И отследил. Каждый раз после выхода из казенного дома вершитель направлялся в гастроном на Тираспольской площади, где покупал бутылку красного вина и шоколад. После этого укатывал на своем «жигуле».
В тот день Генке еще и подфартило. Судья был не один. У гастронома он встретился с полной брюнеткой, яркой и безвкусной. Похоже, именно ей он и таскал вино и шоколадки.
Присутствие брюнетки Гену обеспокоило. Если судья не посетит магазин или если в этот раз, ввиду наличия спутницы, попросит обслужить его без очереди, то план сорвется. И другого случая для его реализации уже не представится.
Но судья в гастроном вошел. Вместе с брюнеткой. И, как образец законопослушания, даже занял очередь...
Гену ударили всего дважды. Но добротно.
Сначала он одернул хама-бугая с дружком, пытавшегося отовариться без очереди. Но бугай мало того что обматерил сделавшего замечание, так еще бегло прошелся насчет каждого очередника, особо отметив эпитетами барышню судьи.
За эпитеты Гена и отметил его прямым левой. Правую задействовать не успел. С неожиданной для его комплекции стремительностью устоявший на ногах бугай нанес ответный удар.
Конечно, если бы Геннадий ставил перед собой такую задачу, Юрку с ног он, может, и сбил бы. Но такого уговора не было.
Судья дал Гене два года с отсрочкой исполнения приговора. Обошлось без «химии».
Струны человеческой души чутки. Иногда достаточно легких прикосновений, чтобы они зазвучали так, как нам хочется.
Гена взялся осваивать технику игры на этих удивительных инструментах. И писать для них партитуры.
До этого, впрочем, ему предстояло еще дойти. И путь перед ним лежал тернистый. Это только много о себе мнящие или бездумные вышагивают размашисто, не оглядываясь и не озираясь. Творческие, ищущие личности, бывает, и с пути сбиваются, и на месте топчутся в сомнениях. Кстати, о топтании на месте...
Где-то через неделю после суда Гену разыскал Илья. Институтские приятели дали ему адрес квартиры, которую снял их отчисленный товарищ.
Выслушав бывшего сообщника, Геннадий удивился, но виду не подал. Илья просил помощи. Его дружок (дружок Ильи) находился под следствием, правда, в другом райотделе. Илья рассчитывал, что Гена через свои «концы» сможет подсобить.
Сомнений в том, что прошлое дело замялось благодаря связям Гены, у него не было. По его разумению, не мог «неприхваченный» судья так просто вывести дело на отсрочку. Ведь адвокат Ильи и вовсе готовил подопечного к зоне.
Просьба Ильи Гене польстила. О помощи его просил одессит. И не просто одессит, а типаж. Тот, которого он когда-то выделил в толпе.
И Гена вызвался помочь. И помог. В очередной раз повторив трюк с мордобоем в очереди. На этот раз на глазах заказанного судьи. И хотя постановка прошла успешно и имела дополнительную сюжетную линию (били-то одного, а отмазывать надо было другого. Пришлось связать родственными узами Гену и подсудимого), исполнитель удовлетворения не испытал.
И даже обеспокоился. Решил, что так дальше дело не пойдет. Зацикливаться на плодоносном трюке негоже. Если, чего доброго, облапошенные чиновники пересекутся и выяснится, что вызвавший у них симпатию молодой человек только тем и занимается, что получает в рыло в очередях, они, конечно, вознегодуют. Люди не прощают, когда на струнах их души играют на потребу публике.
От армии, куда Гену взялись призывать в связи с отчислением, он успешно отмазался, демонстрируя медкомиссии не желающие сужаться зрачки.
В институте его восстановили тоже не за красивые глаза. В том смысле, что уникальная способность произвольно влиять на диаметр зрачков и здесь пригодилась.
С таким казусом в биографии, как следствие, о восстановлении в институте и речи быть не могло. Но у Гены уже была жила. Он возобновил разработку.
Выбежавший на звук сработавшей сигнализации декан (тот самый, когда-то завораживающий Гену взглядом) обнаружил рядом с родной «семеркой» лежащего без чувств бывшего студента. Дверь у «семерки» была вскрыта грубо, отверткой.
Свидетели описали картину происшедшего. Из нее следовало, что именно этот бесчувственный юноша помешал угонщикам, за что и поплатился.
Зрачки потерпевшего на свет не реагировали, но пульс, к счастью, прощупывался.
Позже по необходимости расширенные или суженные зрачки не раз добавляли достоверности проделкам Гены.
Взять, к примеру, его попадания в гололед под машины нужных людей... (Позже этот трюк переняли, взяв на вооружение, бомжи-вымогатели, и Гене пришлось от него отказаться.)
Но ведь первопроходец не просто попадал в аварию и на этой почве вызывал нужное отношение. Нет, лежа на жестком, холодном льду, он дожидался «Скорой», гаишников. Доводил дело до открытия «дела». А потом уже способствовал его закрытию.
В одной Одессе, конечно, с этим фокусом особо было не развернуться. Примелькаться легко. Но и из других городов заказов хватало.
Заказы пошли с легкой руки Ильи. Репутацию Гена создавал себе сам.
К двадцати семи годам этот сельский симпатичный юноша с внешностью неискушенного интеллигента имел в Одессе репутацию человека, способного решить любую проблему.
Но Гена брался уже не за любые. Перебирал, обнаруживая определенные вкусы и пристрастия. Хотя дело было не только в пристрастиях. Гене уже приходилось быть разборчивым. Известность его становилась опасной для работы.
Но иногда помогал и по мелочам. Особенно друзьям, которых у него становилось все больше.
Вот один из таких случаев, который стоит привести как пример еще и для того, чтобы у читателя не сложилось впечатление, что Гена добивался успеха исключительно симуляцией увечий.
Дочь его знакомых готовилась к очередкому сессионному экзамену. При этом была уверена, что не сдаст. И сама уверилась, и родителей накрутила до предобморочного состояния.
В день, когда дочь отправилась в институт на сдачу, в доме был, объявлен траур.
Гена, оказавшийся в этот момент случайно в гостях, был изумлен атмосферой обреченности.
Не мудрствуя, он выяснил у несчастных родителей имя преподавателя и потребовал телефон.
Изумленные родичи слушали, как он властно говорил в трубку:
— Политехнический институт? Корпус «Б»? Говорит инспектор ГАИ капитан Кучеренко. В аудитории триста семнадцать принимает экзамен доцент Шапо Феликс Семенович. Ну-ка пригласите его к телефону...
И минуту спустя:
— Феликс Семенович? Говорит капитан Кучеренко, инспектор ГАИ. Феликс Семенович, неделю назад вы стали свидетелем дорожно-транспортного происшествия на углу улиц Свердлова и Чкалова. Столкнулись автомобили «ВАЗ-2107» и...
В этом месте преподаватель, по-видимому, перебил инспектора, принялся что-то объяснять. Капитан терпеливо слушал, после чего проникновенно заметил:
— Феликс Семенович, ребенок находится в больнице...
И вновь стал слушать. Родители тоже слышали. Мембрана в трубке вибрировала громко, и, хотя слов разобрать было нельзя, оправдательные интонации в голосе Феликса Семеновича прослушивались определенно.
— Конечно, с вашими родными мы побеседуем. Со студентами уже беседовали. Сергеева Марина, например, очень уважительно о вас отзывалась. Именно поэтому мы не прислали повестку, а решили ограничиться звонком...
И после паузы:
— Не будем вас торопить и настаивать, но если вспомните... Всего доброго.
Дочь Марина с экзамена вернулась с пятеркой.
Это, конечно, эпизод мелкий, вряд ли тянущий на аферу.
Но вот другое дело, принесшее Гене приличный доход, а главное, поднявшее его и без того высокий авторитет. Заслуженно поднявшее, и даже как-то его обособившее.
Гена получил необычный заказ. Помочь отъезжающей на ПМЖ в Германию еврейской семье. Способствовать беспроблемному пересечению границы и подстраховать переселенцев в Польше в случае неприятностей со знаменитым российским рэкетом.
К моменту знакомства с Геной семья Клейманов уже обзавелась двумя помощничками, стрижеными угрюмыми хлопцами, похожими, как братья. Как братья-гориллы. С такими антропологическими данными еще несколько лет назад за кордон не пускали. Возможные разборки с рэкетом возлагались в первую очередь на братьев. На Гене в первую очередь была таможня.
Клейманов было четверо. Пожилая семейная пара, лет семидесяти, и молодая, лет сорока. Отцы и дети.
Всей предотъездной суетой занимался младший Клейман, Аркадий. Известный в городе нумизмат. Оформление документов, упаковка чемоданов, отправка через знакомого коллекции монет, продажа квартиры — все было на нем.
Первая неприятность произошла с пересылкой коллекции. Монеты в Германию взялся доставить знакомый работник Аэрофлота.
Аркадий попросил Гену проследить, все ли пройдет гладко в аэропорту. В последний момент, перед самой посадкой, аэрофлотчик объявился в зале ожидания и всучил Гене пакет. Акция сорвалась по причине таможенного рейда.
