Неожиданно в автобус стремительно поднимается один из разведчиков.
"Спецназ" докладывает, что наблюдает группу боевиков на склоне горы!
— Вот здесь, — разведчик ставит на карте точку карандашом, — двигаются вот в этом направлении. Примерно через полчаса выйдут сюда…
И тотчас обстановка на "цэбэу" меняется. Время словно уплотняется. В глазах офицеров появляется охотничий азарт. Начался загон…
— Ваше решение, Николай Васильевич? — обращается Молтенской к Богдановскому.
— Нанести удар артиллерией и авиацией, потом "прочесать" район спецназом.
— Действуйте.
— Кто у нас в воздухе? — голос Богдановского ровен, но в нем сразу появился металл…
— Пара "двадцать четвертых", но они прикрывают "альфу".
— Поднимайте еще пару им на смену. После того как они взлетят, перенацельте эту на удар. Поднимайте штурмовики. Первая пара в штатном варианте, а второю с зажигательными баками. Весь склон выжечь!
— Есть!
— Артиллеристы!
— Уже рассчитываем данные.
— Через сколько минут будете готовы к стрельбе?
— Думаю, через пятнадцать минут откроем огонь, товарищ генерал.
— Добро. Огонь открывать по готовности. После вас работает авиация.
— Есть!
— Где наши группы? — обращается Молтенской к начальнику разведки. Тот показывает место на карте.
— Вот здесь и здесь. Еще две выдвигаются вот сюда и сюда…
— Так. Это очень близко к месту удара. Останови своих разведчиков на этом рубеже… — Молтенской стремительно делает пометки на карте. — И эту группу оттяни на километр.
— Есть!..
Через несколько минут в автобусе повисает особая, "штабная", напряженная тишина. Все распоряжения отданы и теперь остается только ждать результата. Работа штаба на войне всегда связана с интуицией, умением опередить время, просчитать обстановку на часы вперед. Штаб, как "машина времени", опережает реальность. Но как тяжело и мучительно потом ожидать, когда реальность, наконец, догонит расчет! И мастерство, искусство штаба в том, чтобы догнавшая его расчеты и планы реальность с ними полностью совпала…
…Шагающие по далекому склону боевики даже не подозревают, что за ними уже давно внимательно наблюдают холодные, бесстрастные глаза русского "спецназа". Что они стали целью, мишенью.
Они не догадываются, что пришла в действие и закрутилась огромная боевая машина. За сотню километров отсюда на старт уже выруливают штурмовики. Под их плоскостями тяжелые темные "капли" бомб и зажигательных баков, которые спустя несколько минут рухнут на головы боевиков, выжигая, испепеляя все вокруг.
Они не знают, что за десятки километров от этих гор рябые от частой стрельбы орудийные стволы гаубиц уже разворачиваются в сторону гор, и наводчики торопливо крутят рукоятки подъемных и поворотных механизмов. Что заскорузлые, в мазуте и масле руки заряжающих уже вогнали банниками в казенники тяжелые чушки снарядов и уложили на лотки золотистые гильзы зарядов. И невидимые линии траекторий стремительно скользят через вершины и распадки, сходясь на этом склоне.
Боевики переговариваются между собой, шутят, устало поругивают солнце и хорошую погоду, которая благоприятствует русским самолетами, чутко вслушиваются в небо и не знают, что с каждым своим шагом они все ближе к тому рубежу, где на их головы обрушится огонь. С каждым шагом они все ближе к месту своей смерти…
— По этому квадрату нанесете срочное огневое поражение. Расход — девяносто. Потом отработают вертолеты, за ними штурмовики. Быть в готовности нанести повторный удар по уточненным данным! — голос начарта простуженный, с хрипотцой. Штаб уже пятые сутки кочует по горам…
— Ну что твои разведчики? — в голосе Молтенского чувствуется легкое нетерпение.
— Отошли. Остальные группы остановлены. Можно работать.
— Артиллеристы?
— Готовы, товарищ командующий!
— Авиация.
— "Двадцать четверки" взлетели, через десять минут будут здесь. Вторая пара перенацелена и находится в районе ожидания. Штурмовики также в районе ожидания.
— Тогда работаем!
…Неожиданно чуткое ухо полевого командира уловило тончайшую вибрацию воздуха. Еще не разобрав до конца, что это такое, он сердцем почувствовал опасность. Замер, вслушиваясь в привычные звуки осени. Но уже через мгновение вибрация налилась силой, превратилась в знакомый до судорог шелест подлетающего снаряда. Командир еще успел гаркнуть команду "Рассыпаться!" и, подчинясь инстинкту самосохранения, бросился на землю, вжимаясь в нее, словно это могло помочь спастись.
А потом склон горы под ним вдруг вздыбился и мир утонул в яркой, бесконечной вспышке…
…Даже здесь, за несколько километров до места удара, земля вздрагивала от разрывов, как живое существо. Сначала далекий склон проутюжила артиллерия. Стоило ей замолкнуть, как над нами прошлепали лопастями "двадцать четверки", они легли на боевой курс, и от коротких их крыльев к земле потянулись дымные росчерки "нурсов". Один заход, второй. Наконец вертушки развернулись и ушли в сторону Ханкалы. Но тишина была недолгой. Откуда-то из-за зенита, затопив все вокруг форсажным ревом, на склон спикировали штурмовики. Мгновение и, промелькнув над головами темными зарубками, они вновь растворились в синеве. А еще через пару секунд земля вновь заходила под ногами ходуном.
Наконец, все стихло.
— Дайте команду разведчикам осмотреть район удара, — обращается Молтенской к Богдановскому.
— Сделаем, Владимир Ильич! — кивает генерал.
Напряжение последних минут начинает потихоньку спадать.
— Ну что планируете на завтра? — уже совсем буднично спрашивает командующий.
— Завтра к десяти утра полки выйдут вот сюда и сюда, — Богдановский очерчивает на карте линию, которая почти вдвое затягивает "мешок", в котором скрываются боевики. Проведем зачистку аулов Белготой и Центорой. Прочешем "спецназом" горы над ними. Там, по данным разведки, у них есть базы и "схроны". Примерные их координаты у нас уже есть. К вечеру постараемся уплотнить внутреннее кольцо и дополнительно усилим внешнее. Я думаю, что скоро они начнут пытаться прорываться…
— Добро. Тогда мы будем собираться. — Молтенской встает.
— Товарищ командующий, обед готов. Повар старался. Плов приготовил, — улыбается Богдановский.
…Для человека военного разделить стол с сослуживцами, и тем более с подчиненными, это не просто дежурное "мероприятие". Это знак уважения, товарищеского расположения, боевого братства. И потому командующий, несмотря на сытный обед в резиденции Кадырова, где Молтенской утром встречался с аппаратом правительства, конечно, соглашается на плов.
И плов того стоил!
За обедом Молтенской вдруг вспомнил, как выводил из объединившейся Германии последнюю мотострелковую дивизию, которой он тогда командовал. Рассказал, как немцы спросили, что делать с советскими танками, которые памятниками стояли на улицах некоторых городов? Мол, нельзя ли их продать как металлолом, а деньги поделить?
— Я сказал — нет! Это наша гордость и память о нашей Победе! А потом снял их и вывез в Россию. Все четыре танка…
И этот поступок тоже штрих к портрету генерала…
— За осень мы должны основательно прочистить горы и загнать боевиков в поселки, — говорит Молтенской. — Зимой в горах без заранее подготовленных баз и схронов много не навоюешь. И мерзлую землю особо не покопаешь. Поэтому сегодня наша главная задача — громить их базы и склады. А уж в поселках мы их додавим. В этом деле опыта нам уже не занимать.
Настроение у боевиков сегодня не лучшее. Еще весной автомат на рынке стоил пятьдесят долларов, а сегодня уже пятьсот. Вырастет и еще в пять раз, если большинство каналов их покупки перекроем. Только на днях в Ставрополье арестовали нескольких подонков в милицейских погонах, которые изъятые нами стволы, доставленные туда для уничтожения, опять продавали боевикам.
Надо сказать, боевики все чаще в радиоперехватах говорят о том, что русских-де уже научили воевать и теперь пора перебираться в Афганистан — учить американцев. И чемоданное настроение у них не от хорошей жизни. Но поросячьего оптимизма у нас быть не должно. Враг жесток, умел, очень быстро адаптируется к изменению обстановки. Его можно победить только настойчивостью, волей, постоянным и непрекращающимся силовым давлением, удержанием инициативы…
