трудно.
Новое качество романа глубоко. Роман сюжетно построен лучше превосходно построенного Киже.
Но Фейхтвангер Киже может понять сегодня, а с Пушкиным он ещё подождёт. <…>.
Виктор
28. III.37 г.
Ю. Тынянову
[лето 1937]
Дорогой Юрий!
Ты совершенно прав, я Тебе не писал. Произошло это вот как: я болел-болел, а потом начал поправляться. Через 10 дней после конца болезни сняли с меня электрокардиограмму, и оказалась она такого качества, какое бывает при серьёзных болезнях сердца <…>
Хотел бы я писать когда-нибудь о счастливых людях.
Итак, я ищу рубашку счастливого человека.
Читал ещё раз Твой роман. Роман хорош, но Ты об этом знаешь.
Я даже здоров, но огорчён.
Скисшие палочки дают горечь.
Оказывается, у меня было не 90 ударов, а 120 и 130, а мне не говорили.
Одним словом, я Тебе пишу письма, как будто мы с Тобой врачи.
Четыре дня был у меня Мандельштам с новыми стихами. Его дела не то налаживаются, не то разлаживаются.
Сам он просится на ручки и делает ноги макаронками: стоять не может.
Если бы я был здоровее, я бы поддержал его.
У нас жара, ливни, грады и погода вообще поперечно-полосатая.
Был у меня Андроников. Вообще народу — непротолчённая труба.
Надо отдыхать, но это не очень выходит.
Ю. Тынянову
Милый Юрий!!
<…> Милый Юрий, я написал книгу о Маяковском. Книга, говорят, хорошая. Она написана с теоретическими главами о стихе, главою о рифме, с описанием того, как Вяземский поссорился с Пушкиным из-за вопроса о рифме, с анализом, заключает ли рифма сама по себе рифма что-то пародийное.
Ответ, конечно, что она заключает.
То есть, в определённые эпохи такова её функция. И тут барон Розен из «Современника», и каламбурные стихи, и замечания Тынянова о Моссельпроме.
Книга очень грустная. Она сказана голосом человека, знающего, что такое эхо и не боящегося этого акустического явления.
Я устал, зеваю днём, пишу не более одной статьи в два дня.
Книжку я тебе пришлю в гранках. Она живописная, с пейзажами, проходящими образами и довольно последовательная.
Асеев над ней плакал. Она, конечно, групповая. Покойник тоже был групповой. А, может быть, она не групповая.
Москва стоит в снегах. Зима не хочет уходить.
Извините, если кого обидел.
29 июня 2011
История про переписку Шкловского с Эйхенбаумом
Б. Эйхенбауму
Дорогой Борис
… Не знаю, радоваться ли или огорчаться, но нам предстоит долгое плавание.
10-летний срок мы выдержали, но, кажется, попали вдоль службы.
Ещё десять лет.
Синбады-мореходы.
Целую тебя крепко, как брата.
Я недоволен собой. Из-за кино не работаю.
Нужно идти в поход со своих деревень.
Юрий болен, отравлен временем, как мочевиной.
А мне нужно опять писать. Мы строители фабрик. Вероятно, трудно, стоя на месте, выдерживать честным и ломким оружием атаки.
Люди атакуют нас, бросая ночными горшками.
Милый Боря. Китайцы говорят, что рыба, которая проплыла Жёлтую реку против течения, выходит на берег драконом.
Выглянь на берег, какая там провинция?
Не трудно.
Я мелею без вас.
Приезжай. Поговорим о героическом неуспехе нашей жизни. О семьях.
Главное же, о будущей литературе.
Желаю счастья.
У меня сын, дочь, дом.
Приезжай, мы устроим здесь доклад и перекроем Питер авторитетом.
Даёшь мировой рынок.
Отвечай <…>
Целую.
Виктор.
19.3. 27 г.
Б. Эйхенбауму
Васильевский остров,
Большой проспект, д. 60/5, кв. 11
<…> Леф распался, не выдержав ссоры моей с Лилей Брик, разделился на поэзию и прозу, Спешно ищем идеологических обоснований. Я хочу устроиться так, чтобы часто бывать в Питере. Посмотрим, что из этого выйдет. <…>
Больше всего нам нужно работать вместе, я чувствую каждый день преимущество коллективного хозяйства над однолошадным середняцким.
Очень крепко целую тебя. Завален мыслям о деньгах. Литературный быт надо рассматривать как один из видов сопротивления материала, тогда, вероятно, получится, а что получится, мне неизвестно. Я очень боюсь, как бы не получилось из «Комарова» работы старого типа. Пиши мне.
8. XI — 28 г.
Виктор Шкловский
Б. Эйхенбауму
Дорогой Боря
<…> Я угорел немного от работы. Ученики, они также ошибаются, как и мы, но не так весело. <…>
Не грусти. Не позволяй себе быть очень несчастливым. И пиши непременно. При данном состоянии здоровья лучше всего беллетристику о Волине, о скрипке Бориса Эйхенбаума и молодом Толстом.
Тут нужно немного распустить руку, потерять внутренний стыд. Это теряя для литератора вещь необходимая. Но не пиши слишком отчаявшись, а не то тебя возьмут в штыки, как меня с «Третьей фабрикой».
Вставь в книгу фольклоры института, песни младопоязовцев с историко-литературными пародийными примечаниями.
Целую. Жму твои лапы. Желаю счастья. У нас шёл дождь.
29/III — 29 г.
Виктор
Б. Эйхенбауму
2 мая [1929 г.]
Итак, пишу тебе, друг, письмо твоим почерком, конечно, относительно и соотнесённо.
Есть два вопроса.
1) Как быть с наукой, или даже как сделать её, чтобы она существовала работай, а не методом. Как сделать не самоцельной, а при деле.
2) Как быть с нами. Последний вопрос распадается на
а) как быть с Эйхенбаумом,
б) _________________ с Тыняновым
в) _________________ с Шкловским.
Эйхенбаум сейчас лучше, чем в прошлом году, но он охвачен идей периодов и кризисов. Он делит себя на десятилетия и старается стареть уступами. Он (Эйхенбаум) не прав со Львом Толстым. Ёмкость человеческого творчества такова, что хотя по проводу из Москвы в Питер сразу могут говорить несколько, то в романе есть не столько проникновения одного явления в другое, сколько сосуществование. Философия сидит и смотрит на страницы истории, написанные унтером, а второй помощник в это время выпускает поющее трио Наташа контральто с колоратурой, тенор Болконский и комический бас Пьер. Роман своден и точки сводов заострены. Ты перегрузил первую часть работы, мы любим друг друга до правды. Первый том похож на сборник комментированных мемуаров Анненкова. Это жанр твоих учеников. Сорок лет и сорок четыре не освобождают от воинской повинности в нашем деле.
б) Юрий горько болен, Безрадостным городом, безрадостной семьёй, женщиной, ревнующей его к славе и болезни <…>
в) Тяжело болен друг мой Шкловский. Его болезнь разбивается на
1) На вопрос о творчестве и литературе, говоря о себе, он обострил себя и ококетил. Он держал рану открытой и нож в ране. Он связал себя своей судьбой. В своём некультурном хозяйстве он не обрабатывал, а царапал землю. Он кочевой землепашец. Пора осесть на пашню. Пора начинать третью жизнь — жизнь немца? Пора тихо выдумывать обезьяну — Онегина.
Но дело не
