252
Гитлер запретил командующим пользоваться самолетом из-за превосходства в воздухе союзников. — Прим. авт.
23 апреля Роммель писал генералу Йодлю: «Если нам, несмотря на превосходство противника в воздухе, удастся уже в первые часы ввести в бой большую часть наших подвижных средств на решающих направлениях береговой обороны, я убежден, что наступление противника на побережье потерпит полный провал в первый же день» (Записки Роммеля, с. 468). Но строгий приказ Гитлера сделал невозможным использование танковых дивизий в первые часы и даже дни. Когда же они наконец прибыли, их ввели в бой по частям, что привело к поражению. — Прим. авт.
Обсуждение продолжалось с 9 утра до 4 часов пополудни с перерывом на обед, состоявший из одного блюда. Как вспоминает Шпейдель, во время обеда Гитлер буквально проглотил полную тарелку риса и овощей, после того как его пищу проверили. Вокруг его столового прибора стояли различные рюмки с лекарствами и лежали пилюли, которые он поочередно принимал. Позади его стула стояли два телохранителя из СС. — Прим. авт.
Очевидно, автор имеет в виду Белорусскую операцию (23.6-29.8 1944 года), скоординированную по времени с высадкой союзников в Нормандии. Границу с Польшей советские войска пересекли 20 июля 1944 года. — Прим. тит. ред.
Причиной отстранения Рундштедта могла послужить отчасти грубоватая прямота, допущенная им накануне вечером во время телефонного разговора с Кейтелем, который пытался выяснить у него обстановку. Только что застопорился тщательно подготовленный фронтальный удар силами четырех танковых дивизий СС по войскам англичан, и Рундштедт пребывал в мрачном настроении. «Что будем делать?» — закричал Кейтель. «Заключать мир, дурачье, — выпалил Рундштедт. — Что еще вы способны сделать?!» Судя по всему, Кейтель, этот сплетник и лизоблюд, как называли его большинство войсковых командиров, тут же отправился к Гитлеру и пересказал ему весь разговор с соответствующими комментариями. Фюрер в этот момент беседовал с Клюге, который последние несколько месяцев находился в отпуске по болезни из-за травм, полученных в автомобильной катастрофе. Он и был тут же назначен взамен Рундштедта. Таким способом нацистский диктатор часто менял высший командный состав. О телефонном разговоре генерал Блюментрит сообщил Уилмоту (см. Борьба за Европу, с. 347) и Лиддел Гарту (см. Говорят немецкие генералы, с. 205). — Прим. авт.
Шпейдель цитирует писателя Эрнста Юнгера, книги которого в свое время были популярны в нацистской Германии, но который затем занял антинацистскую позицию и примкнул к парижской ветви заговора: «Удар, который свалил Роммеля по дороге на Ливоро 17 июля, лишил наш заговор единственного человека, способного взвалить на себя одновременно бремя войны с Россией и гражданской войны у себя» (Шпейдель Г. Вторжение 1944 года, с. 110).— Прим. авт.
Это всплыло в 1942 году при расследовании по делу «Красной капеллы», когда абвер выявил большое число немцев, занимавших стратегически важные посты. Многие из них происходили из старинных родов, что не помешало им стать участниками широкой шпионской сети, работавшей на русских. Одно время они передавали разведывательные сведения в Москву с помощью 100 подпольных радиопередатчиков, размещенных в Германии и оккупированных странах Запада. Руководителем «Красной капеллы» («Красного оркестра») являлся Гарольд Шульце-Бойзен, внук гросс-адмирала фон Тирпица, ставшего после первой мировой войны своего рода вождем потерянного поколения. Будучи страстным почитателем революционной поэзии, фигурой весьма колоритной в мире богемы, в черном свитере, с густой гривой белокурых волос, он привлекал к себе пристальное внимание в Берлине. Он отвергал как нацизм, так и коммунизм, хотя считал себя человеком левых убеждений. Благодаря матери он в самом начале войны добился зачисления в люфтваффе в чине лейтенанта и подыскал тепленькое местечко в «исследовательском отделе» у Геринга, сотрудники которого специализировались на подслушивании телефонных разговоров. Вскоре он приступил к организации широкой разведывательной сети для Москвы, имея доверенных лиц в каждом министерстве и военном ведомстве в Берлине. Среди них были Арвид Харнак, племянник известного богослова, блестящий молодой экономист из министерства экономики, женатый на американке Милдред Фиш, которую он встретил в Висконсинском университете; Франц Шелиха — из министерства иностранных дел; Хорст Хейлман — из министерства пропаганды; графиня Эрика фон Брокдорф — из министерства труда.
Из 75 руководителей, обвиненных в государственной измене, 50 были приговорены к смерти, включая Шульце-Бойзена и Харнака. Милдред Харнак и графиня фон Брокдорф отделались было тюремным заключением, однако Гитлер настоял на высшей мере наказания, и они были казнены. По указанию фюрера всех их приговорили к повешению, чтобы предотвратить попытки измены в будущем, но в Берлине виселиц не нашлось, поскольку традиционным орудием казни служила гильотина, поэтому приговоренных казнили, затягивая на шее веревку, которую перекидывали через крюк для подвески мясных туш и затем медленно вздергивали. Крюки позаимствовали на время на скотобойне. С тех пор именно этот метод повешения и стал применяться как особая форма жестокой расправы над теми, кто осмелился пойти против фюрера. — Прим. авт.
Все четверо: Лебер, Рейхвейн, Якоб и Зефков — были казнены. — Прим. авт.
Среди историков существуют разногласия по поводу того, куда направился Штауфенберг — в Растенбург или Оберзальцберг. Два наиболее авторитетных в этом вопросе немецких исследователя — Эберхард Целлер и профессор Герхард Риттер — приводят противоречивые сведения. Целлер считает, что Гитлер все еще оставался в Берхтесгадене, а Риттер уверен, что это ошибка и что фюрер возвратился в Растенбург, К сожалению, календарь Гитлера, который до сих пор надежно служил автору, сохранился не полностью, и записи на этот период отсутствуют.
Наиболее надежные свидетельства, в том числе доклад о действиях Штауфенберга, составленный в ставке Гитлера 22 июля, убедительно указывают на то, что 15 июля Гитлер находился в Растенбурге и что именно там Штауфенберг намеревался его убить. Хотя оба места, откуда Гитлер пытался руководить ходом войны (он редко бывал в Берлине, подвергавшемся варварским бомбардировкам), находились примерно на одинаковом расстоянии от столицы, Берхтесгаден давал заговорщикам больше преимуществ, чем Растенбург, поскольку был расположен неподалеку от Мюнхена, гарнизон которого, считалось, сохранял верность Беку. — Прим. авт.
По свидетельству генерала Адольфа Хойзингера, начальника оперативного управления сухопутных войск, вести, поступившие 19 июля с Украинского фронта, были настолько плохи, что он запросил ставку о наличных войсках армии резерва, проходящих подготовку в Польше, которые можно было бы перебросить на Восточный фронт. Кейтель предложил вызвать на следующий день Штауфенберга для доклада по этому вопросу (Хойзингер А. Спорный приказ, с. 350). — Прим. авт.
Фицгиббон пишет: «Считается, что перед тем он ходил на исповедь, но, конечно, не получил отпущения грехов». Автор рассказывает, что Штауфенберг поведал епископу Берлинскому, кардиналу графу Прейсингу, о том, что намерен совершить. Епископ ответил, что он с уважением относится к мотивам, побуждающим к действию молодого человека, и не вправе удерживать его по религиозным соображениям. — Прим. авт.
Ряд авторов утверждают, что ежедневные военные совещания у Гитлера в Растенбурге проводились в его подземном бункере и что совещание 20 июля было перенесено в наземное здание ввиду ремонта, а также из-за жары и большой влажности. — Прим. авт.
Согласно показаниям адмирала Курта Ассмана, присутствовавшего на совещании, Штауфенберг шепнул Брандту: «Мне надо срочно позвонить. Присмотрите за моим портфелем, там секретные бумаги». — Прим. авт.
Большое число исследователей утверждают, что в этот момент генерал Фельгибель должен был взорвать узел связи, и тот факт, что он не сумел этого сделать, имел катастрофические последствия для заговорщиков. Так, Уилер-Беннет пишет, что «генерал Фельгибель, как это ни печально, не сумел выполнить свою задачу». Поскольку различные узлы связи размещались в нескольких подземных бункерах, тщательно охраняемых СС, представляется совершенно невероятным, что в планы Фельгибеля входило взорвать их. Генерал соглашался сделать единственное — блокировать связь с внешним миром на два-три часа после передачи в Берлин сообщения о взрыве. Это вопреки неизбежным накладкам он исполнил. — Прим. авт.
