В тот день Джанин рано появилась в онлайне. Мы обменялись поздравлениями и поделились восторгом по поводу реакции на статью. Сразу же почувствовалось, как круто изменился тон нашего общения – мы вместе только что совершили серьезный журналистский поступок. Джанин гордилась статьей. А я гордился тем, как она выстояла перед угрозами правительства и взяла на себя ответственность опубликовать этот материал. Guardian выступила бесстрашно и с честью.
Оглядываясь назад, я осознал, что, несмотря на видевшееся нам промедление, Guardian действовала потрясающе быстро и дерзко: она сделала больше, чем могли бы сделать какие-либо другие средства массовой информации, сравнимые с ней по масштабу и статусу. И сейчас Джанин дала понять, что газета не собирается почивать на лаврах.
«Алан настаивает, чтобы мы публиковали материал по PRISM сегодня», – сообщила она. Это совпадало с моим желанием.
Разоблачение PRISM представлялось тем более важным, что эта программа позволяла АНБ получить практическим все, чего бы она ни пожелала, через интернет-компании, которые сотни миллионов людей во всем мире сегодня используют как основное средство коммуникации. Это стало возможным благодаря законам, которые правительство Соединенных Штатов приняло после 11 сентября и которые наделили АНБ большими полномочиями по наблюдению за американскими гражданами и практически ничем не ограниченным правом осуществлять массовую слежку за целыми странами.
Основой для развернутых программ слежения АНБ послужили Поправки к закону «О контроле деятельности служб внешней разведки» 2008 года. Они были поддержаны двумя партиями Конгресса США во времена правления президента Буша вслед за скандалом о незаконном прослушивании со стороны Агентства национальной безопасности, результатом которого стала легализация главных положений незаконной бушевской программы. Когда эта скандальная история выплыла на поверхность, оказалось, что Буш втайне наделил АНБ правом прослушивать разговоры американских и других граждан в Соединенных Штатах, оправдывая это необходимостью выявлять террористическую активность. Эти поправки имели юридическое преимущество перед требованием закона о получении разрешения суда, необходимого для проведения прослушивания внутри страны, и вследствие этого по меньшей мере тысячи граждан в Соединенных Штатах подверглись тайной слежке.
Несмотря на протесты по поводу незаконности данной программы, Суд FISA в 2008 году не положил конец этой схеме, а юридически закрепил определенные ее части. Закон основывается на различии между понятиями «лица в США» (американские граждане и все те, кто на законных основаниях пребывает на территории Соединенных Штатов) и все остальные. Чтобы непосредственно следить за телефонными переговорами и электронной перепиской лиц в США, АНБ действительно должна получить индивидуальное разрешение Суда FISA.
Что же касается «остальных», где бы они ни находились, не требуется никаких индивидуальных разрешений и постановлений, даже если эти лица ведут переписку или переговоры с лицами в США. Согласно разделу 702 Закона 2008 года, АНБ должна лишь раз в год представлять в Суд FISA общие сведения о целях на текущий год – основной критерий заключается в том, что программа слежки должна способствовать «законному сбору разведсведений за рубежом» – а затем агентство получает общее разрешение на осуществление слежки. Резолюция Суда на этих документах, по сути, разрешила АНБ осуществлять слежку за любыми иностранными гражданами и требовать от телекоммуникационных и интернет-компаний предоставления доступа ко всем переговорам всех без исключения неамериканцев, в том числе и тех, кто общался с «лицами в США» через чаты Facebook, почтовые службы Yahoo!, поисковые системы Google.
Агентство не было обязано ни представлять в суде доказательства того, что человек в чем-то подозревается, ни отфильтровывать резидентов США, за которыми в результате также осуществлялась слежка.
Однако первым делом редакция Guardian должна была поставить правительство в известность о нашем намерении опубликовать материалы по PRISM. И снова мы обозначили для него крайним сроком конец текущего дня по нью-йоркскому времени. Таким образом, у чиновников был целый день для ответа, и мы лишали их оснований для неизбежных в противном случае жалоб на недостаток времени. Однако не менее важным было получить комментарии интернет-компаний, которые, согласно документам АНБ, предоставили Агентству в рамках PRISM прямой доступ к своим серверам: Facebook, Google, Apple, YouTube, Skype и всех остальных.
Впереди опять были долгие часы ожидания, и я вернулся в номер Сноудена, который вместе с Лорой прорабатывал различные вопросы. Перейдя важную черту – опубликовав первое разоблачение, Сноуден проявлял большее внимание к своей безопасности. Когда я вошел, он подложил под дверь дополнительные подушки. Иногда, собираясь показать мне что-то на своем компьютере, он накрывался с головой, чтобы скрытые камеры, возможно, закрепленные на потолке, не могли зафиксировать, как он вводит пароли.
Зазвонил телефон, и мы замерли: кто бы это мог быть? Сноуден снял трубку очень неуверенно и не сразу: выяснилось, что персонал отеля, видя табличку «Не беспокоить» на двери его номера, спрашивал, не желает ли он, чтобы номер убрали.
«Нет, спасибо», – коротко отозвался он.
Напряжение чувствовалось уже тогда, когда мы впервые встретились в номере Сноудена; теперь же, после того как мы начали публиковать материалы, оно только нарастало. Мы не знали, сумело ли АНБ установить источник утечки. Если да, удалось ли им выяснить, где находится Сноуден. Знали ли об этом агенты Гонконга или китайцы? В любой момент в номер Сноудена могли постучать и положить мгновенный и неприятный конец нашей общей работе. Фоном работал телевизор, и казалось, что в нем кто-то без перерыва упоминает АНБ. После появления статьи о Verizon новостные программы заговорили об этой истории как о чем-то большем, чем о «неизбирательном массовом сборе сведений», «записи локальных телефонных переговоров», нарушениях в сфере «осуществления надзора». Мы обсуждали наши новые статьи и вместе с Лорой наблюдали за реакцией Сноудена на тот ажиотаж, причиной которого был он сам.
В два часа ночи по гонконгскому времени, когда статья о PRISM вот-вот должна была быть напечатана, со мной связалась Джанин.
«Произошло нечто странное, – рассказала она. – Технологические компании с негодованием отрицают то, что есть в документах АНБ. Они говорят, что ничего не слышали о PRISM».
Мы принялись находить различные объяснения для такого поведения. Может быть, в документах АНБ возможности компаний были преувеличены. Может быть, компании давали ложную информацию или же люди, выступавшие от их имени, не имели представления о договоренностях своих организаций с АНБ. Могло быть и так, что само название «PRISM» было внутренним кодовым названием программы, неизвестным компаниям.
Какими бы ни были причины, но нам пришлось переписывать статью, не только чтобы упомянуть в ней о непризнании своего участия телекоммуникационными компаниями, но и для того, чтобы перенести фокус внимания на странное несовпадение между документами АНБ и заявлениями компаний.
«Давайте не будем сосредоточиваться на том, кто из них говорит правду. Просто обозначим несогласованность, и пусть они ответят на это публично, – предложил я. – Мы хотели, чтобы эта история подняла в обществе открытую дискуссию об обязательствах интернет-индустрии перед пользователями; если версия этих компаний придет в противоречие с документами АНБ, они должны будут объясниться перед всем миром».
Джанин согласилась, и через два часа прислала мне новый вариант истории о PRISM под заголовком:
«Программа PRISM АНБ открывает доступ к пользовательским данным Apple, Google и других компаний».
– Сверхсекретная программа PRISM предусматривает прямой доступ к серверам компаний, среди которых Google, Apple и Facebook.
– Компании утверждают, что ничего не знали о программе, действовавшей с 2007 года.
После нескольких выдержек из документов АНБ, характеризовавших PRISM, в статье сообщалось: «Несмотря на то что в представленном документе говорится, что программа осуществляется при содействии этих компаний, все компании, ответившие на просьбу Guardian прокомментировать ситуацию, отрицают, что что-либо знали о подобных программах». Мне статья понравилась, и Джанин пообещала опубликовать ее в течение получаса. Пребывая в нетерпеливом ожидании, я услышал сигнал, оповещавший о сообщении в чате. Оно было от Джанин, но в нем было не то, что я ожидал увидеть.
«Washington Post только что опубликовала свою статью о PRISM», – сообщила она.
Как? Почему, хотел я понять, Washington Post изменила график и поспешила отправить статью в печать на три дня раньше намеченных сроков? Лора быстро выяснила у Бартона Геллмана, что Post узнала о наших намерениях после того, как официальные лица утром встречались с представителями Guardian по поводу PRISM. Одно из этих лиц, зная что Washington Post работает над аналогичной историей, сообщило ее редакции о нашей статье, посвященной PRISM. Чтобы мы их не обошли, они быстро изменили график.
