Рано я обрадовался такому ответственному и важному поручению начальства, да еще и в высшей степени секретному. Я был уверен, что моего университетского, да еще и юридического, образования будет достаточно для идеологического воздействия на Кука.
После первых же встреч с Куком и горячих споров я пришел к выводу, что мне следует еще раз обратиться к первоисточникам. И буквально погрузился в работы украинского историка Грушевского, теоретиков и идеологов украинского национализма Донцова, Винниченко, современных толкователей ОУН — Бандеры, Ребета, Мельника, Полтавы и других. Слава богу, архивных материалов и разных оуновских документов, изъятых у подполья, было предостаточно. За время работы с Куком я перечитал десятки нужных и ненужных объемных книг и брошюр, сотни документов. Я читал и перечитывал Ивана Франко, Лесю Украинку, современных и репрессированных советской властью Леся Курбаса[197], других украинских драматургов и писателей, навсегда исчезнувших в лагерях. Тогда же я познакомился с некоторыми материалами «врагов народа» Н. Скрыпника[198] и П. Любченко[199], проводивших политику украинизации. Именно в период нахождения этих людей у власти была ликвидирована безграмотность сельского населения, стремительно увеличивалось число украинских начальных и средних школ, в несколько раз возросло число украинцев в правительственных учреждениях Украины. Именно Скрыпник предложил реорганизовать Красную Армию на Украине по территориальному принципу, считая, что Красная Армия, сформированная по союзному принципу, несет в себе угрозу русификации. Примечательно, что эту идею Скрыпника поддерживали такие советские военачальники, как Фрунзеи Якир. Первый погиб под ножом хирурга во время операции, второго сожрал молох репрессий. С позиций того времени и Любченко, и Скрыпник, и другие руководители украинского ЦК и правительства и репрессированной советской властью творческой интеллигенции были для меня врагами советского строя. Только спустя десятилетия можно с уверенностью сказать, что мы имели дело с истинными патриотами Советской Украины, настоящими коммунистами-интернационалистами, которых не пощадило сложное, трудное, еще и сегодня до конца непознанное время беспощадной классовой борьбы за счастье простого трудового народа, сбросившего с себя тяжелое и всем опостылевшее ярмо капитала. Вот как характеризует этот период известный украинский историк: «…несмотря на обещание уважать принцип самоопределения нации, которое большевики давали во время гражданской войны, несмотря на создание национальных советских республик… коммунистической партии в первые годы ее правления все еще значительно не хватало поддержки нерусских народов… Поэтому, когда нэп успокоил крестьянство, партия начала кампанию, направленную на расширение поддержки со стороны нерусских народов, на завоевание их симпатий. В 1923 году на XII съезде партии ее руководство провозгласило начало политики широкого привлечения к власти коренного населения. Оно призывало общими усилиями добиться того, чтобы в партию и государственный аппарат шли нерусские, чтобы государство поддерживало культурное и социальное развитие других народов. Украинская разновидность этой политики называлась украинизацией… Первые шаги украинизации имели целью расширить применение украинского языка… Решающей силой украинизации системы просвещения был Н. Скрыпник — народный комиссар просвещения с 1927 по 1933 год… В 1922 году из всех публиковавшихся на Украине книг только 27 % выходили на украинском языке. На этом же языке выходило около 10 газет и журналов. К 1927 году на украинском языке печаталось больше половины книг, а в 1933 году из 426 газет республики 373 выходило на родном языке…»[200]
И конечно же, я снова и снова перечитывал великого Кобзаря, писавшего, кстати, многие вещи на русском языке, — то ли дань своим русским друзьям-демократам, освободившим его от солдатчины, то ли уважение к братскому русскому языку. Кроме любви к своей Украине, ее народу, ее истории, — ничего того, чтобы говорило о ненависти к простому русскому народу. О царских сатрапах — да, о самодержавии — пожалуйста. Но как воспевалась свобода! Даже не свобода — воля народа, терзаемого столетиями со всех сторон и, несмотря ни на что, сохранившего свой язык, свою культуру, литературу и свою историю.
Я обратился даже к работам известного в прошлом видного украинского философа Сковороды, правда, плохо понимая его.
Некоторые вещи произвели на меня большое впечатление, например, «Черная Рада» Кулиша. Сильная вещь, она, как ничто другое, раскрыла мне душу Украины. Эту книгу практически не издавали. Время было сложное, не все знали и понимали чекисты. Спустя много лет, обращаясь в мыслях к делам и событиям того времени, я вспоминал, как один из моих друзей с лейтенантских времен, став к 1960 году начальником отдела, занимавшегося изучением негативных процессов среди украинской интеллигенции, арестовал группу троцкистов, возглавлявшуюся заместиелем заведующего кафедрой философии Киевского университета, кандидатом наук, членом КПСС.
Троцкистская группа успела выпустить и распространить антисоветские листовки и брошюру, содержавшие призывы к свержению советской власти. В их распоряжении была своя множительная техника… Они искали, и не безуспешно, выходы на зарубежные троцкистские центры и НТС. Установили связи с их единомышленниками в Москве, Ленинграде, Харькове и Одессе. Они вовлекали новых членов в свою организацию. Руководством КГБ было принято решение арестовать пятерых самых активных членов группы, а остальных профилактировать, не сообщая общественности о проведенных арестах и профилактических беседах с рядовыми членами разоблаченного «тайного общества». Суд должен был быть закрытым. Никакой информации населению. Исходили из того, что в наше-то время, когда о троцкистах вообще забыли, а тут в Киеве вдруг объявляются троцкисты. Мой друг часто вспоминает этот случай в своей чекистской биографии, как особенный, необычный для офицера политического сыска.
Первые контакты с арестованным руководителем выявили полную несостоятельность оперативников и следователей вести беседы на равных. Кроме работы Троцкого «Уроки Октября» нам в то время ничего другого известно не было. Ограничивались сталинскими работами «Вопросы ленинизма» и «Кратким курсом истории ВКБ(б)». Мы знали одно — партия разгромила троцкизм как идейно-политическое мелкобуржуазное течение в рабочем движении, прикрывающее свою враждебную коммунизму сущность леворадикальными фразами. Мы знали, что Троцкий отрицал победу социализма в Советском Союзе без «перманентной» революции в мировом масштабе, прежде всего в Западной Европе и Северной Америке. В общем, как мы сделали для себя вывод, это были политические авантюристы левого ультрарадикального толка.
Далее вести допросы арестованного троцкиста-руководителя не имело смысла. Был написан рапорт на имя председателя с обоснованием просьбы и получено разрешение на ознакомление со всем имеющимся в наличии в библиотеках литературным наследием Льва Давидовича Бронштейна. Две недели упорного труда с утра до глубокого вечера в публичной библиотеке Академии наук Украины, и мой друг радостный и удовлетворенный поверг в нескрываемое изумление арестованных троцкистов — теперь он разговаривал с ними на равных.
То, что арестованная пятерка ненавидела большевиков-ленинцев и вообще всю партийную элиту КПСС, не скрывая, было ясно. Они симпатизировали, и то в определенной степени, китайским, частично кубинским коммунистам, национально-освободительному движению в бурлящем политическом водовороте Южной Америки, где в ряде стран возникали революционные ситуации и где лидировали троцкисты.
Особые симпатии вызывали у них только возникшие на европейском континенте так называемые «Красные бригады», уже прославившиеся террористическими акциями.
В те годы ни мой товарищ, ни я, ни другие наши чекисты понятия не имели о движущих силах кубинской революции, о пылающих революционным пожаром Эквадоре, Чили, Перу. Особенно Боливии, где позже погиб ставший кумиром молодежи планеты легендарный Че Гевара. Никто из нас тогда не знал, что коммунист Эрнесто Гевара руководствовался в своих действиях, организовывая партизанское движение в странах Южной Америки, именно учением Льва Троцкого.
Сложное было время. Мы верили партии, защищали ее интересы и были готовы умереть за ее идеалы. Это сейчас, по прошествии многих лет мы стали умнее и образованнее. Наверное, правы те, кто утверждает, что человек в своей жизни дважды постигает истины. Первый раз, когда он молод, а второй — когда накопил мудрость, знания и опыт.
«Все течет, все меняется», — это философское определение как никогда понятно стало именно сегодня. Люди — участники протекающих на Земле экономических, политических, социальных процессов могут только ускорять или замедлять их, но не с состоянии остановить беспрерывное движение всех этих процессов, основывающихся на объективно действующих общих для всех законах…
