Целью приглашения огромного количества самых разных новичков в сборную было отыскать тех, «кто готов пробежать лишнюю милю» ради Германии в 2006-м, говорит он. Клинсманн, по сути, намеревался собрать команду из 23 Клинсманнов. «Готовы ли вы страдать, чтобы достичь великой цели? Готовы ли вы бежать вперед и назад еще и еще, даже по истечении 15 минут дополнительного времени? Ассоциируете ли вы себя с задачей полностью, готовы ли пожертвовать собой ради команды? Или отдадите себя только на 90 процентов?» То были вопросы не для профессиональных атлетов, говорит он. «Я всегда восторгался людьми, которые находят удовлетворение в жизни от тотального и всеобъемлющего посвящения себя работе. Они могут быть пекарями, художниками или футболистами. Живописец, который придумывает новый цвет, которым по-настоящему гордится, счастлив не меньше, чем бомбардир, забивающий голы. Может, даже счастливее».
Футбол, считает он, остается игрой, «движут которой игроки». Американцы иногда с трудом понимают это, говорит он, потому что там считается, что большинство видов спорта движимы тренерами. «Часто можно увидеть, как игрок смотрит на тренера в поисках подсказки куда бежать. Но футбол так не работает, он слишком текуч. Нужно, чтобы игроки стояли во главе».
Ясность цели – это одно, способность ее достичь – совсем другое. Новая программа оказалась бы пустым звуком, если бы игроки физически не были в нужных кондициях, необходимых для придания ей реальной формы на поле. Впрочем, никто и не видел в этом большой проблемы, потому что способность воспитывать игроков, которые могли пробегать много километров за матч, осталась одной из последних добродетелей немецкого футбола, которой удалось сохраниться невредимой в условиях общего падения уровня футбола в Германии на рубеже тысячелетий. Клинсманн не соглашался с этим утверждением. Информация из базы данных национальной команды, которые ему предоставил Фогтс, демонстрировали, что относительный уровень показателей игроков команды последовательно падал начиная с середины 90-х. Клинсманн говорит: «Пока все делают более-менее одно и то же, ты в порядке. Но как только соперники начинают тренироваться восемь раз в неделю вместо твоих пяти, когда они лучше восстанавливаются, лучше едят, больше спят, больше занимаются разными вещами за пределами поля и делают это лучше тебя, вскоре начнешь видеть разницу между вами, это вопрос нескольких лет. Немецкий футбол совершил ошибку, начав верить собственной прессе, – добавляет он. – Десятилетиями нам говорили, что мы никогда не сдаемся, что мы супертрудолюбивы, но в реальности достигать максимума нас заставляла конкуренция. Мы не знали успехов в еврокубковых турнирах, скорость игры в Бундеслиге была низкой. И тем не менее всеобщим утверждением было то, что мы очень физически крепки». (На нынешней своей работе он столкнулся с тем же ложным убеждением, говорит он. «Американцы считают, что они физически сильны и готовы априори».)
Перед своим вторым матчем, товарищеской игрой с действующими чемпионами мира из Бразилии в Берлине, Клинсманн пригласил экспертов из США с целью подтянуть своих игроков физически. Марк Верстеген и его команда из Athletes Performance (ныне переименованной в EXOS) оценили текущие уровни физической готовности команды и установили стандарты качества. «Цифры не врут, – говорит Клинсманн. – Было важно понять, где мы находимся в плане выносливости, скоростных ускорений и тому подобном. Лучшему футболисту будет непросто, если он может показывать свой лучший уровень только 70 или 75 минут в матче. Вот почему я постарался подчеркнуть после ничьей [1:1] с Бразилией, что мы можем играть на уровне только 50–55 минут, что нам необходимо дойти до той точки, когда мы сможем хорошо выглядеть все 90 минут матча».
Верстеген привез с собой тонну всяких странных пыточных приспособлений вроде тяжелых саней, которые игроки должны были тащить за собой во время бега. Bild публиковала фотографии из расположения национальной команды, на которых игроки были запечатлены стоящими в ряд на низком старте, их лодыжки обвязаны эластичными резиновыми лентами, ноги расставлены врозь – картина очень напоминала ковбоев, которым длительная езда в седле натерла все что можно. Выглядело смешно, по-детсадовски смешно, словно бы игроки развлекались игрой в «Gummitwist» (в «резиночку»), хихикал таблоид.
Шутка скрывала в себе мрачный, шовинистический подтекст. Учиться у голландских, итальянских, быть может, даже французских экспертов, людей из крупных футбольных стран, что стали делать в Германии, еще как-то можно было принять. Но американцы? Что они знали о футболе? Нанять этих ребят – значило оскорбить немецкую футбольную культуру и ее ноу-хау.
Бирхофф вспоминает о встрече с представителями лиги, мудрыми старцами, которые десятилетиями руководили своими клубами. «Мы сидели там, рассказывали им о своих идеях, а они кричали на нас в ответ: «Вы и ваши бредовые затеи с фитнесом станете концом немецкого футбола». Это был один из тех уроков, которые мне пришлось выучить очень быстро. Можно составить самую лучшую презентацию своих идей, какая только возможна, с абсолютно убедительными аргументами, как в кино, когда все слушают, а потом говорят: «Да, давай, мужик, вперед!» Я делал так в начале и обнаружил, что такой подход не работает. Совсем. Эмоциональный фактор слишком силен, по крайней мере на нашем поприще, настолько, что его нельзя отметать. Нужно перетащить людей на свою сторону за счет эмоций, а не фактов».
Колумнист Bild Пауль Брайтнер писал, что «американцы, быть может, и добились успеха в американском футболе, бейсболе и баскетболе, но у этих американских видов спорта так же много общего с нашим футболом, как у Папы Римского с противозачаточными таблетками». Обратите внимание на собственническое «нашим» перед «футболом».
* * *
Результаты на поле были вдохновляющими. После достойной ничьи с «селесао» (Бразилией) в Берлине Германия обыграла Иран (2:0) в Тегеране и Камерун (3:0) в Лейпциге. В первой игре азиатского турне также была одержана убедительная победа. «Грядет что-то замечательное», – сказал Клинсманн после победы над Японией 3:0 в Йокогаме в декабре. В его шестом матче случилось первое поражение – 1:3 от Южной Кореи, – но год завершился на мажорной ноте, победой 5:1 над сборной Таиланда.
Однако широкой поддержки представленная им повестка дня по-прежнему не получала. Быть может, время было выбрано не самое удачное. Правительство канцлера социал-демократа Герхарда Шрёдера, который пришел к власти в 1998-м после 18 лет консерватизма при Гельмуте Коле, едва держалось на ногах. Шрёдер реформировал систему государственных пособий и положения о занятости, провел либерализацию устаревшего закона о гражданстве, чтобы упростить интеграцию иностранцев в немецкое общество. Шрёдер и Клинсманн вместе путешествовали по миру в поисках голосов в поддержку заявки Германии на проведение ЧМ-2006 на стыке веков, и швабу удалось убедить политика, неравнодушного к футболу, что турнир предоставит стране возможность «иначе представить Германию как бренд» на международном уровне. К лету 2005-го, впрочем, страна устала от модернизации Шрёдера. Ангела Меркель, представлявшая консерваторов, уже готовилась выигрывать выборы в Бундестаг осенью того года.
Süddeutsche спросила у Клинсманна, как далеко он готов зайти в своих попытках «снести всю конструкцию до основания» за год до старта Чемпионата мира. Его ответы звучали настораживающе. «Нужно подвергнуть сомнению все наши устоявшиеся ритуалы и привычки, и не только в футболе. Бояться тут нечего. Реформирование – не тот процесс, который происходит эпизодами. Реформа должна быть перманентной. Не просто изменениями перед Чемпионатом мира, но и после него». Немцы, добавлял он, с большим трудом мирились с этим, поскольку верили, что все эти процессы зависят только от лидеров. «В реальности же такой взгляд на вещи – одна из главных причин возникновения проблем. Целью должно быть создание структуры, которая работала бы независимо [от лидеров]. Иначе в приоритете опять будут эгоизм, тщеславие и жульничество ради должностей».
Третье место на Кубке конфедераций, репетиции Чемпионата мира наконец породило небольшой всплеск эйфории. Его молодая, обновленная Германия играла быстро и с азартом, а в Бастиане Швайнштайгере и Лукасе Подольски люди увидели парочку беспечных сорвиголов, которых чествовали, как первый немецкий футбольный бой-бенд. В обороне, впрочем, необстрелянные юнцы вроде Роберта Хута из «Челси» и Пера Мертезакера («Ганновер-96») с большим трудом справлялись с рискованной стратегией с упором на восторженный атакующий футбол, который временами шел курсом безрассудной несдержанности.
Его Германия, игравшая по схеме 4–4–2, практиковала кавалерийский, односторонний, то есть исключительно атакующий, стиль игры, который напоминал тот, что так нравился Клинсманну-игроку в бытность выступлений за «Тоттенхэм» в Премьер-лиге. Каждая возможность использовалась для атаки большим числом игроков. И точно так же любая потеря мяча служила приглашением сопернику перебегать «высокую» линию обороны, которая располагалась неподалеку от центральной линии без какого-либо прикрытия. Вытекающие из этого спектакли на поле общественность находила в равной степени веселыми и тревожными. Спустя полдесятилетия после того, как террористические атаки 11 сентября сбили градус «Spaßkultur» (культуры веселья), всеобщего праздника новых и популярных явлений, стоявшего в оппозиции к строгости, безликости и политическому консерватизму в Германии, его команда возвращала в футбол страсть и веселье.
