Поутру пошелъ я по городу; сперва къ собору, отстоявшему отъ моей квартиры въ нѣсколькихъ саженяхъ; за соборомъ городъ окончился. Меня поразило то обстоятельство, что я не встрѣтилъ на улицахъ ни одной живой души, да и дома казались необитаемыми: окна всѣ закрыты ставнями, ворота заперты; ни на улицахъ, ни въ домахъ не слышно голоса человѣческаго. Однѣ вороны или какъ ихъ здѣсь называютъ — корги каркаютъ и хоть отчасти оживляютъ мертвый Красный Яръ. Тоска взяла меня страшная, я вернулся на квартиру; черезъ нѣсколько минутъ пошелъ опять по городу въ противоположную отъ собора сторону; прошелъ два дома — присутственные мѣста, училище, больница, и я опять за городомъ! Пораженъ еще болѣе: какъ, въ уѣздномъ городѣ нѣтъ острога?! Я вамъ сейчасъ опредѣлю: деревня или городъ и уѣздный ли, губернскій или столичный тотъ городъ, который вы мнѣ назовете, когда вы мнѣ отвѣтите на мои немудрые вопросы. Положимъ, вы въѣзжаете въ богатое село, въ которомъ нѣсколько церквей, нѣсколько фабрикъ, лавокъ съ разными товарами, и думаете, что это городъ.
— Есть здѣсь острогъ? спросите вы перваго попавшагося вамъ на встрѣчу.
— Нѣтъ, родимый! какой намъ острогъ? Мы и безъ острога проживемъ.
Вы ошиблись: принимая село за городъ.
Пріѣзжаете въ плохенькую деревеньку; домишки всѣ похожи на избушку Бабы-Яги, которая, то-есть избушка, стоитъ, какъ всѣмъ извѣстно, на курьихъ лапкахъ.
— Есть острогъ? спрашиваете вы.
— А какъ же! Вонъ такъ на самой площади стоитъ. Вы въ уѣздномъ городѣ.
— Есть острогъ? спрашиваете вы въ другомъ городѣ.
— Еще бы не было у насъ острога! У насъ и острогъ и арестантскія роты!.. У насъ все есть!..
Вы въ губернскомъ городѣ.
Въ столичныхъ городахъ изобиліе остроговъ разныхъ наименованій доходитъ до роскоши. Рѣдкое село пользуется счастьемъ имѣть тигулевку, кутузку, холодную, закланъ (разныя названія одного и того же), да и то только такое село, въ которомъ находится квартира становаго.
По острогамъ вы даже можете опредѣлить: старый ли городъ или вновь произведенный изъ деревень въ чинъ города: въ старомъ городѣ есть острогъ, есть и монастырь; въ новомъ — только одинъ острогъ. Мало этого, вы можете опредѣлить, какая часть города новая и какая старая: въ первой находится острогъ, въ старой — монастырь.
Вы даже можете не спрашивать, въѣхавши въ городъ, объ острогахъ: они, вѣроятно, въ назиданіе пріѣзжающимъ и проѣзжающимъ, строятся на видныхъ мѣстахъ. Какъ же мнѣ было не удивиться, обойти весь городъ и не увидать острога! Да въ городѣ ли я? Подхожу я къ присутственнымъ мѣстамъ, къ небольшому двухэтажному дому; онъ стоитъ между двухъ воротъ; у однѣхъ стоитъ часовой съ ружьемъ, у другихъ сидитъ солдатъ съ тесакомъ.
— Здѣсь присутственныя мѣста? спросилъ я сидѣвшаго у воротъ съ тесакомъ солдата.
— Здѣсь.
— А острогъ гдѣ?
— Да кого тебѣ тамъ надо? отвѣтилъ онъ мнѣ вопросомъ:- скажи, кого тебѣ мало, я всѣхъ такъ знаю.
— Мнѣ никого не надо въ острогѣ; только мнѣ страшно показалось, но въ вашемъ городѣ острога нѣтъ.
— Какъ городу стоять безъ острога?.. Безъ острога какъ можно!.. Нельзя.
— Гдѣ же острогъ?
— А вотъ гдѣ! отвѣчалъ онъ, указывая на одно отдѣленіе дома:- вонъ видишь, гдѣ окна съ рѣшотками.
Гляжу: точно окна съ рѣшотками; прохожу мимо — арестанты выглядываютъ… Точно я въ городѣ!.. Одно еще меня смущаю: какъ острогъ можетъ помѣщаться въ домѣ, а не въ замкѣ извѣстной архитектуры?
Иду еще улицею — вижу, и направо кабакъ и налѣво кабакъ; дальше, налѣво кабакъ, направо два кабака; глянешь въ переулокъ — и такъ кабаки… вездѣ кабаки!.. Въ Красномъ Яру человѣку, захотѣвшему выпить, стоитъ пройдти шаговъ двадцать (дальнее разстояніе) и онъ можетъ найдти вывѣску Продажа питей.
Для кого же эти кабаки? Вѣроятно, есть же въ городѣ люди и много людей, и людей пьющихъ, когда столько столь выразительныхъ вывѣсокъ. Зашелъ въ одинъ кабакъ, — торгуютъ жилъ съ жидовкой; захожу въ другой — жидовка съ жидомъ; въ третій — жидъ съ любовницей… Увы!.. любовница оказались русской-православной, за что, однакожъ, порицается русскими православными не русская любовница, а любовникъ жидъ.
— Для чего у васъ столько кабаковъ? спрашиваю я молодую шинкарку жидовку.
— Народъ пьетъ.
— Какой народъ? Да народу я не видалъ.
— Какъ не видалъ?
— Гдѣ же народъ?
— Ступайте на базаръ — такъ и народъ увидите… Какъ народу въ городѣ не видать!..
— Гдѣ у васъ базаръ?
— Ступайте вотъ въ эту улицу налѣво, такъ и дойдете до нашего базара.
Пошелъ въ показанную улицу — никакого базара и признаковъ не замѣтилъ!..
— Позвольте васъ спросить: гдѣ базаръ? спросилъ я виновника, возвращавшагося со службы.
— Да вотъ, отвѣчалъ онъ, указывая на заборъ.
— Гдѣ?
— Вотъ… Вотъ…
Тогда я замѣтилъ, что у забора стоятъ какія-то подмостки, кто-то въ родѣ очень грубо-сдѣланнаго высокаго стула безъ крыши.
— Это базаръ? спросилъ я.
— Да-съ.
Я не зналъ, что и подумать.
— Какъ базаръ?
— Рано утромъ или вечеромъ на эти подмостки кладутъ доски, на доски кладутъ говядину, рыбу, баранину и торгуютъ.
— Всякій день это бываетъ?
— Нѣтъ!.. Какъ можно!..
— По какимъ же днямъ бываетъ базаръ?
— Дней не положено, а какъ случится.
— Какъ же я узнаю?..
— Помилуйте! какъ не знать? Вотъ и теперь всѣ знаютъ, кто Ахметка завтра бьеть бычка. Всѣ уже и спѣшатъ купить; не успѣли — всю говядину расхватаютъ… Пойдешь и вернешься ни съ чѣмъ, — базаръ кончился.
— Рыбу, баранину продаютъ ли?
— Какъ случится: когда продаютъ, а когда и нѣтъ.
— Тогда какъ же?
— А тогда ужь какъ знаете… Да что говорить, прибавилъ онъ:- у насъ часто и хлѣба купить нельзя; ни за какія деньги не купишь.
— Это отчего?
— Хлѣбникъ одинъ; запьетъ, — ну, недѣлю, двѣ и пей чай безъ хлѣба!.. Пошлешь за хлѣбомъ, а вамъ вмѣсто хлѣба — „хлѣбникъ запилъ!“ [3].
— Чай-то можно и безъ хлѣба пить, а какъ же обѣдать безъ хлѣба?
— Къ обѣду хлѣбникъ не печетъ такого хлѣба… Чернаго, калача не печетъ.
— Гдѣ же покупаютъ?
— Всякъ себѣ дома печетъ.
— Ну, а кожу понадобится?
— У шабровъ [4] займетъ.
— А пріѣзжій?
— Вамъ надо?.. Походите по дворамъ; можетъ кто и продастъ вамъ.
Я недовѣрчиво посмотрѣлъ на него. Мы раскланялись съ нимъ и разстались.
Осмотрѣлся кругомъ; вижу, четыре-пять лавокъ съ разнымъ товаромъ, въ каждой лавкѣ: и съ чаемъ, и съ садомъ, и съ краснымъ товаромъ, кожами, кофе, мыломъ, желѣзными, деревянными лопатами, чайниками, чашками… Заглянулъ въ лавки; въ однѣхъ купцы, большею частію армяне, за прилавкомъ дремлютъ, въ другихъ на прилавкахъ спятъ.
Тутъ, же около и между лавокъ близь десятка кабаковъ, въ одномъ домѣ даже два кабака…
Дождался вечера, собственно говоря не вечера, а часовъ четырехъ пополудни, и опять пошелъ на базаръ. Базаръ нѣсколько измѣнился: на двухъ подмосткахъ были наложены доски, на доскахъ лежалъ десятокъ-другой стерлядей, сазановъ; тутъ же свою заборовъ помѣщалось нѣсколько торговокъ съ тѣмъ же товаромъ.
— Что стоитъ стерлядь? спросилъ подошедшій къ торговкѣ чиновникъ указывая на аршинную стерлядь.
— Просить лишняго не для чего, затараторила торговка:- мы безъ запроса!.. Тридцать копѣекъ дайте… сами видите, какая стерлядь…
— Ты бы монета [5] просила! иронически проговорилъ чиновникъ.
— Зачѣмъ монетъ!.. Мы просимъ, что слѣдуетъ… Сами видите!..
— Вижу, вижу!.. Да ты говори толкомъ.
— Сами видите: стерлядь икряная!..
— Что жь, что икряная!..
— Одной икры больше фунта будетъ!.. Какъ можно тридцати копѣекъ не дать?
— Пятнадцать хочешь?
— Двадцать-пять, меньше нельзя! рѣшительно отвѣтила торговка.
— Пятнадцать!..
Торгъ состоялся на двадцати копѣйкахъ.
Чиновникъ заплатилъ деньги, взялъ стерлядь подъ жабры и отправился. Торговка осталась одна, покупателей не было; еще базаръ не разъигрался, и я заговорилъ съ торговкой:
— Скажите пожалуйста, спросилъ я:- отчего покупателей нѣтъ?
— Рано еще, отвѣчала та:- вотъ погодите, станетъ и народъ прибывать, а теперь какому народу быть!.. Еще я въ вечернямъ не звонили; зазвонятъ къ вечернямъ, и народъ повалитъ: всякъ будетъ знать, что базаръ начался.
— Что же покупать будутъ?
— Какъ что?
— Да гдѣ же товаръ!
— Рыбу покупать будутъ.
— Да и рыбы тоже, мнѣ кажется, на вашемъ базарѣ мало.
— Какъ мало… взгляни ко-съ! отвѣчала она, указывая рукой на лежащихъ и на землѣ, и на двухъ подмосткахъ лещей, стерлядей, сазановъ, берщей.
— Тутъ всѣхъ рыбъ-то десятка четыре, а пяти пожалуй и не наберешь, сказалъ я, посматривая на указанную рыбу.
— Какъ не быть пяти десяткамъ?.. Пять десятковъ будетъ!
— Неужто пятью десятками можно накормить весь народъ?
