Остается доля ответственности Милна за уход «Гебена». Попросту говоря, он всегда на один ход отставал от противника. Он следил за прикрытием французских войсковых конвоев на западе, а «Гебен» шел на восток. Второй ошибкой была передача подчиненным, Трубриджу в частности, двусмысленных инструкций Адмиралтейства без малейших разъяснений. Но, если Милну не хватало качеств, необходимых для самостоятельного командования театром, он был далеко не единственным британским главнокомандующим, чьи планы были расстроены непродуманным вмешательством Уайтхолла. Как мы увидим далее, иногда такое вмешательство приводило к катастрофическим последствиям, хотя и не имевшим столь длительного воздействия на ход войны, как бегство «Гебена» и «Бреслау».
Сначала Адмиралтейство считало бегство «Гебена» чуть ли не собственным успехом, но потом и до него дошло, какие серьезные последствия будет иметь прибытие «Гебена» и «Бреслау» в Константинополь. Это означало не только необходимость держать линейные крейсера в Средиземном море. По словам Черчилля: «Неотвратимое бедствие обрушилось на Турцию и Средний Восток». Турция присоединилась к Центральным Державам, англичане получили кровавые и унизительные кампании в Дарданеллах и Месопотамии, Россия была изолирована от союзников. Однако утверждение, что именно закрытие проливов привело к военному краху России, выглядит все-таки преувеличением.
В середине сентября Черчилль написал вице-адмиралу С. Г. Кардену, таланты которого более подходили для поста Суперинтенданта мальтийских доков, чем для командования флотом:
«Примите командование эскадрой возле Дарданелл. Вашей единственной задачей является потопление „Гебена“ и „Бреслау“, если они выйдут, под каким бы флагом они это ни сделали. Мы не воюем с Турцией, но адмирал Сушон командует турецким флотом, и немцы в большой степени контролируют его».
Странно: обжегшись на Милне, Черчилль снова нашел «подходящую» кандидатуру. Но Сушон был слишком крупной акулой, чтобы попытаться так просто кинуться в лапы мощного флота союзников. За два месяца он сделал гораздо больше, чем адмирал Лимпус совершил за много лет. Сушон сумел вернуть к жизни издыхающий турецкий флот, все 3 «линкора» которого были броненосцами, построенными еще в XIX веке. Он помог фон Вангенгейму и фон Сандерсу раздуть пламя ненависти к Черчиллю в сердцах турок. Ведь тот захватил почти законченные на британских верфях 2 турецких дредноута, которые теперь получили названия «Азинкур» и «Эрин». В последнюю неделю октября он выбил последние козыри из рук колеблющихся. По секретному соглашению с Энвером, Сушон ввел турецкую эскадру в Черное море, якобы для учений. Чуть позднее он сделал то, что в действительности явилось неприкрытым актом агрессии, как нападения японцев на Порт-Артур и Пирл-Харбор. На рассвете 30 октября «Гебен» открыл огонь по Севастополю, «Бреслау» — по Новороссийску, крейсер «Хамидие» — по Одессе. На следующее утро русский посол в Константинополе затребовал паспорта, почти сразу за ним последовал его британский коллега.
Практически вся русская историография единодушна в оценке эпизода с «Гебеном». Это не что иное, как гнусные происки британского империализма, который злонамеренно помешал доблестным русским воинам овладеть вожделенными проливами. При этом-де британское Адмиралтейство (истинный виновник странного «прорыва») пошло на прямое предательство интересов союзника. При этом мы видим довольно странное единодушие как марксистов, кричащих об «империалистических интересах», так и царских офицеров, для которых «англичанка всегда гадит». Но так ли это на самом деле?
Если бы англичане действительно желали усилить турецкий флот, то им просто не следовало захватывать построенные турецкие дредноуты. Появление в составе оттоманского флота «Султана Османа I» никак не меняло стратегическую ситуацию ни в Северном море, ни в Средиземном. Уже в 1914 году обычные дредноуты почти потеряли свое боевое значение. Адмирал Джеллико ничего не выиграл, получив «Азинкур», зато политические отношения между Великобританией и Турцией были испорчены очень серьезно. Поэтому конфискация, по крайней мере, этого конкретного корабля (мы пока не будем говорить об «Эрине») выглядит грубейшей ошибкой. Безусловно, не конфискация турецких линкоров предрешила вступление Турции в войну, однако она оказалась очень серьезным аргументом в пользу такого решения. И появление на Черном море «Султана Османа» изменило бы ситуацию ничуть не более, чем появление «Гебена», даже переименованного в «Явуз». Более того, этот корабль не имел превосходства в скорости над строящимися русскими линкорами.
Почему-то никому не приходит в голову более простое объяснение. Адмиралтейство в начале войны совершило столько ошибок, что их хватило бы на два — три года.
Вспомним хотя бы подготовленную общими усилиями катастрофу при Коронеле, трагедию 7-й эскадры крейсеров и многое другое. На этом фоне эпизод с «Гебеном» выглядит почти незаметной мелочью. При этом не следует говорить о какой-то «стратегической ошибке», просто Адмиралтейство заблудилось в трех соснах.
Дарданелльская авантюра — атака с моря
Истоки этой операции можно найти в 1906 году, когда британское правительство впервые столкнулось с перспективой войны против Турции из-за территориальных споров на Синайском полуострове. Британское военное командование сразу пришло к заключению, что захват полуострова Галлиполли и форсирование Дарданелл британским флотом станет смертельным ударом для Турции. Однако начальник разведывательного отдела Адмиралтейства в своем меморандуме от 28 февраля 1907 года писал: «Высадка на Галлиполли сопряжена с большим риском. Ее не следует предпринимать, если имеются другие способы оказания давления на Турцию».
Весь опыт британского флота подтверждал бесполезность попыток атаки береговых укреплений одними кораблями. Нельсон прямо сказал: «Любой моряк, который атакует форт, — просто дурак». В 1807 году адмирал сэр Джон Дакуорт с эскадрой из 7 линейных кораблей и нескольких мелких кораблей прорвался через Дарданеллы. Проболтавшись несколько дней в Мраморном море, Дакуорт обнаружил, что никого не напугал, и был вынужден возвращаться. За это время турки усилили укрепления Дарданелл, и обратный прорыв стоил ему больших потерь в личном составе. Позднее этот же вопрос несколько раз всплывал при различных обстоятельствах, но Адмиралтейство неизменно высказывалось против попыток форсировать Дарданеллы силами одного флота. В 1914 году, после бегства «Гебена» и «Бреслау» и отказа турок репатриировать экипажи, стало ясно, на чьей стороне будет воевать Турция. Назначение адмирала Сушона командующим турецким флотом сделало это совершенно очевидным. 31 августа Черчилль обратился к Китченеру с предложением внезапным ударом захватить полуостров Галлиполли, используя помощь Греции. Но это предложение не было реализовано. 31 октября истек срок ультиматума Великобритании относительно интернирования «Гебена». После этого Адмиралтейство решило, что война началась, хотя формальное объявление войны британским правительством было сделано только 5 ноября.
Адмиралтейство по собственной инициативе совершило то, что Джеллико назвал «непростительной ошибкой», а адмирал Бэкон — «поступком явного лунатика».
Суперинтендант мальтийских доков адмирал Сэквилл Карден получил приказ поднять флаг на одном из линейных крейсеров и провести короткую бомбардировку турецких фортов. Единственная задача, которая была поставлена перед ним, — «опробовать эффект воздействия корабельных орудий на внешние форты» Дарданелл. 3 ноября 1914 года «Индефетигебл» и «Индомитебл» вместе с французскими броненосцами «Сюффрен» и «Верите» в течение 10 минут выпустили 76 — 305-мм снарядов по Кум-Кале и Седд-ль-Бахру. Им удалось взорвать один артпогреб. Эта операция дала Адмиралтейству повод думать, что, несмотря на уроки истории, военные корабли способны подавить форты, защищающие Дарданеллы. Однако этот же обстрел надоумил турков усилить оборону проливов, что они и сделали.
После этого наступило затишье. Новый толчок события получили, когда 2 января 1915 года главнокомандующий русской армией великий князь Николай Николаевич обратился к союзникам с просьбой предпринять демонстрацию против турок, чтобы ослабить их натиск на Кавказском фронте. 3 января Форин Оффис отправил ему телеграмму, в которой обещал помощь. Это решение было принято после совещания Китченера с Черчиллем. Но ирония судьбы заключалась в том, что уже 4 января турецкие войска были разбиты русскими под Сарыкамышем и покатились назад. Великий князь просто забыл известить союзников, что помощь больше не нужна.
Черчилль и Фишер (который сменил Баттенберга) запросили вице-адмирала Сэквилла Г. Кардена: «Как вы считаете, возможно ли форсирование Дарданелл одними кораблями? Полагаем, что можно использовать старые линкоры… Важность результата оправдает тяжелые потери». Карден ответил: «Я не думаю, что их можно прорвать стремительным броском. Но проливы можно форсировать в ходе большой операции большим количеством кораблей». Сначала Черчилль носился с планом отправки в Дарданеллы 75000 «опытных солдат из Франции», но Китченер и фельдмаршал Джон Френч наотрез отказались дать хотя бы одного солдата. 6 января Черчилль телеграфировал Кардену: «Высшие инстанции согласились с вашим мнением. Представьте детальный план с обоснованием потребных сил. Как, по вашему мнению, мы можем их использовать, и что в результате получим?»
