришли 3 октября, в воскресенье, и на Калужскую площадь. Ельцин в своем обращении к стране после расстрела Дома Советов заявил, что воскресные беспорядки в Москве были заранее спланированы и организованы. Но не сказал, как мифические организаторы этих беспорядков, не имея возможности выступить по радио и ТВ, смогли собрать на Калужской площади около 100 тысяч человек. Информация о митинге на этой площади была только в листовках "Трудовой России", которые распространялись задолго до 21 сентября. Притом распространялись в весьма ограниченном количестве.
Сбор на Калужской удался не потому, что о нем широко объявляли, а потому что о нем активно узнавали. У "Баррикадной" бьют, на Пушкинской бьют, на Смоленской бьют — больше трех не собираться. Где можно собраться? Сбор на Калужской произошел стихийно. Как и стихийно произошло оттуда шествие к Дому Советов.
Выходы из кольцевой и радиальной станции метро "Октябрьская" в 14.00 были открыты. Но проход на Калужскую площадь был закрыт двойными шеренгами солдат, просочиться сквозь которые было невозможно. Люди, выходя из метро, растекались по тротуарам и держались абсолютно покорно, наученные многодневным битьем.
Сейчас среди оппозиции в ходу версия о том, что прорыв демонстрации от Калужской до Дома Советов был подстроен, что власти сознательно дозволили прорыв, дабы заявить потом о массовых беспорядках. С моей точки зрения, эта версия абсурдна. Когда шеренги солдат в оцеплении были прорваны в одном месте и когда рассеянные по тротуарам группки людей слились на площади и повернули на Садовое кольцо, образовалась колонна, численность которой показалась мне невероятно огромной. Огромность колонны поразила, видимо, не только меня, но и солдат ОМОНа, перекрывших Крымский мост. Они добросовестно пытались сдержать колонну, но дрогнули, не видя конца и края наплывавшей на них массе людей. Второй омоновский кордон за Крымским мостом выглядел еще более напуганным, чем первый, и, почувствовав, что бесконечный поток демонстрантов не остановится перед выстрелами начиненных газом пуль, обратился в бегство, не вступая в драку. На третьем кордоне у Смоленской площади была выстроена тьма войск с водометами. Их решимость остановить колонну можно оценить по числу пострадавших демонстрантов. Стычка у Смоленской была жестокой. Но решимость войск оказалась меньшей, чем решимость колонны. Войска побежали. Побежали по Садовому и по Арбату, и тот испуг, который читался на лицах рядовых и полковников, убедительно доказывал, что дозволения на прорыв от начальства не исходило.
У Дома Советов победно-восторженную колонну демонстрантов накрыли автоматные очереди. Стреляли со стороны мэрии. Стреляли по безоружной толпе. Это почти не испортило праздничного настроения и не насторожило ни саму колонну, ни встречавших ее с балкона Руцкого и Хасбулатова.
Некоторые из оппозиционных политиков ныне утверждают: если бы не случилось нелепого взятия мэрии и глупейшего похода на Останкино, не было бы никакого расстрела Дома Советов. Так это или не так? Штурм мэрии и поход на Останкино послужили поводом для стрельбы по парламенту, но таковой повод мог появиться сам собой (бушевала стихия) или мог быть создан специально (впереди была целая ночь).
Предотвратить расстрел Дома Советов могла только организованная кампания гражданского неповиновения. Около Дома Советов 3 октября не было ни миллиона, ни даже полумиллиона москвичей из всей девятимиллионной Москвы. Но того количества людей, которые находились там, было вполне достаточно, чтобы перекрыть все движение в центре (милиция там испарилась), устроить пикеты на главных улицах, заклеить полгорода листовками и плакатами с призывами к восстановлению законности. Парламент мог выстоять, если бы его сторонники после взятия мэрии отправились не митинговать к телецентру, а наступать на центры власти. Наступать с лозунгами или с автоматами, которых немало было в подвалах Дома Советов.
Расстрел парламента не являлся местью за боевые действия оппозиции. Их, по сути дела, не было. Макашов приехал в "Останкино" всего с двумя десятками охранников, и вспыхнувший там после взрыва гранаты автоматный огонь велся в основном "Витязем". Пострадали от него в первую очередь безоружные люди. Стреляя по Дому Советов, Ельцин стрелял по недовольным его режимом и по их готовности к сопротивлению его политике.
То, что произошло в Москве и стране с 21 сентября по 3 октября, показало: недовольных режимом много — и в столице, и в провинции, число их растет, и активность тоже растет. Промедление с демонстрацией силы означало бы постепенный крах режима. И во имя его спасения такая демонстрация состоялась.
В интервью "МК" министр обороны Грачев сказал, что атака на Дом Советов началась "тогда, когда на таманцев пошли четыре бэтээра оппозиции". Но я своими глазами видел, как армейские БТВ, врываясь на улицу со стороны мэрии, начали палить по группкам безоружных людей у костров на площади, а бэтээры, подошедшие со стороны набережной, открыли огонь, не дожидаясь никакой атаки.
Во время блокады Дома Советов рядом с ним круглые сутки стоял желтый броневик, который беспрестанно вещал о дарованных Ельциным льготах депутатам и аппаратчикам ВС, призывая тех и других покинуть Дом Советов. Перед атакой ни этот желтый, ни какой-либо другой броневик с громкоговорителем не появился и не предложил защитникам парламента сдать оружие. Через два часа боя Руцкой, пишу это со слов депутата Воронина, позвонил Черномырдину и предложил начать переговоры о прекращении огня. Тот ответил: огонь прекратится, если будет сдано оружие и вывешен белый флаг, то есть предложил сдавать оружие под пулеметно-артиллерийским огнем.
Расстрел Дома Советов был именно демонстративным расстрелом, рассчитанным на показ всей стране, и на то, чтобы напугать всех недовольных режимом и заткнуть им рты. Расчет этот оправдался. Гора трупов в обгорелом здании парламента сделала свое дело. Сопротивление режиму заглохло.
ГВОЗДЁМ НА ЗАКОПЧЁННОЙ СТЕНЕ... Газета "МЫ И ВРЕМЯ", 1993 г.
Александр Проханов
30 сентября 2003 0
40(514)
Date: 01-10-2003
Author: Александр ПРОХАНОВ
ГВОЗДЁМ НА ЗАКОПЧЁННОЙ СТЕНЕ... Газета "МЫ И ВРЕМЯ", 1993 г.
Дубины дробят черепа. Колючка на проспектах Москвы. Танки лупят прямой наводкой по парламентариям. "Бейтар" срывает с пленных одежды. Бьет по печени, пускает пулю в живот. Громят газеты. Доносчики от культуры требуют арестов и казней. Ночью по липким улицам — громилы с автоматами. Облавы, поборы, побои. Министры и генералы, мерцая белками, запугивают. Страх, всеобщий, огромный, внесословный, как дым от сгоревшего Дворца, вполз в квартиры. Нация без противогазов полной грудью вдыхает смрадный воздух страха.
Опять, как два с половиной года назад, заработал, завертелся сепаратор, отсеивая, отбрасывая в стороны пустотелых предателей, трусов, оставляя в центре фигуры и личности с удельным весом золота. В эти жуткие дни главная задача — не политическая, не групповая, а личностная, нравственная. Человек раскупоривает сокровенные, на последний случай оставленные сосуды совести, чести, одолевает ими, Бог весть из каких хранилищ почерпнутыми от бабки, от детской сказки, от Пушкина, от убитого под Москвой ополченца, животный страх, мрак духовный.
Личный героизм одиночек драгоценнее в эти дни любых корпоративных и партийных деяний. Нравственно уцелевшие личности складываются в группы. Группы — в движения. Движения — в сословия. И нация, народ, подымаясь над страхом, продолжают свою историю и культуру.
