Да, кедр полон тайн. В кедровой посудине почему-то долго не скисает молоко; в шкафу из кедра не заводится моль; клещ и комар пуще огня боятся эфирных ароматов, что источает это чудо-дерево, а пчелы, наоборот, лучше всего чувствуют себя именно в кедровом улье. Кедр дает дорогие масла, незаменимые при бактериологических исследованиях, при изготовлении особо качественных олиф и красок, при отделке самых ценных меховых шкурок. Из смолы, хвои, коры и шишек кедра можно получать дубильные вещества, уксусную кислоту, древесный спирт, каротиновую муку, противоцинготные концентраты, канифоль и канифольное масло.
Многое из того, что дает кедр, обладает особыми, неповторимыми свойствами. За последние несколько лет научные учреждения страны испытывают все возрастающую потребность в иммерсионном масле, которое получают из кедровой живицы. К слову сказать, государственная оптовая закупочная цена этого ценного продукта равна 170 рублям за килограмм. А сама живица? Вязкая, душистая, очень похожая на свежий сотовый мед жидкость в отличие от сосновой живицы совершенно не кристаллизуется, то есть не теряет своих свойств. В течение долгих месяцев она даже не густеет, поддерживая неизменным соотношение своих компонентов — тридцать процентов скипидара и семьдесят канифоли…
Но все же главная ценность сибирского кедра — его семя. О кедровых орехах как предмете торговли знали уже древние греки. Ученые считают, что экзотическое благородное имя сибирской сосне дали много столетий назад новгородские купцы, проникшие в Предуралье. Во времена Ивана Грозного кедровый орех шел в Англию. При проектировании Великой Транссибирской магистрали он планировался как один из основных грузов.
Кедр ливанский, киприйский, атласский и гималайский ни по внешнему виду, ни по пользе, приносимой человеку, не может сравниться с нашим родным сибирским кедром. Главное, нет у них орехов — самой большой ценности кедровой тайги.
Наука раскрыла сейчас, почему с незапамятных времен кедровый орех привлекал внимание людей. Больше половины веса ядра — великолепный пищевой жир, почти не имеющий конкурентов по калорийности, усвояемости и вкусу. Жирность кедрового ореха высока, в некоторых иркутских кедровниках она достигает 79,51 процента. Жирность грецкого ореха между тем — 64, олив — 60, миндаля — 53, подсолнуха — 44 процента. Жмых у некоторых масличных — почти бросовый продукт, а обезжиренные кедровые орешки — замечательный пищевой концентрат, на девять десятых состоящий из белка, крахмала, глюкозы. Причем белка в нем 45 процентов — почти в четыре раза больше, чем в пшенице. Сибиряки издавна делали из кедровых орехов так называемое «постное молоко», «растительные сливки» — вкусное и сытное блюдо. Ученые определили калорийность этого продукта. Оказалось, что кедровые сливки почти в три раза питательнее коровьих! Убедительная получается картина, если сравнить калорийность основных продуктов: пшеничный хлеб — 265, мясо — 541, яйца — 618, а сливки кедровые—688!
И если рассматривать кедрачи как сельскохозяйственные угодья, то какой урожай дает, скажем, один гектар ореховой тайги? Вот данные за последние 11 лет по кедровникам Томской области: плохой урожай — 80 килограммов орехов с гектара, хороший — 450, максимальный — 800 килограммов. Простой подсчет раскрывает сказочные возможности таежной целины. Возьмем возможный сбор при самом плохом урожае — всего 50 килограммов орехов с гектара и в той же Томской области лишь третью часть кедровников — наиболее доступные и урожайные. С этой площади можно собрать за один сезон 75 тысяч тонн ореха, а из него получить 22,5 тысячи тонн масла. Равноценную продукцию дают 280 тысяч дойных коров, которым нужны пастбища, зимние корма, стойла и уход…
Кедр — эта настоящая фабрика масла — работает непрерывно в течение нескольких веков. Каждое дерево за свою жизнь наливает жиром до двух миллионов орешков. И если учесть, что кедром заняты большие площади в Тюменской, Иркутской, Томской областях, в Красноярском, Алтайском и Приморском краях, то становится ясно, каким уникальным национальным богатством обладает советский народ, каким поистине неисчерпаемым источником пищевого и технического сырья могут стать кедровые леса Сибири…
Но кедру всегда трудно жилось. Приживается он плохо, растет медленно, не было у него никогда настоящей защиты от сибирского шелкопряда, огня и браконьера. В тридцатых годах несметные тучи вредителей омертвили Саянскую тайгу, а пять лет назад в Сибири погибло от шелкопряда два миллиона гектаров кедрачей, в том числе ценнейшие Причулымские массивы. Шелкопряд уничтожает хвою кедра, шишковая огневка — плоды, а дровосек-инквизитор, короед-автограф, черный усач, валежный лубоед и десятки других вредителей точат, превращают в труху нежную розоватую древесину «хлебного дерева».
Огонь полыхал в кедровниках с незапамятных времен. Бывало, что пожар не могла затушить даже суровая сибирская зима. Старики помнят, как летом 1915 года необозримые просторы Сибири затянуло дымом, как останавливались поезда и круглые сутки горели бакены на реках, как ветры разгоняли чад по всему земному шару. Пожары и поныне вспыхивают в кедровниках. Не так давно огонь спалил десятки тысяч гектаров кедровой тайги в Иркутской области. И беда в том, что повальные пожары превращают кедровники в пустыри, потому что вслед за пожарами почвенный слой смывается ливнями до материнской породы, и нужны столетия, а то и больше, чтобы природа восстановила его…
Кедровая тайга извечно была готова выделить людям немалую толику от щедрот своих, но люди плохо помогали кедру. Близ старинных сибирских сел можно еще увидеть изумительные по красоте и продуктивности кедровые сады, но сколько урочищ было выжжено на медоносные угодья, сколько кедрачей изранено колотами и другими варварскими орудиями шишкарного промысла, сколько «хлебного дерева» погибло под топором! Казаки-землепроходцы заложили Тобольск, Томск, Красноярск, Енисейск, Иркутск и другие города в самых мощных кедровых массивах, от которых не осталось и пней…
Особенно много бед принесла с собой промышленная заготовка кедровой древесины. Бессистемные рубки перекинулись перед войной из сухостоев в сырые кедрачи и увеличиваются сейчас с каждым годом. Лишь ничтожная часть ценнейшей древесины используется по специальному назначению — на карандаши, аккумуляторный шпон, мебель и пищевую тару. Свист бензопилы раздается в иркутских, тюменских, красноярских и приморских кедрачах…
И ни один человек не скажет сейчас, сколько сводят кедра по всей Сибири, потому что кедр при учете заготовок включается в общее понятие «хвойных». Изучение замечательных свойств этого дерева ведется бессистемно и разобщенно. Ежегодный сбор кедрового ореха составляет ничтожные доли процента от возможного, а добыча живицы, заготовка лекарственных трав и ягод находится в зачаточной стадии развития.
Кедр народился, наверное, в те отдаленные тысячелетия, когда земля и солнце возжелали блеснуть своей щедростью и бескорыстием, когда в пору созидания и благоденствия молодые буйные силы природы решили достойным подарком встретить появление высшего своего творения — человека. И человек должен бережно относиться к этому чудесному дару!..
* * *
— Вот я и мечтаю помочь кедру, — сказал Сергей. — Каким образом? Понимаете, ребята, защитники русского леса нажимают чаще всего на эмоции. Я нашел другой путь. Этот путь разработаю сперва в дипломе, а потом на месте, в Сибири, практически…
— Одни?
— Зачем один? Вся тайга шумит.
Замолчали. Почудилось, будто в комнату вошло что-то нездешнее, большое. Оно неслышно унесло куда-то ввысь потолок, раздвинуло стены широко-широко, мягко и властно охватило ребят. Это была Мечта.
И ребята не знали тогда, что с этого вечера переломится их жизнь, что их ждет многотрудный путь, сомнения скептиков и равнодушие пресных людей, что испытают они и счастье побед и горечь поражений.
Есть люди, у которых до того складно и просто все получается в жизни, что они перестают замечать, как жизни у них не получается. Серега был не из таких. Окончив школу, он мог бы спокойненько шишковать и белковать в окрестных кедрачах вместе с отцом и братьями, но его потянуло из села. Отец строго сказал:
— Уймись, неслух!
Не унялся. Собрал книжонки в деревянный сундучок и выбрался из лесов к железной дороге. Окончил с отличием Барнаульский лесной техникум, получив право поступить без экзаменов в вуз.
— Пошло, говоришь, ученье-то? — поласковел отец. — Поезжай, Фотя, в Красноярск либо в саму Москву — лесным инженером станешь.
— Нет!
— Прокормим небось…
— Нет! — Сергей мотнул головой.
Он взял тогда под свою опеку кедровое урочище и до тех пор воевал с порубщиками и «дикарями»-шишкобоями, пока они не привыкли стороной обходить шипуновское лесничество. Через два года Сергей Шипунов собрался в Ленинград.
