– О, я хотела бы быть студенткой. Но у меня уже двое детей. Старшей шестнадцать. Так что мне меньше сорока никак быть не может.
На ее лице не было видно никакой косметики (позже я узнала, что и времени для макияжа у нее не было). Но от нее веяло чистотой и свежестью, что и создавало ощущение молодости.
После учебы за рубежом, где она получила наследственную профессию врача-дантиста, она вернулась в Никосию. Вернулась с мужем, тоже дантистом. Сейчас в городе у них две собственные зубные клиники. Они отнимают массу времени и сил. А еще – двое детей-подростков.
– Остается ли время, чтобы получать удовольствие от жизни? – спросила я.
– О, я стараюсь радоваться каждую минуту. И создавать радость другим. Этому меня научили родители.
В атмосфере семьи столичного врача, где она родилась, властвовала любовь.
– Это был очень теплый дом. Папа и мама любили друг друга. Ну и, конечно, нас, детей. Я всегда чувствовала себя защищенной этой любовью. Она спасала меня от зависти – хотя, конечно, завистники были – и от недоброжелателей. Нам было не только тепло, но и интересно с мамой и папой. В свои выходные они выезжали с нами в горы или к морю. И когда, набегавшись, мы присаживались отдохнуть, родители читали нам книги или играли в общие игры. Это тепло я несу в себе всю жизнь. Оно помогает сохранять светлое состояние духа.
– А что может омрачить это светлое состояние?
– Дурные отношения. Я считаю, что мироощущение человека зависит от его отношений с окружающими – домочадцами, родственниками, сослуживцами.
– У вас лично эти отношения всегда складываются безоблачно?
– Ну что вы, так не бывает! Я же не на небесах живу – на земле. И мне приходится порой тратить немало усилий, чтобы эти отношения строить, сохранять.
– А с кем их легче строить – с домочадцами, с сослуживцами или родственниками?
– Трудно со всеми. Ну, может, с сотрудниками несколько проще – я же их сама нанимаю. Если что не сложилось, можно ведь и уволить. Правда, я стараюсь до этого не доводить. А с родственниками? Тут, конечно, немного сложней. Я всю жизнь прожила в городе, в семье врачей. А родители мужа из деревни не выезжали. Некоторые из его братьев и сестер тоже люди сельские. Им непонятны, а иногда и чужды привычки горожан. А мне кажутся странными кое-какие черты их быта.
– И часто возникают конфликты?
– Никогда. Я не позволяю себе хоть как-то проявить несогласие или недовольство. Я же сказала: отношения для меня – главная ценность. Чтобы их сохранить, я готова на любые уступки. Хотя иногда не так-то легко сдержать свои реакции. Для этого нужна большая выдержка.
– А как вам удается сохранять гармонию отношений дома?
– Смотря с кем. Между мной и мужем проблем нет. У нас схожие взгляды на жизнь, одинаковые интересы, наконец, общая профессия. Так что спорим мы редко. А вот дети… Пока были маленькими, отношения не вызывали беспокойства. Но теперь они подросли, и появились сложности.
– Курево? Наркотики? Дурные друзья?
– Нет-нет, этого, к счастью, нет. Но мне бы хотелось, чтобы они были с нами более откровенны. Раньше и сын и дочь бегали ко мне со всеми своими проблемами, делились впечатлениями. Сейчас стали скрытными. Особенно дочь. Все, что с ней происходит, для меня тайна. Я не знаю, куда она вечером идет, с кем встречается, как проводит время. Иногда я вижу, что она огорчена, пытаюсь выяснить, отчего – она молча встает и уходит. Кто-то мне сказал, что видел, как она гуляла с мальчиком. Что за мальчик? Что у них за отношения? Не нужна ли ей моя помощь? Может, и нужна, но она не хочет меня беспокоить. А может, все мои тревоги напрасны?
– И что вы намерены делать?
– Да, наверное, набраться терпения. Не отталкивать ее чрезмерным вниманием, дать ей понять, что я всегда на ее стороне, всегда ей готова помочь. Не суетиться. И – ждать, ждать.
– Главное – восстановить открытость и хорошие отношения? – спрашиваю я.
– Нет, главное – ее настроение. Важно, чтобы она чувствовала родительское тепло. И чтобы это тепло давало ей силы на всю жизнь, как дает мне.
Ламбос, школьный учитель физики, долгое время жил в Москве и может взглянуть на жизнь родного острова со стороны.
– Как по-вашему, что наиболее типично для киприотов? – спрашиваю я.
– Политизированность, – отвечает он. – В высокой степени.
– Даже по сравнению с Россией?
– Да, здесь вовлеченность в политику значительно больше.
Незадолго до своего отъезда из Москвы я встретилась с послом Кипра в России, господином Леонидасом Пантелидисом. Я спросила, что, на его взгляд, может быть интересно российскому читателю узнать о Кипре? Он охотно начал рассказывать о разных сторонах жизни острова – о его культуре, истории, нравах. Потом подошел к современной политической ситуации. Но тут я его перебила:
– Знаете, господин посол, это ведь будет книга о жизни обыкновенных киприотов. Политики я касаться не стану.
Господин Пантелидис сделал длинную паузу. Потом сказал:
– А вот это у вас не получится. Политики вам все равно не избежать. Разделение острова – слишком свежая рана.
Я убедилась в этом с первых же своих встреч на Кипре. О чем бы ни заходил разговор, он обязательно так или иначе касался трагедии, которая произошла в 1974 году…
В течение 82 лет, с 1878 года, Кипр находился под владычеством Англии. Свободолюбивых киприотов, однако, такое положение дел не устраивало: они стремились к независимости. Книга «Горькие лимоны» Лоуренса Даррелла, собственно, и посвящена этой теме. Писатель приехал на Кипр в конце пятидесятых, когда борьба за свободу достигла наивысшего накала.
«Мы поехали по дороге, которая, петляя между виноградниками, круто шла вверх, то и дело минуя крохотные белые деревушки, украшенные одним и тем же лозунгом: «Эносис!» Это был лозунг Народной организации борцов за свободу Кипра, которая возглавила движение независимости».
Писателя уже тогда поразила эта всеобщая политизированность. Знакомый полицейский показал ему документ под названием «Клятва». Первые слова клятвы были: «Именем Святой Троицы я клянусь, что отдам все силы, а если потребуется, то и саму жизнь за дело освобождения Кипра от английского ига». Полицейский сказал, что под этим документом поставили свои подписи чуть ли не все школьники старших классов.
Революционная борьба закончилась победой: Кипр был провозглашен независимой республикой и членом ООН в 1960 году.
Благополучие продлилось четырнадцать лет, а на пятнадцатый военная хунта Греции («черные полковники») организовала переворот, намереваясь свергнуть демократически избранное правительство Кипра. Тогда Турция, северный сосед, вызвалась помочь восстановлению конституционного порядка: ввела на остров свои войска. «Черные полковники» были разгромлены. Ожидалось, что дружественные турки выведут свои войска. Но не тут-то было. Турция не только оставила войска, но и оккупировала треть территории Кипра. Греки, составлявшие большинство населения северной части острова, были изгнаны с занятых турками земель. Больше ста пятидесяти тысяч человек, вынужденные бежать, двинулись на юг, оставив дома, землю, фермы, бизнес. Еще около полутора тысяч пропали без вести. Так эта история выглядит с точки зрения греков-киприотов. С турками мне разговаривать не приходилось.
Как бы там ни было, но факт остается фактом: Кипр был разделен на Северную, турецкую, и Южную, греческую, территории. Вот об этой трагедии разделения я и слышала почти в каждом доме.
Маро Папагеоргиу с ужасом вспоминает, как отец спешно запихивал всех девятерых детей в автобус – единственное, что у них осталось. Чтобы взять хоть какую-то вещь, времени не было, да если бы и было, места в автобусе не нашлось – людям бы поместиться.
– Сначала мы жили в том автобусе. Потом раздобыли палатки и разбили их в лесу. Позже дядя, брат отца, разрешил нам поселиться в его домике в Ларнаке. Нищета была такая, что иногда на обед мы получали только кусок хлеба и апельсин. (Последнее может показаться странным, если не знать, что фруктовые деревья, а особенно апельсины, растут тут повсюду).
Вот почему так грустно сложилась судьба Маро с ранним браком и нелюбимым мужем: нищета была уже невмоготу.
У бизнесмена Костаса Захариу жизнь пошла немного по-другому. Он тоже потерял все свое имущество, но сохранил бизнес. Правительство дало ему небольшой домик в деревне. Он сумел его надстроить – теперь это большой, просторный дом. Он обставил его современной мебелью, купил дорогие картины.
– Прошлого богатства, конечно, уже не вернешь. Но мы обжились, обзавелись друзьями. Неужели опять придется все оставлять? – говорит он.
Откуда такая тревога? На этот вопрос я отвечу чуть позже.
Доволен своим новым положением и фермер Адамос Адаму. Он с тремя взрослыми сыновьями выстроил дом. Правда, на обстановку денег не хватило: столы, стулья, диваны – все здесь просто и по минимуму. Но зато у него есть большое стадо: четыреста пятьдесят овец.
