Ознакомительная версия.
Координировал Сталин и работу большевистской фракции в Государственной думе.
Он дважды выезжает в Краков к Ленину и — тут не может быть двух мнений — все более сближается с ним не только политически, но и человечески. Можно лишь предполагать, как развивались бы эти отношения и не переросли ли бы они в крепкую боевую дружбу, если бы Сталин оставался на свободе. Но
23 февраля 1913 года следует его арест во время бала-маскарада на Калашниковской бирже, Охранники точно знали, что «среди гостей на маскараде присутствует лицо, подлежащее личному обыску и аресту».
Это было работой провокатора Малиновского, Сталина поместили в Петербургский Дом предварительного заключения, позднее перевели в Петербургскую пересыльную тюрьму.
Затем — высылка в Туруханский край под гласный надзор полиции сроком на четыре года.
Всего до 1917 года Сталина 7 раз арестовывали и 6 раз ссылали. Из четырех ссылок он бежал и лишь годичную в Сольвычегодске отбыл полностью. Однако из Туруханска не очень-то убежишь — это не Вологда и даже не Нарым. А Сталина отвозят еще дальше — в небольшой поселок Костино. А потом — и вообще в поселок Курейка за полярным кругом.
Из активной работы Сталин выбывает до марта 1917 года.
ВОТ ТУТ и уместно сказать о мнимых, усмотренных Ю. Емельяновым, «разногласиях» Сталина и Ленина по вопросу о том, где должен находиться основной руководящий центр партии — в России или вне России?
Сам Сталин в написанном в январе 1946 года авторском предисловии к первому тому «Сочинений» отметил только два былых расхождения с Лениным: по вопросам об аграрной программе партии и по вопросу об условиях победы социалистической революции. И хотя оба вопроса выходили в конечном счете на самую что ни на есть живую злобу дня, они касались стратегии.
Сталин стоял вначале за муниципализацию земли, а Ленин — сразу за национализацию, В 1946 году Сталин объяснял это тем, что, как и другие лидеры большевиков, считал, что в России между победившей буржуазной революцией и будущей социалистической революцией будет достаточно длительный промежуток, а Ленин исходил из того, что первая сразу должна перерастать во вторую.
Сталин также вначале считал, что главным условием победы социалистической революции является превращение пролетариата в большинство населения, а Ленин исходил из теории «слабого звена».
Имея в виду взгляд Ленина, Сталин не без самоиронии (он обладал ею в полной мере) писал в предисловии:
«Но мы, практики, не вникали в это дело и не понимали его великого значения ввиду нашей недостаточной теоретической подготовленности, а также ввиду свойственной практикам беззаботности насчет теоретических вопросов…»
Однако вопрос о месте основного руководящего центра — в России или вне ее — носил не столько стратегический и теоретический характер, сколько имел тактическое и практическое значение.
В 1946 году Сталин написал предисловие только к первому тому своих «Сочинений» и в этом предисловии подчеркнул, что его позднейшие критические замечания относятся лишь к конкретному первому тому. Возможно, что если бы было написано предисловие ко второму тому, где были помещены статья «Партийный кризис и наши задачи» и резолюция Бакинского комитета, то Сталин пояснил бы, что вопрос о приоритетах решила сама жизнь.
И решила не в пользу Ленина или Сталина, а в пользу общего дела.
Сталин, как партийный лидер, работающий в России, острее видел опасность того, что заграничный центр не способен реагировать на ситуацию оперативно — ведь тогда не было сотовой связи, и даже телеграфные директивы Ленин высылать в Россию не мог, Поэтому Сталин, не отрицая значения Заграничного бюро ЦК, употребил по отношению к нему жесткие слова «фиктивный центр».
Ленин, как партийный лидер, работающий вне России, сразу же понял тревоги Сталина и сам ими проникся, что выразилось в решениях Пражской конференции, в избрании Сталина руководителем Русского бюро ЦК и в быстром решении о реализации идеи Сталина относительно издающейся в России легальной общерусской газеты.
Но Ленин был более богато, чем Сталин, связан со всеми российскими центрами революционного движения. Да, до Ленина информация доходила с задержками, нередко — не оперативно, но к нему стекалась вся информация! Ведь Заграничное бюро ЦК было стабильным центром, которому не грозил разгром.
К тому же летом 1912 года, явно с учетом идей Сталина, Ленин перенес Загранбюро ЦК ближе к России — в Краков, куда Сталин и приезжал — посовещаться с Лениным и другими членами ЦК.
Стабильная же работа нелегального Русского бюро была более чем проблематична по вполне понятным причинам, И реальность это быстро показала, Сталин был арестован и выслан в 1913 году. В том же году были арестованы и высланы Свердлов и Спандарян…
Прошли другие аресты и высылки.
А из Туруханска или Курейки оперативное руководство невозможно еще более, чем из Женевы, Задачи, стоящие перед Русским бюро, пришлось решать в 1913 году и в последующие предреволюционные годы не Сталину и Свердлову, а другим — калибром помельче, но что делать…
И тут нельзя не назвать Молотова, который, правда, тоже был арестован в июне 1915 года и выслан в село Манзурка Иркутской губернии, но в мае 1916 года сумел бежать и приехал в Петроград, Там он был вначале кооптирован в состав Русского бюро ЦК, а к февралю 1917 года возглавил его.
Из Иркутской губернии бежать было еще можно, но из Туруханска… Желающие могут справиться по карте — где лежит Иркутск и где — Туруханск.
Молотов бежать сумел и успел поработать еще до Октября 1917 года на будущий этот Октябрь. Молотов был не речист, зато надежен и работоспособен. Он, без всяких натяжек уже до революции партийный «маршал», тянул лямку повседневной партийной работы как солдат.
Это был стиль и самого Сталина — он всю жизнь был, по большому счету, солдатом партии. Причем мало кто из большевистских лидеров первого ряда — и дооктябрьских, и послеоктябрьских — был так же скромен в жизни и потребностях, как Сталин.
Сталин узнал Молотова на деле еще до своей последней ссылки, в том числе при подготовке к выпуску «Правды», Стоит ли удивляться, что именно Молотов стал после Октября, хотя и не сразу, наиболее надежным членом ближнего сталинского круга?
Ведь этот круг формировался, вопреки нынешним утверждениям, не по принципу личной преданности того или иного партийного деятеля Сталину, а по простому и эффективному принципу преданности делу.
НАЧАВШАЯСЯ Первая мировая война шла от Туруханского края на таком отдалении, что на общий рисунок жизни Сталина влиять не могла. Как я понимаю, он, упорно сцепив зубы, жил, размышлял, в меру возможностей работал, но прежде всего — жил, выживал.
Это было непросто — край был суровый, жизнь человеческая ценилась дешевле жизни рабочего скота. Сталин вспомнил об этом на выпуске военных академий 4 мая 1935 года, приведя слова сибирских мужиков: «Что ж нам жалеть людей-то? Людей мы завсегда сделать можем, А вот кобылу… попробуй-ка сделать кобылу».
И там, конечно, была жизнь, К тому же Сталин к Курейке постоянно привязан не был — есть групповая фотография ссыльных, съехавшихся в июле 1915 года в большое село Монастырское для обсуждения вопросов, связанных с процессом над большевистской фракцией IV Государственной думы.
В Монастырское Сталин приезжал не раз, в том числе просто в гости к сосланному туда члену Русского бюро Сурену Спандаряну, Однако часто вырываться в «цивилизацию» Сталин не мог — от Курейки до Монастырского было 200 верст, По сибирским меркам — пустяк, но вообще-то — немало.
В письме от 10 ноября 1915 года в Заграничное бюро (фактически — Ленину, хотя формальный адресат был другой) Сталин писал:
«…Как живу? Чем занимаюсь? Живу неважно. Почти ничем не занимаюсь. Да и чем тут заняться при полном отсутствии или почти полном отсутствии серьезных книг… Вопросов и тем много в голове, а материалу — ни зги. Руки чешутся. А делать нечего. Спрашиваете о финансовых делах? Могу вам сказать, что ни в одной ссылке не приходилось жить так незавидно, как здесь…»
В особых комментариях эти строки не нуждаются, но замечу, что они свидетельствуют, кроме прочего, о двух моментах.
Во-первых, ясно, что Сталин мало писал, но много думал. У поэта Константина Ваншенкина есть хорошая строчка: «Не написал в тот месяц ни строки, но принял несколько решений». У Сталина же в Курейке для принятия решений — будущих решений, конечно, было времени намного больше.
Во-вторых, ясно, что Сталин не считал для себя возможным писать на общественно значимые темы просто «из головы». Тот, кто исполнен сознания собственного «величия» и «гениальности», берется за перо легко — в уверенности, что любая его мысль, положенная на бумагу, заслуживает общественного внимания. Сталин же, как видим, по отношению к себе был даже излишне критичен.
Ознакомительная версия.
