за это время украинцев. Если вас это отличие устраивает - то у меня нет аргументов вас переубедить. Делайте как считаете нужным. Я вас все равно люблю.
Альфред Кох - Прошли два года и сто пятьдесят семь дней войны.... | Facebook
July 31, 2024 00:48
Обожаю слушать умных людей. Владимир... - Marina Ovsyannikova | Facebook
Обожаю слушать умных людей. Владимир Пастухов : «Проповеди красоты смерти в России - можно противопоставить проповедь красоты жизни на Западе». Лучше, пожалуй, и не скажешь. Подспудно я это чувствовала, но еще не до конца понимала. Надо просто показывать россиянам, как хорошо жить на Западе, и как тяжело существовать за железным занавесом. И делать это могут вынужденные эмигранты. Кстати, во времена Советского Союза этим журнал «Америка» занимался…Публиковал картинки красивой жизни за бугром. А советская элита, которая имела доступ к журналу, смотрела картинки, читала все это и пускала слюни от зависти. Им такой уровень жизни и не снился. «На основе информации из разных источников, — сообщалось в депеше американского посла из Москвы в начале 1946 года, — посольство убеждено, что на тех русских, до которых «Америка“ доходит, журнал производит очень сильное впечатление», особенно его иллюстрации: «любой фоторазворот с изображением американской школы, маленького городка или даже обычной американской кухни драматизирует для советских читателей тот факт, что, вопреки всем утверждениям их собственной пропаганды, мы имеем более высокий уровень жизни и культуры». Вот как надо работать на раскол путинских элит, которым хочется отправлять своих детей в лучшие западные вузы и покупать недвижимость в Европе и США. А не сидеть остаток жизни за железным занавесом вместе со спятившим диктатором. Это я, если что, в продолжение обсуждения темы дешевых устриц в Европе, пропаганды и вынужденной эмиграции)
Обожаю слушать умных людей. Владимир... - Marina Ovsyannikova | Facebook
July 31, 2024 00:46
Признайтесь, сколько раз, хрустя французской... - Марина Шаповалова | Facebook
Признайтесь, сколько раз, хрустя французской булкой над Россией, которую потерял Говорухин, вы пожалели, что проклятый царизм не ликвидировал вовремя хотя бы Ленина с Троцким? Вопрос, конечно, к старожилам, коим положено припоминать. Или к тем, кто понимает, что события 1917 года поломали хребет истории не только отдельно взятой страны. Что из Первой Мировой ещё можно было выйти с иными последствиями, менее катастрофическими для значительной части человечества на полвека вперёд, но большевистский переворот таких шансов не оставил. Признавая все ошибки Николая Второго, нельзя не заметить, что политический режим «тюрьмы народов» при нём был либеральным до смешного: когда ещё и где активных врагов власти, открыто объявлявших её свержение своей целью, наказывали ссылкой в деревню с выплатой денежного довольствия, достаточного для найма прислуги? Притом, бежали они оттуда запросто, как только надоедало в глуши бездельничать и харчеваться за казённый счёт. И нисколько не опасались за жизнь своих родных, ведь им за антигосударственную деятельность братьев-сыновей-мужей-отцов (включая теракты) ничто не угрожало. Словом, если пламенным революционерам чего-то не хватало при последнем царе, то явно – не свободы. Справедливости ради, после сворачивания недоделанных Александровских реформ в империи действительно нарастали всяческие диспропорции, противоречия и разрывы. Не совсем те, рассказами о которых раскачивали лодку самодержавия русские марксисты, и не потому, как они объясняли своей пропагандой тёмным народным массам, но – нарастали в опасных концентрациях. В самом общем смысле, не вдаваясь в подробности, для которых в этом тексте не хватит места, можно сказать, что в России последних имперских десятилетий нарастало всё: темпы социальных процессов, производительность труда, капиталы, местами – крайняя нищета, рядом с ней – разнообразные возможности, и так далее. Нет, еды меньше не становилось, несмотря на периодически случавшиеся в нечернозёмных регионах неурожаи и голод – эта беда как раз из части тех самых дисбалансов, которые тормозящая империя не успевала преодолеть. А то откуда бы взялся растущий экспорт зерна и т.д. Есть кое-что, чего становилось всё меньше и меньше. Чего совсем в стране не стало к её концу. Это страх. Никто не боялся власти. Ни в каком её проявлении – ни верховной, ни в виде городового, ни даже конного казака с нагайкой. Ни на улице, ни даже сидя в тюрьме. На жестоких тюремщиков жаловались и добивались их наказания. Казака могли стащить с коня толпой и избить. В приказавшего стрелять или избивать стреляли, назвав палачом. Власть за это карала по своим законам (см. выше), но не мстила. Когда это понимают все, смелости пойти против такой власти хватает многим. Кто знал это лучше самих революционеров-политкаторжан времён «кровавого» Николая? Они сделали правильные для себя выводы: страх должен сковывать тех, кому власть не нравится, кому хватает смелости рискнуть собой. Рисковать своими детьми и родителями, тащить за собой (не в тюрьму, а в могилу) всех близких, друзей и коллег – это ведь не смелость нужна, не правда ли? Докажет власть действием, что готова истреблять до седьмого колена, и – вуаля! – вот как бы и нет никаких противоречий с дисбалансами, никаких удушающих притеснений, якобы создающих революционные ситуации! «Или вы чем-то недовольны? Хотите об этом с нами поговорить?..» Настоящий, сковывающий мысли страх избавляет от революционных ситуаций наилучшим образом, как вообще ничто больше – они просто не возникают: верхи могут что угодно с любым результатом, а низы на всё согласны по умолчанию. Но теперь вернёмся к тому, что этим догадливым людям удалось власть в стране заполучить. Тем самым людям, которым законы империи не помешали создавать свои боевые организации, способные в удобный момент перехватить власть. А что если бы этих организаторов – умных, хитрых, способных привлекать на свою сторону, умеющих завоёвывать популярность – если бы их не было? Нашлось бы кому в октябре повести за собой достаточную для свержения временного правительства вооружённую толпу? Или слабовластная невнятица бесстрашно и беспокойно докатилась бы до «Учредиловки», и дальше всё пошло бы каким-то иным, неведомым путём, или
