Адмиралтейств–коллегия напомнила Чичагову о том, что открытие северо–западного прохода имеет политическое значение и должно быть выполнено в интересах Российской империи: «Ибо как самое намерение и конец сего опыта, так и происходящая от того, не токмо для России, но и для целой Европы, слава и польза ему известны, как и то, что собственно ему послужит сие изобретение, не инако как к бессмертному имени, что толь трудное и доселе от всех европейских, в мореплавании упражняющихся народов, тщетно предприемлемое дело, произведено им в действо, или по крайней мере свет уверится, что оное совершенно невозможно» [2, с. 405].
19 мая 1766 г. все три экспедиционных судна вышли во второе плавание. Расскажем об этом плавании, руководствуясь сводным журналом, составленным Чичаговым по возвращении экспедиции на основании ежесуточных записей в корабельных журналах экспедиционных судов и представленным им Адмиралтейств–коллегии 31 января 1767 г. Полное название его таково: «Экстракт из журнала, веденного флота капитаном Чичаговым в секретной экспедиции во вторую кампанию 766 году. Плавание начато из Екатерин–гавани, что в Кольском заливе; и производимо было в полярном круге северной части до ширины 80°30' N; а окончилось прибытием к городу Архангельскому, с тремя новопостроенными судами, которые именовали по фамилиям командиров «Чичагов», «Панов», «Бабаев». Служителей комплектное число на оных было всех чинов на первом — 75, а на других по 50, провианту на 6 месяцев. И каждое судно обшито было двумя обшивками».
К «Экстракту» Чичагов приложил «Шкиперские объявления», а также метеорологический журнал экспедиции под названием «Примечание по реомюровым термометрам». Этот журнал содержал записи «возвышения и понижения спирта в термометрах, в котором числе и в котором часу сколько градусов было от знака 0 вверх или вниз» (по шкале Реомюра 0° и 80° соответствует 0° и 100° по шкале Цельсия).
Вот текст первой записи в «Экстракте»: 19 мая. «Ветр тихой, переменной. Погода облачна. В восемь часов по полудни, с божиею помощию, по учиненному сигналу, снялись с якор и пошли на гребле. За нами следовали и другие два судна. В девять часов отданы репорты на бот «Лебедь» для отвозу в Государственную Адмиралтейскую коллегию. Потом, распустив парусы, в десять часов вышли из гавани в Кольскую заливу»[12].
Вскоре увидели о. Кильдин. Подняли на корабли шлюпки, прибавили парусов и при сильном западном ветре отправились в плавание. На этот раз его называли не отправлением «в повеленной путь», а плаванием к «желаемому предмету».
27 мая «в семь часов капитан Панов дал знать сигналом, что он видит землю. А вто время и мы увидели Берен–Эйланд[13]». Затем «в два часа увидели лед в пасмурности меж норда и веста. Остров был в тумане».
28 мая «в четыре часа виден был отменною светлостию воздух от норда и до оста. А по примечанием оное бывает надо льдами». Суда продолжили движение к северу.
30 мая суда приблизились ко льдам. «По полуночи в третьем часу проносило мимо нас изредка льдины, а в исходе часа увидели лед густой и немалой обширности, которой простирался от норда через ост и до зюйда. Во все сутки лавировали, предостерегаясь, дабы не зайти в лед и не удалиться от оного, ибо погода была мрачная и по большой части снег. В полдни по счислению были в ширине 77°23', в длине 26°40'».
31 мая экспедиция оказалась вблизи Клокбая, а 1 июня Чичагов решил приблизиться к земле, чтобы поверить свои определения. Льды не позволяли судам подойти к побережью Шпицбергена. Пришлось лавировать среди льдов. Такая же обстановка сохранилась 2 и 3 июня. Наконец вышли из полосы льда и продолжили движение на север, чему явно мешал встречный ветер. 4 июня опять вышли к скоплению льда и начали лавировать среди льдин. Так что продвижение судов на север и северо–запад шло очень трудно.
8 июня «в десятом часу туман густой с мокротою. Тогда закрыло судно «Панов» на зюйд — зюйд–ост в расстоянии не более версты, а в исходе часа закрылось и судно «Бабаев», которое не далее было полуверсты на ост — норд–ост.
В одиннадцатом часу выпалено от нас из пушки, дабы прочие суда держались ближе. На что и ответствовано было с одного судна, а с другого выстрела было не слышно. Затем убавили парусов. В двенадцать часов по прочистке несколько тумана увидели другие суда».
10 июня было встречено голландское промысловое судно, с которого шкипера доставили на шлюпке на флагманское судно экспедиции, опросили и затем отвезли обратно. Шкипер по фамилии Шикиянс из Амстердама заявил, что он третью кампанию занимается промыслом китов возле Шпицбергена, но «Гренландии никогда не видел за льдами и выше 77° ширины не бывал». Он также сказал, что «промышленных судов бывает здесь каждый год до 100 и более».
11 июня суда экспедиции оказались окружены льдами. В полдень по счислению были на 77°47' с. ш. и 21°00'в. д.
12 июня. «Туман густой. Воздух холодной. Веревки все обмерзли. Парусы заиндевели» С трудом пробирались среди больших льдин. «Более склонялись к северу, остерегаясь ото льдов, которые почасту туманом закрывало». Вскоре «со всех сторон льдами были окружены». Опять стали лавировать среди льдов, с трудом управляя обледеневшими парусами. Продолжили плавание разными курсами, «избирая свободность между льдов».
Экспедиция упорно пробивалась на северо–запад. 13 июня «почасту закрывало туманом. Для чего стрелено было из пушек, били в барабан и звонили в колокол, дабы не разлучиться с другими судами. Лавировали между льдов, предостерегаясь редко носящихся мимо нас больших и малых льдин». Тоже продолжилось 14 и 15 июня. Именно 15 июня появилась некоторая надежда подойти к берегам Гренландии. «В двенадцатом часу прилетела к нам на судно береговая птичка видом наподобие чижика. И уповательно, что оная отлетала от берега в туман через лед и, может быть, что от Гренландской стороны (потому что на Шпицбергене таких птичек видать мне не случалось). И для того старались далее склоняться к западу и лавировали в видимую нами заливу с намерением, что не случится ли через лед увидеть землю». Чичагов направил суда в большую заливоподобную полынью среди льдов.
«С полуночи ветр стал тише. Погода пасмурна и по горизонту мрачность и временно туман. В двенадцать часов по счислению были в ширине 78°15', в длине 18°09', а от Клокбайской заливы Шпицбергена в расстоянии 36 миль». Стало ясно, что внесенная птичкой надежда на подход к берегам Гренландии была рассеяна. Идти к западу из‑за льдов было невозможно. Чичагов собрал командиров судов, и по общему согласию решено было идти к Шпицбергену, чтобы узнать, в каком фактическом расстоянии от берега находилась экспедиция. Это решение обосновали тем, что счислимый пункт нахождения экспедиции был сомнительный, потому что плавание походило все время во льдах.
19 июня «в четвертом часу по прочистке тумана оказался против нас берег». Вскоре туман опять накрыл суда. Опасаясь, чтобы не сесть в тумане на мель, выпалили из пушки. С земли никакого эха не было слышно. Предположили, что земля находится в далеком расстоянии. Бросали лот и на глубине в 125 сажен нашли глинистый грунт.
21 июня решено было идти в Клокбай, для чего суда направились параллельно видимого берега к югу. Войдя в залив, суда экспедиции стали на якорь. На выстрел с флагманского судна зимовщики с береговой базы экспедиции не подали никакого ответа. Чичагов послал в зимовочную базу отряд под командой своего помощника капитан–лейтенанта Петра Борноволокова. Возвратившись с берега, капитан–лейтенант доложил, что начальник зимовочной базы лейтенант Рындин с четырьмя зимовщиками убыл на охоту для промысла птиц. На базе остался комиссар с одним зимовщиком. Список умерших за зиму представил впоследствии Рындин. За зимовку скончались на Шпицбергене от цинги лекарский ученик Иван Исаков, матросы 1-й статьи Семен Шелипанов, Сидор Ефремов, матрос 2-й статьи Герасим Лебедев, плотник Федор Тимофеев, солдаты Петр Бормотов и Петр Митрофанов, конопатчик Аврам Недорезов и печник Осип Деянов. Последний скончался уже после ухода судов экспедиции из Клокбая в дальнейшее плавание.
В «Экстракте» Чичагов отметил: «24 июня приезжал к нам лейтенант Рындин. И объявил, что он ездил из губы на острова, которые лежат к зюйду, недалече от берега, для стреляния уток, которые называются гаги большие и ко употреблению в пищу лучшие из тамошних птиц. Которых он привез около сотни. А хотя оные и в Клокбае есть, только дики, так что редко застрелить удавалось». Рындин «сказывал, что в минувшую зиму служители по большой части находились больны, а особливо которые не столько имели движения. И сам он был слаб. Однако ходил. Помощь имели от русских мужиков[14], которые зимовали верст за 30».
