потребления» [108]. Телерадиовещательная модель является примером навязанной групповой жизнеспособности, так как зрители могли смотреть в определенное время только ту программу, которая была предопределена телеканалами. Но такое навязывание сверху вниз, определяющее, что должны одновременно потреблять зрители, больше не относилось к модели кабельного ТВ, а еще меньше относится к модели микрокастинга, так как сама идея кабельного ТВ и микрокастинга предполагает дробление телеаудитории, занятой одновременным потреблением контента в общем доступе. В связи с этим живой просмотр в реальном времени, включенный в модель общественного вещания, стал носить фрагментированный характер в кабельном ТВ и моделях микрокастинга.
«Кабельное ТВ» в 1990-х в Южной Корее по большому счету имело формат кабельных каналов. Впервые они были запущены в 1995 году и разрушили монополию 3-х главных наземных телеканалов (KBS, MBC, SBS), которые назывались большой тройкой в вещательной индустрии того времени. Но модель кабельного ТВ, появившаяся в 1990-х, быстро трансформировалась в модель «микрокастинг» в новом тысячелетии, когда высокоскоростной интернет и мобильные устройства сделали возможным получение доступа к более разнообразным способам медиапотребления. В соответствии с растущей тенденцией к микрокастингу увеличилось использование интернет-магазинов и социальных сетей, к которым можно получить доступ через смартфоны. Facebook, Твиттер и особенно Google Hangouts преобразовали идею персональной мобильности. Как физическая, так и социальная мобильность снизу вверх стали обязательными целями в мобильных и медиатехнологиях. Они обеспечивают постоянное обновление информации, продуктов и услуг, переданных глобально вне рамок любой отдельно взятой вещательной станции или государства. Эти изменения трансформировали понятие «жизнеспособность»: если модель одностороннего вещания обеспечивала групповую жизнеспособность зрителей, основанную на контроле просмотра программ со стороны производителя, то модель микрокастинга отражала фрагментированную групповую жизнеспособность, основанную на выборе самих потребителей, обеспечивая им доступ к более широкому набору программ в предпочтительное для них время просмотра.
Этот процесс, затрагивающий и производство, и потребление мультимедийного контента, объясняется через термин медиаконвергенция, введенный Генри Дженкинсом:
Медиаконвергенция – это больше, чем просто цифровая революция. Она включает применение более широкого спектра новых медиатехнологий, позволяющих потребителям архивировать, комментировать, изменять и повторно распространять мультимедийный контент. Медиаконвергенция – это больше, чем просто технологическое изменение; она меняет отношения между существующими технологиями, отраслями промышленности, рынками, жанрами и аудиториями [109].
В то время как формы медиаконвергенции становились разнообразнее, менялась культурная динамика между Кореей и Японией. Особенно это проявлялось в изменении технологии музыкального потребления, совпавшего с национальным брендингом поп-музыки.
Вопреки стремлениям многих южнокорейских чиновников, желавших продвинуть K-pop как динамическую силу современной Кореи, термин K-pop вошел в обиход по аналогии с существовавшим термином J-pop. По мнению японского ученого Майкла Бурдо, термин J-pop музыки был «использован в 1988 году как название национальных музыкальных групп на популярной токийской радиостанции FM J-WAVE и получил широкое распространение в 1992–1994 годах» [110]. Это совпало с периодом, когда Корея начала амбициозную политику глобализации. Значительный аспект термина в том, что «J-pop музыка, кажется, не имеет ничего против существования контрагентов: K-pop, C-pop и т. д.» [111], изначально дает понять, что основным рынком J-pop музыки будет не только Азия, но и зарубежные страны. Там термин будет пониматься более интуитивно при сравнении с другими национальными направлениями поп-музыки; аналогично тому, как термин «корейская волна» появился на свет благодаря ранее существующим понятиям – гонконгская волна, японская волна и китайская волна, которые широко используются в Японии.
Само собой разумеется, если поп-музыка какой-то страны будет циркулировать только в пределах ее национальных границ, не обязательно явно указывать страну происхождения как способ идентификации национального бренда. Брендинг особенно необходим, когда поп-музыка и культура широко распространяются за внешние пределы национальных границ. Майкл Бурдо так отзывается о J-pop музыке: «Первоначально термин был стратегией продвижения бренда, который, казалось, должен был вывести и утвердить японскую поп-музыку, независимо от жанра, на мировой арене. В конце концов, обе части названия J-pop составляют буквы английского алфавита, поэтому складывается впечатление, что слово придумано за границей, а не японскими маркетологами, которые на самом деле его изобрели» [112].
В отличие от термина J-pop, выбранного в стратегических целях, чтобы передать ауру иностранного жанра японцами, термин K-pop был введен за пределами Кореи в конце 2000-х годов как понятие, отличающее его от широко известного предшественника. Важным аспектом, ознаменовавшим широкое распространение обоих терминов – J-pop в начале 1990-х и K-pop в конце 1-го 10-летия 2000-х, – стало значительное изменение в «технологической парадигме» (термин ввел Джеффри Фанк) [113], оказавшей глубокое влияние на способ потребления музыки. По мнению Фанка, «технологическая парадигма может определяться на любом уровне многоуровневой иерархии подсистем, где нас, прежде всего, интересуют большие изменения в технологиях, которые многие ученые называют технологическими разрывами» [114]. Чтобы приблизить эти изменения в парадигме к теме нашего исследования, нужно понимать, что в 1-е 10-летие популярности J-pop музыки в 1988–1998 годы наблюдался переход в формате музыкального потребления от долгоиграющих записей (LP) к компакт-дискам (CD). Именно тогда наблюдался бум продаж CD с J-pop музыкой; «показатели сбыта музыкальных записей в Японии удвоились» [115]. Я не слишком преувеличиваю, утверждая, что высокая популярность J-pop музыки во многом объясняется популярностью нового медиасредства – компакт-дисков. Поскольку каждое средство не только предоставляло контент (J-pop в данном случае), но также служило платформой (CD в данном случае), их соединение открыло путь новому, успешному формату потребления музыки. Как отмечает Бурдо, виниловые пластинки нужно проигрывать на общей стереосистеме, а компакт-диски слушают индивидуально: «Поскольку члены семьи все больше предпочитали слушать музыку на отдельных, индивидуальных устройствах воспроизведения, а не общей стереосистеме, и поскольку новая цифровая запись и технологии распределения уменьшили затраты на производство и продвижение записей, рынок массового потребления раскололся» [116]. Переход от долгоиграющей пластинки LP к CD можно сравнить с вышеупомянутым переходом от широкого вещания к кабельному ТВ, а позднее – к микрокастингу.
Бум K-pop музыки также начался во время перехода от CD к цифровым музыкальным файлам, и традиционные продажи CD упали частично из-за финансового кризиса, частично из-за неизбежной смены медиаплатформы. У музыкальных продюсеров не осталось иного выбора, как исследовать различные возможности для развития музыкальной индустрии, чтобы выжить в новое тысячелетие. Поэтому вместо того, чтобы выпускать полный альбом на CD, они ухватились за перспективную возможность и начали выпускать мини-альбомы или синглы, чтобы поощрить более частое, хотя и нерегулярное музыкальное потребление. Южнокорейский музыкальный критик Си Хен Чун отмечает, что «крах продаж альбомов и укрепление музыкального онлайн-рынка» стали самой большой причиной глобального продвижения и утверждения K-pop [117]. K-pop быстро уловил новую тенденцию в музыкальном потреблении – выборе на заказ (подобно меню а-ля карт – блюда по выбору в ресторане). Музыкальная индустрия создала эффективные средства для продажи синглов, стоявших особняком, которые по большей части потреблялись
