Медь самородную добывали, зверя, птицу ловили, собирали мед диких пчел — тем и питались… Золотой век. Вот они-то и ушли отсюда и все свои богатства закрыли в Азов-горе. Срок не указан, но указаны условия, после выполнения которых гора откроется, и одно из таких условий — падение власти денег. Скорой разгадки не предвидится: «Денежка похуже барской плетки народ гонит. И чем дальше, тем ровно больше силу берет». Но богатство в горе не иссякает, и девушка не стареет.
Любое текстовое событие имеет время и место: «На холмах Грузии лежит ночная мгла…», «Давным-давно в одной деревне (или в некотором царстве) жил (или жила)…», «Не было ни человека, ни животного, ни птиц, рыб, крабов, деревьев, камней, пещер, ущелий, трав, не было лесов; существовало только небо».
В космологических мифах время события указано, можно сказать, на часах небесных: известно, что в результате прецессионного движения оси Земли положение звезд на небе медленно меняется. Здесь информация о времени, например в мифах инков или майя, — имеет первостепенное значение: они рассказывают о мировых крушениях дальних времен и предупреждают о крушениях грядущих.
Серьезная наука астрономия полагает такой (с учетом прецессионного движения) способ времяисчисления совершенно состоятельным.
Бажов время действия указывает не всегда: только в том случае, когда это время другой жизни (время старых людей, время Ермака), события XVIII и XIX веков он сводит и разводит достаточна свободно — это одна и та же жизнь. Камень, Гора, Пещера и Хозяйка времени — в нашем понимании — не знают, но именно они являются ведущими персонажами и двигательной силой сюжета, так что наши «земельные дела» приобретают иное, более пространное значение.
Место же действия всегда указано совершенно точно — на Гумешках, на Красной горке, в Косом Броду, на речке Рябиновке, на Азов-гope, и при отсутствии временной координаты оно (место) воспринимается как особое (на все времена или вне времени) и читается однозначно: ЗДЕСЬ.
Организация художественного пространства — главная работа, выполняемая художником. Неожиданность и мощность этого пространства позволяют судить о таланте и доблести создателя. Именно поэтому можно утверждать, что М. Ю. Лермонтов не перевел с немецкого на русский стихотворение Гете, но написал свое, ибо уже первая строка Гете «Над горными вершинами покой» оставляет нас в надмирном, олимпийском созерцательном и не смертном холоде, тогда как строка Лермонтова «Горные вершины спят во тьме ночной» — даже при наличии вершин во множественном числе — тяготеет к обжитым долинам, не успевающим остыть к ночи. И обещанный покой у Гете похож на пустынную вечность, а у Лермонтова — на живительный сон, после которого мы все встанем и пойдем жить дальше.
Само собой разумеется, что писатель, размещая своих героев, скажем, в Петербурге (или Бахчисарае), не только понимает, что Северная Пальмира (или ханская столица) не какой-нибудь им же построенный город Н., а самостоятельно, по своим законам живущее пространство, но учитывает и использует мощную магию места, загодя рассчитывает на нее.
Художественное пространство сказов о Хозяйке действительно уникально: оно полностью совпадает с реальным местом, со всеми его тайнами и тьмами. Более того, Бажов постоянно и всемерно подтверждает его (места) подлинность: вводит в текст документальные справки, рассказывающие историю завода, перечисляет его владельцев, говорит о местных жителях и их обычаях; размещает действие на местности, тщательно указывая самые мелкие детали: «В Косом-то Броду, на котором месте школа стоит, пустырь был. Пустополье болыненское, у всех на виду, а не зарились. Нагорье, видишь… А раньше-то, сказывают, тут жилье было. Так стрень-брень избешечка, на два оконца… Огородишко тоже, банешка… Жил тут старатель один. Никита Жабрей прозывался…»
«Пошли раз двое наших заводских траву смотреть. А покосы у них дальние были. За Северушкой где-то…. А оба в горе робили, на Гумешках то есть…. Дошли до Красногорского рудника…»
Названия самые обыкновенные — по сходству и функции — лишенные особой художественной нагрузки и свободные от многоступенчатых ассоциативных связей: Гумешки — от слова «гуменце» — невысокий пологий холм; Мраморское — от слова «мрамор», там его добывали и обрабатывали; Полдневая — от «полдня»; как утверждают местные жители, деревня Полдневая стоит на полднях; полдня прошло, и солнце как раз на главной улице. Полевской — от боевого клича: «В поле войско!»; по нему солдаты выходили в поле прогонять налетевших с юга башкир. Косой Брод — потому что там реку наискось переезжали…
Бажов разом ввел эти названия в наш культурный обиход, и теперь мы помним их так же прочно, как Трою или град Китеж. Теперь они связаны с местом тайной силы, и мы, принявшие их такими, посильно укрепляем народную память. «Память народов знает», — Н. К. Рерих в этом не сомневался. Разумеется, характер места, сама его суть определяют характер памяти. Тот же Н. К. Рерих вспоминает встречу с одиноким стариком в оставленной полуразрушенной деревне: «Все ушли. Они нашли более подходящее место для своего обитания. Они были сильными и предприимчивыми. Нечто новое привлекло их. Но я знал, что ничего нового не существует на земле, и я не пожелал менять место моей смерти» (Н. К. Рерих. «Подземные жители»).
Бажовские герои умирают там, где живут — в Полевском и Мраморском, но, в отличие от встреченного Рерихом старика, они живут на месте силы, и оно связано не со смертью, а с жизнью, уходящей далеко в прошлое и в будущее.
У П. П. Бажова местный человек — не просто проживающий в этом месте, но являющийся естественной его (места) частью. Уже в силу технологических причин рудничные и заводские рабочие составляют часть рудника и завода, то есть Горы и Камня. Они связаны с ними еще и памятью, и верой в тайную силу, к которой в разной мере причастны.
Бажовские герои никуда со своих мест не уходят: они здесь сильны и предприимчивы, они на своем месте и при своем деле.
Значит место: камень, гора, вход, старые люди, тайная сила, тайное время; женщина, владычица, хозяйка, но не мать, не прародительница, дева; дева в горе, ждущая своего срока; граница времени и миров.
Такая настойчивость в обозначении места никак не может быть случайной. Ясно, что в «Дорогом имечке» главное не кучи хризолитов, не золотые штабеля, а гора, место. И Соликамский парень, тот, что с тайной силой знался, после смерти своей охраняет именно место: он еще перед смертью сказал, что уйти ему отсюда нельзя. «Почему нельзя, этого не сказал». «Охотников в ту пещеру пробраться много было. Всяко старались. Штольни били — не вышло толку. Даже диомит, слышь-ка, не берет… — видно, крепкое заклятье на дело положено. Пока час не придет, не откроется Азов-гора».
Сегодня бажовскими местами занята не только молва. Цитирую по книге В. В. Соболева «Древние пророчества от времен Атлантиды до Апокалипсиса Нострадамуса», (Челябинск, 1997): «В ближайшее время туда никто не сможет проникнуть, вход в этот город откроется только тогда, когда придет срок. Что там найдут ученые-археологи? Они найдут колоссальную духовную библиотеку. Все, что наша культура создала, покажется ничем, по сравнению с ней. Эта подземная библиотека не единственная на Урале. Их приблизительно десять…»
Понятно, что лежат там не книги, не рукописи, но удивительные приборы, монолитные кристаллы…
Сегодня в могуществе кристаллов никто уже не сомневается, но, похоже, нас ждут новые откровения. Недавно волгоградский профессор В. М. Соболев, академик РАЕН, лауреат Ленинской и Государственной премий, доктор технических наук, более 30 лет занимающийся серьезнейшими проектами, как то установки «Тополь» и «СС-20», объявил об открытии таинственного вещества, в сущности неиссякаемого источника энергии. Открытие дает возможность отказаться от многих затратных технологий, сохранить живую природу и принести человечеству полное процвета ние… Понятно, что научная общественность страны встретила открытие волгоградских ученых достаточно настороженно — вечные двигатели изобретают постоянно! — но все же интересно, что замечательное вещество представляет собой кристаллы, внешне похожие на крупный кварцевый песок.
«Древние пророчества…» разошлись быстро. Если появится второе издание, раскупят и его. Правда, теперь при нашей Российской академии наук организован комитет, призванный бороться с вредоносными ненаучными измышлениями. Возможно, со временем нам разъяснят, что книга Соболева, как и многие другие, недостаточна серьезна.
Но что делать с молвой, с бывальщинами, которые не стареют и количество которых не уменьшается? За несколько часов, проведенных возле Азов-горы с целью уточнения маршрута школьной экскурсии в августе 2000 года, меня дважды предупредили о том, что гора пускает не всех и не всем показывается; на автобусной остановке женщина, очевидно, из числа тех, кого гора не пустила, почтительным шепотом рассказывала, что на пути к вершине все время теряла сапоги, что их «само в грязи держит», потому и пришлось вернуться. И уже в Екатеринбурге догнала меня совсем новая (она же и старая) бывальщина: встречают на горе девчушку лет десяти, будто бы отставшую от матери; от людей держится поодаль, молчит, изредка подходит ближе, и тогда видно, что волосы у нее черные, а глаза совсем зеленые, и зовут ее — это понятно — Танюшкой.
