Впереди был большой пятиэтажный дом — № 7. В нижнем его этаже каждый день до одиннадцати вечера бойко торгует «Гастроном», Но в этот час кругом на дверях висели внушительные замки. Около центрального входа сидела, уткнувшись в колени, престарелая сторожиха. Она дремала.
Подойдя к магазину, молодой человек почти перед самым носом сторожихи стремительно свернул налево, под высокие своды ворот. Остановился, осмотрелся и прошел во двор. Двор «Гастронома» был большим, просторным, но напоминал собой беспорядочный склад, заваленный всевозможными ящиками, бочонками, коробками и корзинами. Ноге ступить было некуда. Справа у самых окон цокольного этажа, в котором находились подсобные помещения магазина, темнел накопившийся за зиму шлак. Неизвестный обошел его и, приблизившись к крайнему справа окну, присел.
— Ну, что же, обстановка здесь вполне подходящая, — ухмыльнулся он и вынул из кармана маленькую отвертку. Замазка была старой, потрескавшейся, местами она выпала. Потребовалось немного времени, чтобы сковырнуть и остальную. Теперь можно было вынуть и стекло. Но слева вдруг мелькнула чья-то тень. Молодой человек припал к шлаку. Тень остановилась. Это была проснувшаяся сторожиха. К ней кто-то подошел. Начался негромкий разговор. Он продолжался долго. Молодому человеку надоело лежать на шлаке. Он приподнялся, выбрал поудобнее местечко и сел. В кармане спецовки оказался журнал «Огонек» с продолжением рассказа «По следу». Речь шла о поисках работниками милиции преступников, угонявших чужие автомашины. Рассказ был написан увлекательно, и молодой человек с интересом перелистывал страницы, забыв даже на какое-то время, где он находится.
Наконец, голоса стихли. Тени разошлись в разные стороны и исчезли. Теперь можно было продолжать. На тонких гибких руках хищника появились темные резиновые перчатки. Стекло, поддетое отверткой, было взято аккуратно за края и поставлено к стене. Теперь работа предстояла сложнее. Между рамами находилась прочная металлическая решетка из круглого прута. Но способ устранения такой преграды давно известен. Преступник вынул из внутреннего кармана свернутое колечком упругое стальное полотно ножовки, распрямил его, вставил в боковые отверстия по гвоздю и принялся за работу. Через час решетка была перепилена, высоко загнута вверх. Шпингалеты внутреннего окна оказались открытыми. Теперь временно надо скрыть следы. Оказавшись в полуподвале, молодой человек сперва взял осторожно за края наружное стекло и вставил его в пазы рамы. Чтобы стекло не выпало, он набросил на его верхний край тонкую суровую нитку, а концы нитки привязал к распрямленной решетке.
Снова рядом с кучей шлака мелькнула тень беспокойной сторожихи. Старушка даже заглянула в простенок, но, не увидев ничего подозрительного, пошла дальше в обход.
У преступника в кармане маленький фонарик, но он не нужен: в помещении светло, электрические лампочки не были погашены при закрытии магазина. В подвале холодно — на леднике стоят ящики со сливочным маслом, с консервами и мороженой рыбой, тяжелые бочонки сельдей, подвешены туши мяса. Но всё это уже осталось за спиной хищника. Вот справа дверь наверх. Она открыта. Преступник легко взбегает по ступенькам и оказывается в кабинете директора.
В торговый зал дверь из кабинета была закрыта на французский замок. Он попробовал было нажать плечом, но вдруг отпрянул в угол, присел. Перед окном кабинета появилась всё та же старуха, а рядом с ней дежурный сержант. Сторожиха о чем-то долго рассказывала сержанту, тот покручивал пышные усы, кивком головы выражал свое согласие. Но вот красноречие старухи, по-видимому, иссякло. Сержант шутливо козырнул ей и, заложив руки за спину, ушел вправо, сторожиха — влево.
В руках преступника появилась всё та же маленькая отвертка, и замок подался, дверь открылась. Быстрым взглядом он окинул просторное помещение и направился прямо к кассе. На дверях остекленной будочки было что-то вроде игрушечного замка. Мелькнула отвертка, и замочек слетел. Чтобы выдвинуть ящичек кассы, не потребовалось особого труда. Слева, в бумажном пояске оказалась пачка пятидесятирублевок, еще глубже — купюры по сто рублей, справа в раздутом конверте лежали рублевки. На каждом пояске была аккуратно выведена сумма. Крупные купюры составили 7850 рублей. Они были разложены по карманам. Двести пятьдесят рублевок не тронул — слишком толстая пачка. Затем пошел шарить по прилавкам. Обнаружил еще две тысячи. Когда поиски были закончены, открыл четыре бутылки вина разных марок, разыскал два стакана. Много не пил — по глотку-два из каждой бутылки. Наливал в разные стаканы, оставаясь в перчатках. Потом вылил остатки вина под прилавок, закурил. Сперва выкурил папиросу «Казбек», потом две сигареты. Слева на прилавке увидел в стареньком переплете книгу Л. Толстого «Воскресение». Вынул красный карандаш и ухмыльнувшись размашисто написал на суперобложке:
«Рекомендуем прочесть, книга очень приятная и полезная».
Уже приближался рассвет, когда молодой человек снова спустился в подвал и, отогнув решетку, стал выбираться наружу. Оставалось только выпрямиться и идти к шикарной Клавде, но вдруг почувствовал на своих плечах с обеих сторон чьи-то руки. Они сжимали, как тиски…
Когда Клокотов впервые увидел в отделении милиции фотоснимок на пропуске Семена Грабакова, он неожиданно почувствовал, что когда-то и где-то уже встречал этот насмешливый, вызывающий взгляд. Но где и когда? Как ни пытался, а вспомнить не мог. Сейчас же, едва увидел схваченного на месте преступления Грабакова, как мысленно перенесся в то памятное утро на Салтыковскую улицу, 8, к обворованному магазину. Ведь он тогда даже наскочил на Грабакова, извинился, а тот остался стоять на месте и проводил капитана насмешливым вызывающим взглядом до самой двери. Клокотов почувствовал на своей спине его колючий взгляд, оглянулся, но это осталось, конечно, только смутной догадкой.
— Выходит, гражданин Грабаков, что встреча эта у нас с вами уже не первая, — всматриваясь в лицо задержанного, проговорил Клокотов и невольно подумал о том, как бывает трудно найти преступника и как просто его можно упустить из рук.
Но Грабаков молчал. Глаза его потеряли недавний насмешливый и вызывающий блеск, а горели испугом, как у человека, летящего в пропасть.
* * *
Теперь для Клокотова оставалось выяснить только один, интересовавший его, следователя, вопрос: почему на сигаретной коробке оказался записанным адрес того же Пальгунова, с которым минувшей ночью Грабаков подрался. Ответ на этот вопрос, как, впрочем, и на все остальные, без всякого запирательства дал сам задержанный.
— Загулял как-то, — сказал он. — У меня тогда вытащили две тысячи и сняли часы. На следующий день ребята мне сказали, что это дело рук Пальгунова. Его я раньше не знал. Адрес его записал на коробке. Но ночью предстояло дело в магазине — решил разыскать Пальгунова в следующий раз. На рассвете выкурил последнюю сигарету, а коробку сдуру выбросил. С Пальгуновым так и не встретился, а вчера он с компанией пришел ко мне водку пить. Я и решил с ним посчитаться.
— Вы ведь раньше, гражданин Грабаков, работали в городском торговом отделе? — спросил Клокотов.
— Да. Инспектором.
— А почему ушли?
Грабаков молчал, смотрел куда-то на носки своих ботинок.
— Слесарю удобнее было, чем инспектору, решетки пилить, так что ли? — еще раз спросил капитан.
Грабаков продолжал молчать, но Клокотов и не настаивал на ответе…
Он уже мысленно докладывал: «Товарищ полковник! Ваше задание выполнено».
Уже третий день, как Алексей Васильевич Брагин бродил по тесно застроенным улочкам и закоулкам маленького украинского городка. Бродил, казалось, бесцельно, хотя его карие, с веселой искринкой глаза всё время кого-то высматривали. Они то щурились, то широко раскрывались под темными разводами бровей, скользили по встречным лицам, мысленно обгоняли уходивших вперед.
Весна только пришла, но погода стояла сырая, зябкая: то падал мелкий липкий снег, то моросил, словно просачивался сквозь сито, холодный дождь, и ветер сек им напропалую в разные стороны. Он гудел телеграфными проводами, шумел черными ветвями голых деревьев, хлопал ставнями окон, заставлял торопиться редких прохожих. На Брагине было уже изрядно поношенное демисезонное пальто и такого же вида шляпа. Он продрог до костей, но продолжал всё так же медленно бродить, время от времени потирая посиневшие руки.
«Не везет, чертовски не везет, — сделать тысячу километров и возвращаться ни с чем»…
Он остановился возле блестевшей от дождя бронзовой скульптуры маленького человека с выброшенной вперед рукой и лихо задранным хохолком. Можно было подумать, что это гулявший по улицам ветер лишь минуту назад так причудливо закрутил на голове клок волос.
