Через неделю сняли швы, даже не сняли, а просто выдернули нитки. В связи с тем, что нитки были простыми, а не шелковыми, они начали гнить, и часть ниток осталась под кожей. Они гнили и вместе с гноем выходили. Я просил врачей, чтобы они мне снова сделали надрез и прочистили рану, но они отказывались. Даже пара бутылок хорошего коньяка не оказала должного воздействия. И приходилось мне каждый день, морщась от боли, выдавливать как прыщ гной вместе с нитками, и заливать рану спиртом. Неприятно ощущать, что на голове у тебя гнойная рана, хорошо, что пока черви не завелись.
Съездил во второй батальон, к отцу крестному. Игорь принял меня как родного. Пока я лечился, Игорю удалось выбить с позиций Шамиля Басаева. Тридцать человек выбили целую банду! Того, кто прошел и Абхазию и ГРУшные лагеря, махра победила! Поехали на их позиции. Там я обнаружил почти новый бинокль. Мелочь, но приятно. Бинокль захвачен как трофей у противника. Наш, советский, бинокль — «восьмерка». Т. е. восьмикратного увеличения. Юра нашел бинокль «семерку» и ТР.[17] Типа маленького перископа, чтобы осматривать окружающую местность, не высовывая головы из окопа.
Тем временем весна полным ходом вступала в свои права. Зацвели персики. Кусты покрылись розовыми цветами, листьев еще нет, запах, аромат одуряющий. Хочется мира, любви, женщину. Какая-то война мешает тебе вернуться к любимой женщине!
Как-то раз поехали к артиллеристам. Они расположились на самой высокой сопке и корректировали огонь по Гудермесу. Били точечно. Особисты притащили информацию, где у духов склады с боеприпасами и техникой. Первый раз видел, как взлетает на воздух склад с боеприпасами. Эффект, должен я вам доложить, как при ядерном взрыве. Огромное ярко-красное облако медленно поднимается вверх и вырастает, как гриб. Потрясающие. То, что раньше видел в кино, не идет ни в какое сравнение. Но самое поразительное, красивое и ужасное, что в небе над нами кружила стая журавлей. Большие серо-коричневые птицы прилетели из теплых стран и каруселью кружили над нами, не понимая, куда девался их дом. Почему такой шум и дым, гарь, чад. Где они будут выводить своих птенцов. Все, как завороженные, смотрели на птиц. Ни у кого не поднялась рука выстрелить, даже прицелится по этим благородным, величавым существам. Все просто смотрели и сочувствовали им. Эта карусель продолжалась около двух часов, а потом они выстроились клином, и улетели куда-то на северо-запад.
Когда вернулись на КП, то узнали, что в бригаду из Красноярска прибыли две представительницы «Комитета солдатских матерей». О чем они беседовали, и что предпринимали, я не знаю. Я только передал с ними письмо. Надо было подготовить жену к появлению гноящейся дырки на лбу.
В письме, как и в предыдущих, я указывал, что нахожусь в Моздоке, и тут, после совместного мероприятия, вышел ночью на улицу, споткнулся и поранил кожу на лбу. Боялся, что кто-нибудь из доброхотов сообщит жене об истинном характере ранения. Пока писал письмо, Пашка готовил дрова на ночь. Хоть и весна вступила в свои права, но по ночам было еще холодно.
— Вячеслав Николаевич, а когда приедете домой, то чеченцам будете мстить? — спросил Пашка.
— Зачем? — искренне удивился я.
— Как? Они же вас ранили, и воевали вы против них.
— Паша, мы с тобой не воевали, а участвовали в восстановлении конституционного порядка. И боролись и воевали не со всем народом, а только с его верхушкой и местной армией, которую Москва по ошибке называет «бандформированиями». Народ здесь не при чем. Сейчас в Россию хлынул поток беженцев. Позже к ним присоединятся и представители этих «формирований». И даже в этом случае, Паша, ты не сможешь их убивать.
— Почему? — недоумевал Пашка.
— Это противозаконно.
— А они?
— Они тоже не имеют права убить тебя, хотя ты разрушил их дома, убил семью, ограбил, изнасиловал дочь, сестру.
— Я никого не грабил, не насиловал, — буркнул Пашка, строгая лучину.
— Я образно. Надо учиться жить вместе. Вот и все. Мирное сосуществование. Тут не будет войны до победного конца. Мы с ними — граждане одного государства, и как бы тебе ни было противно, они пользуются такими же правами, что и ты. В данном случае, даже больше. Потому что они беженцы. А ты, впрочем, как и я — убийцы мирного населения. Не больше, ни меньше.
— Ну, вы загнули — «убийцы». Они — враги, и вообще мусульмане настроены против нас, православных, как против врагов. И в мирной жизни, они всяческие козни против нас строят.
— Ты не прав, Паша, у меня в милиции в Красноярске есть знакомые мужики. Работают втроем, одной бригадой. Один — белорус Саша Дубоделов, второй — русский Серега Никаноров, третий — азербайджанец Натик Талибов, причем не из тех, что родились в России, а приехал по распределению в Сибирь, да и остался. Так вот этому Талибову плевать на национальность, вероисповедание. Он стоит на защите закона и борется с преступниками: азербайджанцами, таджиками, чеченцами, русскими, никого не выделяя. Что на это скажешь? Все зависит от конкретного человека.
— Тут пару дней назад наши остановили расписную «Волгу» на блок-посту. Накладки, бампера, диски, антенн на крыше, что у ежика иголок на голове, стекла тонированные. Выходит весь такой красивый чеченец. Я, говорит, представитель оппозиции. Нашим, глубоко наплевать, чей он представитель, хоть самого Дудаева, порядок есть порядок. Начинают осматривать машину. Нашли в багажнике большой чемодан, хотели сами открыть, но дух не позволил. Открывает сам, а там кнопок, лампочек каких-то — тьма. Спрашивает, у кого есть дома телефон? Один из бойцов и сообщает код своего города и телефон. Дух достает что-то типа зонтика, только раскрывается наоборот. Это оказался аппарат для космической связи. Минут пятнадцать повозился, а затем и протягивает трубку. Наш поговорил с мамой. Понравилась нашим такая «игрушка», говорят: подари, мужик. А тот уперся. Дорогая штучка, нет, и все тут. Наши и кончили его на месте, тело в машину, «Волгу» подожгли и в Сунжу. Возле самой воды она и взорвалась. Стали чемодан крутить, и так и сяк. Не работает, хоть тресни. Расстреляли они аппаратуру и вслед за хозяином в воду кинули.
— Жадность фрайера сгубила. Бойцы тоже идиоты порядочные. Надо было перед тем духа кончать попросить инструкцию по пользованию.
— Так не давал же подлец! — Пашка был до глубины души возмущен нерациональным поведением духа-оппозиционера.
— Наши что, не могут языки развязывать?
— М-да, погорячились ребята. А было бы неплохо сейчас домой позвонить! А, товарищ капитан?
— Молчи, грусть, молчи.
Письмо было готово, я нашел главную тетю и попросил передать письмо в Красноярск. Либо просто бросить в почтовый ящик, либо через своих знакомых. Может кто-нибудь и не доволен действиями этого комитета, но я благодарен им, за то, что мое письмо дошло до адресата.
Через пару дней в бригаду прибыло пополнение. Со всей Сибири и Забайкалья собрали безработных, «бичей», обрядили в форму, выдали оружие, погрузили в самолет и отправили воевать. Пообещали золотые горы. Все прибывшие заключили контракт. Первый опыт боевых действий «профессионалов» или «наемников», язви их в душу. Тьфу!
Часть этой «угрозы Дудаеву» еле стояло на ногах. По дороге успели променять свой сухой паек на спиртное и нажраться. Если бы не товарищи, то рухнули бы наземь. Были солдаты-срочники. Те хоть прошли подготовку на полигоне в Новосибирске, умели обращаться с оружием. Многие солдаты были добровольцами. Никогда на Руси не переведутся герои. На следующий день обещали еще один транспорт с «наемниками». Началась сортировка. Глядя на пропитые лица, я думал, что этим воинам лет триста, я сам-то мальчиком не выгляжу, на добрый десяток лет старше, но эти кадры… Оказалось, что в большинстве своем они все младше меня. Какой-то идиот им напел, что оплата их ратного труда будет сдельно-премиальная. Т. е. оклад сам по себе, и плюс за каждую голову чеченца будут платить дополнительно. Естественно строили они из себя таких крутых боевиков, что Рэмбо, по сравнению с ними, щенок.
Рядом стояли солдаты, которые на себе испытали все круги ада в Грозном, и насмешливо, спокойно наблюдали за этим цирком. Постепенно всех разобрали и развезли по подразделениям.
В шесть часов утра все КП было поднято по тревоге. Командир второго батальона срочно просил прибыть к нему на позиции для разбора происшествия. По его словам все живы, но просил прибыть всех, кто мог передвигаться, и не занят сейчас. Чертыхаясь и матерясь мы оделись и во главе с генералом прибыли в расположение второго батальона. Зрелище, которое мы увидели, было колоритнейшее. Батальон был построен и разделен на три части. В первой части находились солдаты, которые участвовали в штурме Грозного, и несколько солдат-срочников, прибывших вчера; вторая группа — человек двадцать пять-тридцать из вновь прибывшего «народного ополчения». Все, кто находился во второй и третьей — самой многочисленной — группах, были с глубочайшего похмелья. У третьей группы все лица были разукрашены. У некоторых начинали «зацветать» синяки под глазами, губы и носы у всех были разбиты в кровь, форма была перепачкана кровью, оружие было сложено перед ними. Первая и вторая группа были вооружены. Комбат скомандовал и отдал рапорт (доложил) генералу, а затем начал рассказывать:
