«Далласцы очень-очень гордятся Далласом. У отдельных граждан города это чувство перерастает в какую-то манию самолюбования. Вместо заботы о горе других их обуревает тревога за репутацию города».
В глазах этих граждан Даллас в значительной мере себя реабилитировал уже в первый месяц деятельности нового правительства. Речь идет о том, что в 1963 году в конце спортивного сезона студенческих команд спортивные комментаторы страны остановили свой выбор на команде регбистов техасского университета и высшего военно-морского училища США, назвав их соответственно командами № 1 и № 2.
Они встретились в Техасе на большой спортивной арене Коттон-Боул. Кадеты получили хорошую трепку. Весь Даллас ликовал.
Дух публичного раскаяния улетучился довольно быстро. Полицейские Джесса Карри были возмущены не действиями своего местного начальства, а решениями Верховного суда США об охране прав подсудимых, которые, по мнению полиции Далласа, помешали им допросить должным образом Освальда в день убийства Кеннеди. Находясь под первым впечатлением катастрофы, происшедшей 22 ноября, инспектор школьного образования Далласа Уайт поклялся, что уволит преподавательницу, сказавшую своим ученикам, что ей хочется плюнуть в лицо президенту Кеннеди. Прошло несколько дней, и он изменил свое мнение. Это, однако, не помешало ему спустя две недели отстранить от обязанностей другую учительницу, написавшую письмо в редакцию журнала «Тайм» о том, что она была свидетельницей, как «наши газеты и многие руководители Далласа сеяли семена ненависти». Она была убеждена, что эти действия толкнули убийцу на преступный акт.
Вице-президент одной из нефтяных компаний Далласа и член дирекции крупного универмага выступили на страницах печати с резкой критикой ультраправых организаций города — оба были вынуждены подать в отставку. Конечно, большинство жителей Далласа глубоко сожалело о случившемся, и, в то время как местные власти отказались финансировать сооружение какого-либо памятника Кеннеди или мемориальной доски в его память (они объясняли, что расходование общественных средств на указанные цели было бы с их стороны нарушением законов), комитет, созданный самими гражданами, решил превратить один из запущенных кварталов близ здания суда в площадь памяти Кеннеди. Однако эти планы где-то застряли. В конце концов был открыт памятник в Торговом центре, где 22 ноября должен был выступить Кеннеди. Однако на том месте, где было совершено преступление, не было ничего, что говорило бы о том, что именно здесь пролилась кровь президента. Это отсутствие каких-либо знаков памяти о случившемся особенно разительно бросалось в глаза за неделю до опубликования доклада комиссии Уоррена, когда Американский легион проводил в Далласе свою ежегодную конференцию. Шесть часов подряд девицы с булавами в ярких одеждах тамбурмажоров вышагивали впереди одетых в разноцветные мундиры колонн мимо Техасского склада школьных учебников. Никто не остановился около здания. Ничто даже не напоминало о событии, которое недавно здесь произошло.
Весной 1966 года, то есть через год после того, как в Раннимиде был открыт музей Кеннеди, отцы Далласа соблаговолили пересмотреть свою позицию и совершили поворот на 180 градусов, выделив из ассигнований, предназначенных для озеленения города, сумму в размере 20 тысяч долларов на сооружение мемориальной доски в честь Кеннеди. Первоначальный вариант текста доски состоял из десяти абзацев. Его авторы сообщали о том, что площадь названа в честь Дж. Г. Б. Дили (о телевизионной компании УПА, владельцем которой он был, они не упоминали), далее описывали первую хижину, сооруженную на месте нынешнего города примерно в 1841 году, напоминали о декрете Техасского законодательного собрания, создавшем в 1846 году округ Даллас рассказывали о строительстве платного моста через реку Тринити в 1855 году, включении Далласа в состав штата в 1856 году, об открытии регулярного судоходства по Тринити в 1868 году, завершении строительства железнодорожной ветки от Далласа до залива в 1872 году и затем торжественно сообщали о сооружении здания железнодорожного вокзала в 1873 году. «На этом фоне созидательной деятельности, — говорилось далее в проекте надписи, — это место, к несчастью, стало сценой трагедии, потрясшей весь мир».
Журналисты «Таймс геральд» были потрясены, прочитав этот текст. Они язвительно указали, что такая попытка навести глянец на страшную правду об убийстве только укрепит и без того широко распространенное мнение о Далласе как о городе, рьяно оберегающем свой престиж и не способном видеть дальше своего носа, Тогда местные власти остановились на более кратком и простом тексте без упоминания о, «созидательной деятельности». В то же время отцы города без особого шума стали подумывать над тем, чтобы вообще снести здание книжного склада под тем предлогом, что оно-де мешает уличному движению. Здание склада служило мрачным напоминанием о прошлом. Обитатели Далласа старались как можно реже смотреть на него.
Джек Руби был бельмом на глазу. Его судебный процесс вызывал беспокойство у всех, за исключением самого подсудимого, не выходившего из состояния какого-то забытья, и его довольно шумного адвоката, одержимого неутомимой жаждой славы. Временами процедура суда напоминала цирковое представление. К великому замешательству судьи Джо Б. Брауна, обнаружилось, что он сам в 1959 году рекомендовал Джека Руби в члены Торговой палаты Далласа. Браун тем не менее не пожелал отказаться от судейства, заявив, что хотя он и дал рекомендацию, но якобы не был по-настоящему знаком с преступником. Он далее установил, что лица, видевшие по телевидению момент убийства Освальда, не могут давать показания в качестве свидетелей. Верховный суд Техаса поддержал это решение, и в результате был созван суд присяжных — весь как на подбор из граждан белой расы и протестантов по религиозным убеждениям. Один раз заседание суда пришлось прервать из-за побега группы заключенных из местной тюрьмы. Дважды охрана обезоруживала зрителей в самом зале суда (среди тех, у кого были отобраны пистолеты, была красотка из ночного заведения Руби). Судья разрешил установить телевизионные камеры в зале суда в момент оглашения приговора, и 14 марта 1964 года Руби был признан виновным в совершении преднамеренного убийства. Поскольку присяжные заседатели не вынесли рекомендации о помиловании, он был приговорен к смертной казни Руби трижды пытался покончить с собой Затем он томился в камере местной тюрьмы до октября 1966 года, когда апелляционная коллегия техасского суда отменила приговор ввиду ряда процессуальных нарушений и назначила новое слушание дела. Но победа Руби оказалась пирровой. В самом начале 1967 года Руби умер от неизлечимого ракового заболевания в Парклендском госпитале.
К великому отчаянию городских властей, мечтавших о том, чтобы внешний мир наконец переключил свое внимание на привлекательные черты «Большого Д.», то и дело на поверхность всплывали все новые гротескные происшествия. Магазин спортивного инвентаря фирмы «Клейн» разгласил данные о том, что обожающие сувениры далласцы заказали 150 винтовок марки «Манлихер-Каркано». Ловкий делец создал фирму «Исторические сувениры» и выпустил в продажу оригинальный письменный прибор стоимостью в три доллара семьдесят пять центов. Прибор состоял из покрашенной бронзовой краской миниатюрной модели площади, где было совершено убийство, и подставки для шариковой ручки. Не страдавшие чрезмерной чувствительностью даласские служащие раскупали эти письменные приборы.
Марина Освальд жила бурной жизнью. Она получила в общей сложности 70 тысяч долларов в качестве добровольных пожертвований и энергично занялась бизнесом. Дневник ее мужа принес ей 20 тысяч долларов, а снимок, запечатлевший его с винтовкой «Манлихер — Каркано» в руках, — пять тысяч. Затем она попыталась заполучить саму винтовку, выдвинув в качестве основания для своего требования тот факт, что, поскольку Освальда больше нет в живых, винтовка более не может являться вещественным доказательством. Нефтепромышленник из Денвера, пожелавший приобрести это ружье в качестве сувенира, перевел на ее имя задаток в размере 10 тысяч долларов — прибыль, в 499 раз превышающая первоначальные затраты Ли на приобретение винтовки, а затем предъявил судебный иск Катценбаху, требуя передачи ему оружия, поразившего президента. В начале 1966 года федеральный суд без лишних слов отклонил этот иск, и осенью того же года министерство юстиции получило в вечное владение винтовку № С 2766.
Ни Рут Пейн, ни Маргарита Освальд не видели Марину после ноября 1963 года. Маргарита все больше осуждала бывшую невестку. Она узнала из газет, что молодая вдова начала красить волосы, злоупотребляет губной помадой и даже курит. В глазах матери Освальда все это могло оказать дурное влияние на детей ее покойного сына. Однако у Маргариты были и другие, более веские основания для недовольства. Она была возмущена тем, что говорилось об Освальде в докладе комиссии Уоррена.
