КАК БЫ ЕВГЕНИЙ КИСЕЛЕВ, СДАВ НТВ, БРАЛ БЕРЛИН
Понятно, что в нынешнее время у стратега Астафьева нашлись последователи. Одним из них оказался, конечно, Евгений Киселев, о котором, как следует из эпиграфа к данной статье, писал, с присущей ему правдивостью и психологической глубиной, еще Лев Толстой... Этот Киселев, будучи изгнан с НТВ, как известно, зацепился зубами за ТВ-6. И там, получая от хозяина 55 тысяч долларов в месяц, от усердия то и дело давая петуха, продолжает прежние пакости, которые заклеймил автор "Войны и мира". В своей первой после Дня Победы передаче он решил хоть запоздало, но откликнуться на минувший праздник, для чего пригласил в передачу почему-то не Гранина, не Бакланова, не Новодворскую даже, а кинорежиссера Тодоровского Петра Ефимовича, участника войны с 1944 года. Прекрасно. Чем Тодоровский хуже Гранина? Такой же мультилауреат, такой же член ВКП(б) с двадцати лет.
К астафьевской гуманистической теме "Перстом в старые раны" сей Киселев подошел с другого фланга. Тот уверял, что в начале войны не надо было защищать Ленинград, а этот заявил, что в конце её не надо было с боем брать Берлин. Довод у обоих один: жертвы! Зачем же, говорит, идти на жертвы, если тогда "война была уже практически закончена, Германия была обречена". Петр Ефимович тотчас подхватил: "Надо было взять осадой или другим способом". Каким другим, неизвестно. Может быть, ельцинским, т.е. отключением электричества, воды и канализации, — так он выживал с госдач неугодных чиновников Зорькина, Коржакова, Скуратова... А лучше всего, выходит, осадой, т.е. окружить город и ждать, когда немцы сдадутся или сожрут друг друга с голоду. А сколько ждать? Да сколько угодно. Чего спешить? Война-то практически закончена, Германия обречена.
Как интересно! Германия-то действительно была обречена, правда, не только в апреле-мае 45-го, но еще 22 июня 41-го, когда, как признал Гитлер, "немцы распахнули дверь в Россию, но не знали, что за порогом". А за порогом-то почему-то оказались не австрийцы со своим дрожащим Шушнигом (до восьмидесяти лет продрожал!), не чехи с суперинтеллигентным Бенешем, не люксембуржцы со своим блистательным герцогом, а великий народ во главе с великим Сталиным. Сей народ не желал быть рабом и имел для этого силу.
Ведь мудрец Киселев как считает? Война продолжалась 1418 дней, а закончилась 8 мая, Берлин же был взят 2 мая, т.е. за 6 дней до безоговорочной капитуляции. А 6 это 0,5 % от 1418, так что с точки зрения арифметической война тогда действительно "практически закончилась". Зачем же было спешить? Чего было лезть на рожон? Сиди и жди, когда наливное яблочко само упадёт тебе на золотое блюдечко... Очень умно! Однако же ведь и немцы, не считаясь ни с какими потерями, страшно спешили взять не только Ленинград, но и Москву. Даже 3 декабря, за два дня до нашего контрудара, командующий группой армий "Центр" генерал-фельдмаршал Федор фон Бок докладывал Гитлеру: "Несмотря на неблагоприятные обстоятельства, я не теряю надежды. Еще остаётся небольшая возможность взять Москву. Все решит последний батальон". Вот к
ак лезли из кожи, вот какая остервенелость — до последнего батальона! А казалось бы, чего суетиться, имея такой грандиозный территориальный успех? Остановись, посиди, выпей чашечку кофе, почитай "Убиты и прокляты" Астафьева, посмотри вдохновляющие киселевские "Итоги", подтяни новые силы, и уж после этого... Нет! Москва требовалась им позарез и немедленно. Да почему же? А потому прежде всего, что здесь была еще большая, чем при расчете взять Ленинград, надежка сломить "славянский дух", после чего ожидалась "полная катастрофа". Так почему же и мы, штурмуя Берлин, не должны были думать о "тевтонском духе" и скорейшей "полной катастрофе" во имя сбережения многих жизней. Ведь это только теперь нам известно, что война кончилась 8 мая, а тогда никто не мог назвать даты её завершения.
БЕГ ПО ДОРОЖКЕ НЕВЕЖЕСТВА НА МАРАФОНСКУЮ ДИСТАНЦИЮ
Умник Киселев рассуждает так: Германия повержена, остался один Берлин, и на него прёт дуром Красная Армия, и во всей стране — никого больше. А между тем, ему полезно было бы знать, что, во-первых, для защиты своей столицы немцы стянули 214 дивизий и 14 бригад общей численностью более миллиона солдат и офицеров, множество боевой техники. Гарнизон самого Берлина составлял 200 тысяч войск да 200 батальонов "фольксштурма". Во-вторых, история войн знает случаи сокрушительной неудачи наступающей армии именно у столицы противника, когда, казалось бы, полная победа уже в кармане. Именно такая неудача, даже гибель, постигла 13 сентября 490 года до нашей эры 20-тысячную армию персов в битве против 11 тысяч греков у деревне Марафон, что всего в сорока верстах от столицы Афин; так произошло 26 августа 1812 года с великой армией Наполеона, получившей смертельный удар при Бородине под Москвой; так в августе 1920 года случилось и с Красной Армией у стен Варшавы; так было в декабре 1941 года с самими немцами у стен Москвы... А в апреле-мае 1945 года в связи со смертью 12 апреля Рузвельта у немцев была особая надежда на замешательство среди союзников, на разлад между ними, на сепаратное соглашение с англо-американцами. Да и как не быть таким надеждам, если они вели тайные переговоры с немцами и в 1939 году, и в 1943-м, и в 1945-м... В-третьих, когда началась Берлинская операция, то к северу от него еще две недели продолжала сопротивление мощная группа армий "Висла". А к юго-западу от Берлина во время боев за него и позже до 11 мая продолжала борьбу не менее мощная группа армий "Центр". Так что наступающая Красная Армия, идя на Берлин, могла ожидать ударов и с севера, и с юга. И добавьте к этому теперь широкоизвестный факт: в те дни Черчилль отдал тайный приказ собирать и хранить оружие разбитых и сдавшихся на Западе немецких частей на случай возможного использования его позже этими же частями против Красной Армии. Такая уверенность у Киселева, будто он собственной персоной сидел под столом то ли у Рузвельта, то ли у Черчилля, то ли у Эйзенхауэра в штабе союзных войск. А между тем, Трумэн в своей книге "Год решений 1945" честно признавал, что на Дальнем Востоке американцы, не считаясь с жертвами, хотели прежде нас овладеть Порт-Артуром и Дальним (Дайреном). Ну что такое эти города по сравнению с немецкой столицей! Однако ж... Правда, как и с Берлином, не удалось.
ЗАЧЕМ КИСЕЛЕВ НЕ ГЕНЕРАЛ!
Так вот, 1 апреля 1945 года, именно в тот день и час, когда Киселев сидел у Черчилля под столом, тот писал Рузвельту: "Русские армии, несомненно, захватят Австрию. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в наше общую победу...". А ведь незадолго до этого Черчилль говорил совсем другое: "Все наши военные операции осуществляются в весьма незначительных масштабах по сравнению с гигантскими усилиями России". А уж совсем недавно, в январе, когда немцы с силой последнего отчаяния саданули англо-американцев в Арденнах и они без штанов бросились наутёк, сэр Уинстон жалобно возопил к Сталину: "Маршал! Спасите!" Однако же в том апрельском письме Рузвельту он, обеспокоенный как бы русские не задрали нос, продолжал так: "Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на Восток, и в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять!" Вот какие пироги с капустой и яйцами, Киселев. И ни слова у обожаемого вами Черчилля о возможных потерях... Что ж, продвигаться на Восток союзникам было гораздо легче, чем нам, ибо им противостояли не 214, а только 60 дивизий...
Но это еще не всё. Мало ли что замышлял Черчилль. Он же сидел в Лондоне. А что думали, о чем мечтали сами военачальники? В последнем издании воспоминаний Жукова есть такие, не входившие ранее в текст книги строки о его встрече после войны в Москве с генералом Эйзенхауэром: "Много говорилось о Берлине, о последних завершающих операциях. Из всего сказанного Д.Эйзенхауэром можно было понять, что ему пришлось выдержать довольно серьёзный нажим У.Черчилля, настаивавшего на захвате союзными войсками Берлина. По словам Д.Эйзенхауэра, его как Верховного главнокомандующего мало интересовал Берлин, так как советские войска стояли уже на Одере и находились от Берлина в четыре раза ближе, чем союзные войска.
— Мы стремились в первую очередь взять Бремен, Гамбург, Любек, чтобы захватить немецкие порты, а на юге — южную Баварию, северную Италию, западную Австрию... Черчилль категорически возражал против моих планов, считая, что дальнейшие действия союзных войск приобретают сугубо политическое значение... Он все еще требовал захвата Берлина и был не удовлетворен тем, что моими планами не предусматривается взятие Берлина. Черчилль настаивал перед Рузвельтом и Комитетом начальников штабов союзных войск, чтобы мы захватили Берлин раньше русских... Однако все атаки Черчилля в этом направлении были отбиты Вашингтоном, и я действовал в духе ранее принятых решений".
