Ознакомительная версия.
До 1939 года украинские националистические лидеры были уверены, что Германия действительно заинтересована в обеспечении независимости Украины, и считали, что она будет честно вести себя с ними. Однако они были зависимы от Германии менее, чем можно было справедливо предполагать. В отличие от гетманской группировки, которая сконцентрировалась близ Берлина, ОУН была более равномерно распределена по большей части Центральной и Западной Европы. И Коновалец, и Мельник часто ездили по Европе, но избегали останавливаться на контролируемых Германией территориях. Однако в лице Ричарда Ярого они имели постоянный канал связи с той частью германского режима, которую представляли адмирал Канарис и абвер. Летом 1939 года полковник Сушко также тесно сотрудничал с немцами, готовя в Винер-Нойштадте, Австрия, группу в две сотни человек, которая должна была действовать как вспомогательная при вермахте в готовящемся нападении на Польшу; эта вооруженная ячейка должна была поднять восстание, которое, как надеялась ОУН, приведет к независимости украинцев в этой стране[69]. Более того, де-факто зависимость ОУН от Германии сильно возросла в результате иммиграции ее членов на германскую территорию в 1939 году, особенно в протекторат «Богемия-Моравия», где вскоре образовался центр закарпатских украинцев, а вскоре был основан прооуновский печатный орган «Наступ».[70]
Несмотря на эти все более прочные путы зависимости, когда Провод решил провести II съезд организации в августе 1939 года, местом встречи был выбран Рим вместо какого-нибудь немецкого города. На съезде было решено, что штаб Мельника должен находиться в Швейцарии и что следует вести осмотрительную политику в отношении Германии[71]. Во время паузы в работе съезда пришло известие о пакте Молотова – Риббентропа со всеми его уступками Советскому Союзу. Соглашение было открыто осуждено официальным органом ОУН[72]. Война, однако, фактически начиналась в это самое время, и Провод никак не мог, даже если бы и хотел, отойти от договоренностей о военном сотрудничестве с немцами.
Канарис, после некоторых колебаний, явившихся следствием его неуверенности относительно советских намерений в Восточной Польше[73], позволил группе Сушко перебазироваться с территории Словакии на украинскую этнографическую территорию на реке Сан, но в этом месте группе пришлось повернуть обратно из-за продвижения советских войск[74]. В пределах собственно Галиции произошло по крайней мере одно маленькое восстание против польского режима, несомненно инспирированное националистами[75]. С точки зрения ОУН экспедиция Сушко принесла пользу хотя бы тем, что послужила вооруженным эскортом Ярославу Барановскому, который прибыл к местным группам как делегат Провода. Его миссия состояла в том, чтобы дать последнюю информацию относительно щекотливой ситуации, возникшей в результате советской оккупации, и предупредить их, чтобы они не раскрывали себя[76]. Это, несомненно, было необходимо, потому что, если бы вовсю развернулись восстания против и без того разваливающейся польской власти, они были бы бесполезны, но раскрыли бы подполье перед приближающимися советскими силами.
Следует упомянуть, что краткая польская кампания повлияла определенным образом на дальнейшее развитие ОУН. Поскольку немцы подходили к Варшаве, перед польскими властями встала проблема, что делать с политическими заключенными, особенно украинцами. После различных попыток эвакуировать их наиболее важным заключенным позволили либо по решению властей, либо по милости охраны выйти на свободу[77]. Таким образом лидерам галицкой группы, озлобленным годами заключения, дали снова развернуть свою деятельность.
Краткая польская война, которая явилась начальной главой в разворачивающейся всемирной борьбе за перекройку мира, имела важное значение для украинской национальной жизни. Впервые в современной истории галицкое население было действительно объединено с восточными украинцами в едином государстве. Однако это государство было самым страшным врагом украинских националистических движений. Эти обстоятельства не могли не оказать значительного воздействия на развитие националистических движений, и фактически радикальный процесс перестройки украинских сил был уже на марше; в течение этих двадцати месяцев после польского коллапса этот внутренний конфликт привлечет к себе почти столько же внимания со стороны украинского эмигрантского сообщества, как и более крупные события мировой политики.
К концу сентября 1939 года казалось, что Германия определенно перестала обращать внимание на украинских националистов. Соглашение, которое позволило Советскому Союзу занять территорию Польши до линии Буга и Сана, означало на деле, что компактная украинская область в Галиции, украинская земля, с которой были связаны сильнейшие националистические чувства, переходила под власть советского режима. В некоторых нацистских кругах утверждали, что ячейки ОУН на занятых Советским Союзом областях будут распущены[78]. Несколько маленьких районов с украинскими поселениями оставались, однако, под германским контролем в составе того, что теперь называлось генерал-губернаторство Польша. Кроме мелких приграничных районов, это были район города Хелм (Холм) и область, заселенная лемками[79], – пересеченная местность, отрог северного склона Карпат от Пшемысля (Перемышля) почти до Кракова. Большинство лемков были выносливыми, но обедневшими горцами, говорившими на украинском диалекте. При польском режиме они подвергались таким же репрессиям, как и украинцы Восточной Галиции, но низкий экономический потенциал этого региона препятствовал существенному расселению в этих местах польского населения.
В хелмском районе проводилась политика насильственной денационализации. Его смешанный этнографический состав был усложнен изменениями в религозной политике. Первоначально многие из жителей этой местности, включая огромное большинство украинцев, были грекокатоликами, подобно галицким украинцам. При Александре II проводилась жесткая репрессивная политика, направленная наусиление православной церкви и подавление греко-католической церкви. Многие районы, где преобладал грекокатолический обряд, были насильственно переданы православной церкви, а множество храмов католического обряда, которые были обвинены в проведении служб для грекокатоликов и которые сопротивлялись их передаче православной церкви, были захвачены. Или потому, что они когда-то тяготели к православию, или потому, что они приучились к нему более чем за десятки лет, многие из «конвертированных»[80] конгрегаций сохранили некоторые связи с ними после того, как область стала частью Польши. Подталкиваемое частью католических священнослужителей (грекокатолическая иерархия противилась этому), польское правительство захватывало многие храмы, а в некоторых случаях сжигало их дотла. Православные священники изгонялись, а их место занимали католические пасторы, латинского, а не греческого обряда. При ограниченном круге интеллектуалов другие украинские общины мало чем могли помочь украинцам Хелма, и в результате политика денационализации принесла полякам значительный успех.[81]
Более двадцати месяцев этим маленьким и обиженным судьбой территориям выпало служить главной базой для осуществления украинских националистических усилий. Причиной того, что они могли выполнять эту функцию, явилась преднамеренно двусмысленная германская политика в отношении украинских движений в течение этого периода. Пакт Молотова – Риббентропа, который послужил формальным препятствием для использования украинских националистических настроений, направленных на разрушение Советского Союза, расценивался нацистскими лидерами в действительности просто как перемирие, рассчитанное, однако, на неопределенный срок. Любая открытая поддержка украинских националистов рассматривалась бы Советским Союзом как недружественный жест, если не подготовка к нападению; исходя из этого, Гитлер решил вести дела с украинцами с большой осторожностью, поскольку дружественные отношения с Советским Союзом были в его интересах[82]. В то же время макиавеллизм образа мышления нацистских правителей подводил их к тому, чтобы использовать украинский национализм как козырную карту в будущих непредвиденных обстоятельствах. Чтобы энергия украинского национализма не ослабевала, было необходимо дать ему какой-то минимум поддержки, но непрямой и скрытой.
Кроме того, присутствие нескольких сотен тысяч украинцев в генерал-губернаторстве давало возможность претворить в жизнь любимый принцип флорентийского теоретика – разделяй и властвуй[83]. Целью реализации этого принципа применительно к нацистской политике было уничтожение национального сознания народов генерал-губернаторства, чтобы их либо поглотила бы «более высокая» немецкая нация, если они «расово приемлемые», либо их можно было бы держать за послушных илотов, если они «биологически неполноценные». Первым шагом в этой политике должен был быть раскол между национальностями путем внедрения чувства этнической обособленности в каждую национальную подгруппу и продвижения на местные гражданские и полицейские должности представителей меньших национальных групп[84]. В соответствии с этой политикой, маленькая украинская группа в генерал-губернаторстве должна была поддерживаться в ущерб полякам, которые рассматривались как наиболее опасные противники германских интересов в этом регионе. В марте 1940 года Гитлер выразил личное горячее желание использовать антипольские настроения украинцев. Чтобы избежать проблем в отношениях с Советским Союзом, он, однако, дал указание обойтись без какой-либо «украинской национальной партии» или подобного широкого формирования, а ограничиться органом с консультативными функциями в пределах генерал-губернаторства[85]. В соответствии с этим указанием, глава администрации генерал-губернаторства Франк сказал своим подчиненным через месяц, что можно позволить создание украинских организаций социальной взаимопомощи, но ни в коем случае не более солидные.[86]
Ознакомительная версия.
