они смягчили для себя действие звуковых волн. Потом они выпрямились во весь рост и, тяжело ступая в воде, побежали назад. Обратный путь — от моста к кромке леса — занял у них двадцать минут. Падая, они захлебывались, продирались сквозь чащу водорослей и, добежав до первых сосен, тяжело дыша, опустились на землю. И только в это время оттуда застрекотали пулеметы…
— Ну, вот, так мы его и взорвали, — закончил свой рассказ Семен.
Генька снова привстал и заинтересованно посмотрел на подрывника.
— Немедленно растирание и спать, — приказал командир Семену.
Генька, до крайности пораженный тем, что укладывали не его, а какого-то взрослого дядю, таращил свои большие глаза и ничего не понимал. Теперь настал черед выслушать продолжение его истории.
…По лесу полдня били минометы и пушки немцев. Не помня себя от страха, Генька, ушедший из госпиталя поискать «хорошую веточку», провалился в какую-то глубокую яму возле корней могучей сосны, и это его спасло. Когда канонада стихла, он с трудом выкарабкался из своего убежища.
Этот участок леса был насквозь пробит снарядами. Деревья стояли обезглавленные — их верхушки как бы срезала гигантская бритва. Казалось, будто здесь бушевал ураган неимоверной силы. Птицы покинули эти места. Разведчики-партизаны одного из дальних отрядов, привлеченные сюда грохотом выстрелов, пристально осматривались вокруг — не появятся ли немцы. Послышался негромкий треск. Партизаны уже хотели стрелять на звук, но в это время из-под ветвей дерева, сломленного снарядом, вылез маленький человечек, исцарапанный, покрытый ссадинами, в изорванном тулупчике.
От неожиданности партизан, стоявший впереди, не смог сдержать оклика:
— Стой, кто идет?
— Это я. Генька.
Так партизаны нашли и усыновили Геньку во второй раз. Отряд шел в рейд, я ребенка было решено взять с собой. А вот теперь он сидит на полу, невозмутимо перебирая пулеметную ленту, и ждет, пока за ним приедет дядя, чтобы снова отвезти в госпиталь, откуда он исчез две недели тому назад.
…Мы встретились с Генькой еще раз. Это было на партизанском аэродроме. Генька стоял у санитарных носилок в своем уже зашитом тулупчике, в рукавичках, висевших, на веревочке, перекинутой черев плечо. На носилках лежал раненый партизан, тот, который называл Геньку «сыночком». Жизнь этого человека была вне опасности, но он нуждался в операции, которую могли сделать только на «Большой земле». Раненый требовал, чтобы вместе с ним полетел и Генька. «Он мне как сын», — говорил партизан.
…Раненого вместе с Генькой посадила на самолет. Машина оторвалась от земля… Сейчас Генька на «Большой земле». Где он? По слухам, раненый партизан, называющий его сыночком, находится в Тамбове. А может быть его уже там нет. Мы знаем только имя и фамилию раненого — Иван Дроздов. Партизанам очень хотелось бы знать, что теперь поделывает их «Генька-подрывник»…
Шалаш партизана… Ни на одной, даже самой новейшей топографической карте Брянских лесов вы не найдете места под таким названием. Однако здесь его знают все. Прикажите командиру отряда «сосредоточить отряд в одном километре севернее шалаша партизана», он не окажется озадаченным и приведет отряд точно в указанное место. Разведчик или разведчица безошибочно доставят сюда сведения о противнике, колхозница — связист от населения — придет к шалашу получить сводку Совинформбюро, листовку, газету.
Друзьями в окрестностях эти слова — «шалаш партизана» — произносятся с особым значением и любовью, а врагами со злостью и страхом. Много раз немцы врывались с этой стороны в лес, рушили такие шалаши, сжигали их и пепел разбрасывали, чтобы и следа не оставалось… А «шалаш партизана» стоит, как прежде, принимает людей и хранит тайну их дел.
На верховых лошадях мы двигались узкой лесной дорожкой, потом повернули вправо, очутились на просеке, затем выбрались на большую лесную поляну в опять в’ехали в стену густого и ветвистого ельника. Тропинка змейкой вилась между деревьев. Сучья цеплялись за одежду, били по лицу и заставляли то я дело отвешивать низкие поклоны, прижимать голову к шее лошади. Метрах в ста от опушки нам попалась рыжая копна засохших ветвей. Мы под’ехали к ней.
— Здесь, — сказал командир.
Он спешился, привязал коня и подошел к копне.
— Вот это и есть «шалаш партизана»
Ну, что особенного в этой копне? Обыкновенный шалаш, каких много в лесу. Все они похожи друг на друга, все построены из хвойных мохнатых деревьев и отличаются, пожалуй только размером да цветом: одни совсем еще зеленые, другие приобрели сизый оттенок, а третьи уже порыжели. Но то, что мы слышали об этом шалаше, будоражило любопытство. Мы попросили командира Михаила Васильевича рассказать нам его историю.
— Давайте раньше закурим, — сказал Михаил Васильевич. — Я сегодня богат зеленым самосадом — угощаю всех.
Командир аппетитно затянулся дымком и начал свой рассказ:
— Какой добрый человек построил его и когда, — не знаю. Мы попали в шалаш в ноябре 1941 года, он тогда был еще совсем свежим. Пришли мы сюда из другого района. Несколько дней мы бродили по лесу. Снег, слякоть… Не во всякую деревню зайдешь, шныряют гитлеровцы, — того и гляди схватят. Одежонка летняя, мокрая насквозь, и ветер пронизывает до костей. Питались зерном, оставшимся на корню и в копнах ржи, горохом, чечевицей, грызли орехи, жолуди. Дессертом служила рябина. А курить хотелось, хоть умирай. Курили дубовые листья. И вот этот шалаш. Мы вошли и него и увидели картину, показавшуюся нам чудом. Три человека сидели возле радиоприемника и слушали голос Москвы, Красную площадь. Это было 7 ноября, рано утром. Трое оказались жителями ближайшей деревни. Уйдя в лес, они взяли с собой приемник…
Командир глубоко затянулся табачным дымом. Он волновался и сейчас, вспоминая этот день.
— Только тот, кто в первые дни оккупации находился в тылу врага, может понять, что это значило. Газет не было, слухи ходили самые жуткие: немцы-де уже давно в Москве и даже за Уралом. И вот речь Сталина!.. Люди плакали от радости.
Окурок незаметно для Михаила Васильевича догорел и припек ему пальцы. Он швырнул его в сторону, подул на руку, как делают дети, утоляя боль от ушиба и замолчал. Рассказ продолжил Василий Андреевич:
— Этот шалаш первым принял нас тогда, приласкал, обогрел. Он показался нам раем. А дальше пошло всё своим чередом. Вскоре мы завязали связи. Шалаш стал местом встречи связных. А еще через несколько дней мы слились с отрядом «За власть Советов». Горстка наших людей притягивала к себе жителей округи. Рос отряд. Приходили новые люди. Молодые парни и подростки. Шли старики.
Жизнь налаживалась. Построили землянку. Начали действовать активнее. Смелость и
