Андрей Смирнов - Крах 1941 – репрессии ни при чем! «Обезглавил» ли Сталин Красную Армию?

Сформировавшееся в начале 1960-х гг. убеждение в том, что одной из важнейших причин разгрома Красной Армии в 1941-м были проведенные в 1937–1938 гг. массовые репрессии ее командного состава, относится к числу тех представлений о ХХ веке нашей истории, которые наиболее укоренены в сознании и масс, и специалистов-историков. Однако тезис этот до сих пор остается бездоказательным. Способ доказательства здесь, собственно, всего один; он очень прост и заключается в последовательном выполнении трех исследовательских операций:

а) изучения уровня боевой выучки армии накануне репрессий;

б) изучения уровня боевой выучки армии после репрессий и

в) сравнения обоих уровней (с последующей формулировкой вывода).

Но эту работу никто из отстаивающих тезис о гибельности репрессий до сих пор не проделал! В лучшем случае сравнение уровня выучки «предрепрессионной» и «послерепрессионной» Красной Армии (т. е. объемистое детальное исследование) подменялось занимающим несколько строк сравнением «дорепрессионного» и «послерепрессионного» процента командиров с полноценным военным образованием и процента лиц высшего командного состава с высшим военным образованием. Но разве этого достаточно для доказательства? Не говоря уже о том,

– что приводившиеся цифры были неверны1,

– что даже и понижение уровня образования комсостава могло быть следствием не репрессий, а трехкратного численного роста армии с 1937 по 1941 г. (вынуждавшего сокращать сроки подготовки командиров);

– что это вообще лишь два показателя из множества, характеризующих выучку армии.

Процент командиров с тем или иным военным образованием есть показатель достаточно формальный: он не учитывает качества образования. А ведь это последнее в СССР 20—30-х гг. сильно страдало от низкого общеобразовательного уровня курсантов военных школ и слушателей военных академий и от недостаточной требовательности к ним (обусловленной стремлением любой ценой обеспечить армию «пролетарского государства» командными кадрами из рабочих и крестьян)…

Зачастую же обходились даже и без такого сравнения – и ограничивались, например, указанием на истребление в ходе репрессий многих видных военных ученых. Но ведь (как справедливо напомнил М.И. Мельтюхов) «войска обучаются не по трудам отдельных военачальников, пусть даже гениальным, а по воинским уставам и наставлениям, которые никто не отменял»…2 Или же обходились сообщением об истреблении или изгнании из армии того или иного количества лиц высшего и старшего комсостава. Этот последний факт подавался как «обезглавливание армии», т. е. лишение ее подготовленного высшего и старшего командного состава, и подавался обычно вместе с замечанием, что для подготовки высшего командира или работника оперативного штаба требуются многие годы. Но разве подготовка высшего или старшего офицера в армии начинается только после того, как выбудет из строя очередной такой офицер? Разве только после этого в военное училище зачисляется человек, из которого в течение последующих «многих лет» готовят нового командира дивизии или начальника штаба корпуса? Разве в РККА не было полковников (прямо предназначавшихся для замещения в ближайшие годы должностей комбригов или комдивов), майоров (прямо предназначавшихся для замещения в ближайшие годы полковничьих должностей) и т. п., разве сразу за комбригами в ней шли зеленые лейтенанты? Конечно, преждевременное занятие командирами очередных должностей может привести к ухудшению качества высшего командного состава – но и такой вывод можно сделать только на основе детального исследования и сравнения уровня подготовленности репрессированных и тех, кто пришел им на смену…

Бездоказательность тезиса о подкашивании РККА репрессиями 1937–1938 гг. (а равно вся беспомощность попыток доказать его без детального сравнения выучки «до-» и «послерепрессионной» Красной Армии) хорошо видна на примере вышедших во второй половине 90-х гг. и являющихся своего рода «классикой жанра» трудов известных военных историков В.А. Анфилова и О.Ф. Сувенирова. Автор первого из них3 не жалеет эмоций по поводу «развала Красной Армии» (с. 63), но вывод, которым он завершает на с. 75 перечисление ряда недостатков в боевой выучке «послерепрессионной» РККА («Вот до какого плачевного состояния Ворошилов со товарищи под «мудрым» руководством Сталина довел Красную Армию и обороноспособность страны с 1937 до весны 1940 года»), выглядит пристегнутым искусственно. Ведь В.А. Анфилов не освещает «дорепрессионное» положение дел в критикуемых им аспектах. А между тем, например, занятия по тактике в военных училищах (до 16 марта 1937 г. – военные школы) вместо поля «велись главным образом в классе, на ящике с песком» не только после (как утверждает Анфилов на с. 69), но и до 1937 г. До сих пор, подытоживал в октябре 1936 г. начальник Управления военно-учебных заведений РККА армейский комиссар 2-го ранга И.Е. Славин, занятия по «практическому обучению тактике» сводились в основном к тренировкам на ящике с песком и к групповым упражнениям в классе, а «занятий в поле было очень мало»4. «Неорганизованное, а порой просто плохое» «управление подвижными соединениями и частями» на маневрах – объясняемое Анфиловым на с. 65 «частой сменой командиров всех степеней в связи с массовыми репрессиями» – также было обычным и до чистки РККА. Приказ наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г. прямо констатировал, что «вопросы управления и связи» «внутри мехсоединения» «остаются недоработанными»5. К примеру, штаб 5-го механизированного корпуса на маневрах Московского военного округа в сентябре 1936 г. продемонстрировал (как отметили наблюдатели) «отсутствие гибкости в управлении корпусом и бригадами со стороны штаба корпуса и схематичность приемов управления в различной боевой обстановке» (М.Н. Тухачевский прямо заключил, что «управление плохое») и не смог организовать взаимодействия между своими бригадами (а командиры и штабы бригад – между своими батальонами)6. Мимо цели бьет и ссылка на заключение наркома обороны С.К. Тимошенко, согласно которому к декабрю 1940 г. «оперативная подготовка высшего командного состава» «не достигла требуемой высоты и нуждалась в дальнейшем совершенствовании» (с. 70). Ведь абсолютно то же самое отмечалось и в письме предшественника Тимошенко К.Е. Ворошилова командующим войсками военных округов, армиями, флотами и начальникам военных академий и центральных управлений РККА от 28 декабря 1935 г.: «Оперативная подготовка высшего командования, штабов и служб все еще не достигла уровня, требуемого современными условиями борьбы с вероятными сильными противниками»…7

Ничем не подкреплена и оценка В.А. Анфиловым репрессированных командиров как «наиболее опытных» и «самых талантливых» (с. 59, 117).

Труд О.Ф. Сувенирова8 (ссылки на него мы будем давать по второму изданию9, вышедшему уже после смерти Олега Федотовича) построен совсем иначе, но характеристику последствий репрессий и этот исследователь строит в основном на эмоциях, практически не приводя серьезных аргументов. Начинает он (с. 468) со ссылок на мнение зарубежной печати конца 30-х гг. (которая по определению не могла быть детально знакома с армией засекречивавшего все и вся и охваченного шпиономанией тоталитарного государства) и зарубежных историков 60—70-х гг. (которые также не являются здесь авторитетом, так как не имели возможности опереться при написании своих работ на материалы советских архивов). Далее (с. 470–483) приводятся сведения о количестве осужденных по политическим мотивам высших командиров и полковников и делается знакомый уже нам вывод об «обезглавливании армии» (причем на с. 493 автор опять изображает дело так, будто подготовка замены репрессированным началась только по окончании массовых репрессий: «За два с половиной года [1939 – июнь 1941 г. – А.С.] многое можно сделать, но подготовить не только высший, но даже средний качественный командный состав невозможно – ни теоретически, ни практически»)… Но самый поразительный пассаж помещен на с. 492. Дополнив на с. 486–491 сведения о количестве осужденных сведениями о количестве лиц командного и начальствующего состава, уволенных из армии по политическим мотивам, О.Ф. Сувениров отсылает читателя к таблице 15, данные которой, по его словам, «наглядно свидетельствуют», что «ни одна война ни в одной армии не открывала такого количества вакансий (особенно в высшей группе), как устроенная высшим партийно-государственным руководством кровавая «чистка» РККА в 1937–1938 гг.». Однако из таблицы мы видим, что в «дорепрессионном» 1936 г. количество лиц комначсостава сухопутных войск и ВВС РККА (без политсостава), получивших повышение по службе, было больше, чем в году начала массовых репрессий – 1937-м (29 535 против 26 021)! По группе высшего комначсостава в 1936-м было повышено в должности практически столько же лиц, что и в 1937-м (567 против 585), а по группе старшего комначсостава – в 1,2 раза больше (8960 против 7602)! Несколькими строками ниже исследователь и сам признает, что новые вакансии появились «не только в связи со значительными потерями комначсостава в результате массовых арестов и огульного увольнения «по политическим мотивам». Значительно большее количество новых вакансий [выделено мной. – А.С.] возникло вследствие резкого возрастания численности личного состава РККА и, следовательно, формирования новых воинских частей, соединений, объединений и учреждений».